Дочь Афродиты

Эти слова подействовали отрезвляюще и, похоже, переубедили афинян.

— Ура! — стали кричать они.

— Мы выступим навстречу варварам!

— Вперед, нам нечего бояться! — в восторге призывал какой-то старик.

— Разрешите мне продолжить! — сказал Аристид. — Мы победили варваров в таком месте, где они не могли использовать свое численное превосходство. А в борьбе один на один мы сумели доказать, что наши воины храбрее. Этой тактике персы и сейчас ничего не могут противопоставить. Поэтому не бойтесь, будьте мужественны и молите Зевса, чтобы он помог нам обратить врага в бегство.

— Мы победим!

— Аристид — наш вождь!

— Долой варварское отродье!

Афиняне, которые только что плакали и дрожали, вдруг почувствовали себя сильными, словно фракийские медведи. Фемистокл слушал, как ликует народ. Он знал, что греки обожают идолов, что они побегут за каждым, кто даст им достаточно обещаний. Наступил момент истины. Что мог противопоставить он, Фемистокл? Аристид перечеркнул его планы разбить варваров на море. Теперь эллины пойдут за Аристидом. Значит, все приготовления были напрасны и он, Фемистокл, проиграл?

Высокий прыжок — и полководец уже на трибуне. Он поднял руки и попытался успокоить афинян.

— Послушайте, что я вам скажу! — громко крикнул Фемистокл, так что от скалы Пникс отразилось эхо. Сразу же воцарилась тишина. Все понимали, что сейчас он попытается опорочить планы своего соперника. Но что он может противопоставить?

Оратор скрестил руки на груди и иронически улыбнулся.

— Какие же вы доверчивые, граждане Афин! Стоит только кому-то выступить перед вами и сказать, что он одолеет персов, как вы уже ликуете, будто одержали победу. Для чего, спрашиваю я вас, боги дали вам мудрость и осмотрительность, если вы ведете себя так же, как и дикие орды варваров с равнин Азии? Аристид, конечно, прав, когда он говорит, что мы должны противопоставить численному перевесу персов нашу храбрость. И я не сомневаюсь, что каждый из вас мужественнее, чем полководец варваров. Но неужели вы всерьез верите, что персы дадут одурачить себя еще раз? Разве мы сумеем во второй раз заманить их на равнину Марафона, где они не смогут использовать конницу и мощный флот? Варвары глупы в общей массе, но их вожди не менее хитры, чем мы. Их не заведешь снова в ловушку.

Среди присутствующих прокатился ропот.

— Он говорит правду! — крикнул седовласый старик. С ним согласился толстый солидный купец:

— Сын Неокла говорит более обдуманно, чем Аристид!

Сразу же начался бурный спор. Образовалось две группы.

Одни считали, что Фемистокл оскорбил их своей речью, и поэтому предпочитали Аристида. Другим аргументы Фемистокла казались более разумными. Но все согласились выслушать ораторов.

— Варвары, — продолжил Фемистокл, — сделали обмеры нашего нового флота. Вы сами это слышали. Значит, они его боятся и поэтому приложат все усилия, чтобы разбить наши корабли. Еще никто не наносил персам поражения на море. Это означает, что великий царь Ксеркс полагается на свое превосходство на море. К сухопутным же войскам в результате последнего поражения он относится со злостью и недоверием. Сообщения, которые принес Эякид из Милета, подтверждают это: Ксеркс увеличил сухопутные силы до таких размеров, что им не сможет противостоять ни одна армия на свете. Потому что на смену каждому убитому варвару встанут десять резервистов.

— Что ты предлагаешь? Что нам делать? — крикнул старик, и все снова начали спорить.

— Большинство наших мужчин должны сесть на корабли. Остальные вместе с нашими союзниками составят сухопутные войска. Женщинам и детям придется как можно быстрее покинуть город. Мы отправим их куда-нибудь на Пелопоннес, где они будут в безопасности от азиатских орд. В Афинах, когда туда войдут варвары, должно быть пусто, как после чумы. Только это дает небольшую надежду, что город не будет разрушен врагом, поскольку ненависть великого царя направлена прежде всего против нас, жителей Афин. Он никогда не забудет, что именно мы нанесли персам первое поражение. И Ксеркс, который знаменит своей жестокостью, убьет любого афинянина, встретившегося на его пути!

