Страница 7 из 24
2.
Когда луна окончательно спряталась, уступив небосвод ярким тропическим звездам, холм у тела связанного туземного вождя дрогнул.
– Я пришел, мастер. Связанный пленник заворочался, открыл глаза.
– Ты опоздал.
– Всего лишь на пару часов.
– Ты опоздал на мою жизнь, друг. Невидимый голос закашлялся.
– Это плащ капилара. Он скроет тебя от чужих глаз… Ты выберешься, а я выскочу следом. Пленник покачал головой.
– Нет. Поздно… Я слишком слаб. Не то, что до леса, до соседнего шатра не дойду. А вдвоем мы будем слишком заметны. Да и плащ – последний. Он слишком ценен, чтобы рисковать ради того, кто уже переступил порог.
Длинная речь утомила связанного. Он захрипел, но сумел отдышаться и продолжил