Отдать Афины врагам? Такого предложения никто не ожидал. Мужчины растерянно переглядывались. Некоторые думали о предательстве, другие соглашались с оратором. Но никто не отважился выразить свое отношение к планам обоих полководцев.

Внезапно Анакреон, вечно пьяный сочинитель любовных песенок, собрался с духом, с трудом влез на трибуну и произнес заплетающимся языком:

— Что за черное облако окутало вас, мужи? Ведь еще не исчез сладкий запах праздничных жертв. Благословенные боги готовы помочь нам нести бремя любой борьбы. Еще есть вино, способное подкрепить силы уставшего мужчины. Откуда же ваша скорбь? Ведь пока ни один варвар не ступил на землю Эллады. Два испытанных в боях мужа из ваших рядов изложили сейчас свои планы насчет того, как встретить варваров. Один из них мудр, как наши отцы. Другой хитер, как страдалец Одиссей. Поэтому действительно нелегко принять решение. Послушайте мой совет. Отбросьте в сторону пагубное недоверие и принесите в жертву знаменитому лучнику Аполлону гекатомбу[50] белых маленьких ягнят. Пусть он сообщит через оракула, что делать грекам.

— Устами пьяницы говорят мудрый громовержец и его прекрасная дочь Афина Паллада, — заключил Аристид, одобрив этот совет. Фемистокл тоже согласился спросить дельфийского оракула. Пусть боги решат.

Дафна приняла Фемистокла в тонком белом хитоне, сквозь который обрисовывались нежные округлости ее тела. Казалось, что ее овевает вечерний ветерок, как он овевает магнолии на склонах Акрополя. Неловко, словно эфеб, который вышел из дому без своего наставника, полководец вручил гетере розовую ветвь олеандра.

— Чернобородый торговец вернулся, — сразу же сообщил Фемистокл.

Дафна смотрела на него в ожидании.

— Нет, он не привез никакого известия от твоего отца, — продолжил он. — Варвары поймали его и избили до полусмерти.

Гетера закрыла лицо руками.

— Это была моя последняя надежда. Я вообще сомневаюсь, что он говорил правду, уверяя меня, будто видел моего отца.

— Твои сомнения, — ответил Фемистокл, — необоснованны. Откуда чернобородый мог знать подробности твоей жизни? Я допускаю, что слава о твоей красоте достигла берегов Ионии, но история твоего отца навряд ли была известна Эякиду. И потом, какую выгоду он мог извлечь, утверждая, что твой отец жив?

— Я отправлю послов на корабле в Магнезию. Они внесут ясность! — твердо заявила гетера.

Фемистокл вытащил амулет, положил его на белый мраморный стол и покачал головой.

— Только не сейчас, Дафна, не сейчас!

— Но почему?

— Варвары на подходе к Греции. Чернобородый торговец принес эту новость.

Дафна испуганно замолчала. Ей понадобилось некоторое время, чтобы осознать смысл этого страшного известия. Персы выследят беглую пленницу и будут преследовать ее. Тем более что она была известна в Афинах так же, как памятники тираноборцам. Фемистокл угадал ее мысли.

— Ты должна исчезнуть, — сказал он. — Уезжай в Аркадию или Мессению. Там, в горах, ты будешь в безопасности. Великий царь Ксеркс будет жестоко мстить, поверь мне! — В его словах звучала мольба.

— Ты заботишься обо мне? — спросила Дафна с наигранным удивлением. — Где стоят варвары?

— Перед Милетом. Может, им понадобится целое лето, а может, они переправятся через Геллеспонт и будут здесь через пару недель. Их флоту достаточно пяти дней, чтобы пересечь Эгейское море. Я посоветовал народному собранию отправить женщин и детей в Пелопоннес. Но эти дураки хотят сначала спросить оракула.

— Пусть спросят, — сказала Дафна. — Олимпийские боги не допустят, чтобы персы проникли в нашу страну, прежде чем они выскажут свою священную волю. А если дельфийская пифия отклонит твой план?

— Тогда Аристид выступит навстречу варварам с нашим маленьким войском!

50

Гекатомба (от греч. hekaton — сто и bus — бык) — в Др. Греции жертвоприношение, первоначально состоявшее из ста быков; впоследствии — всякое значительное общественное жертвоприношение.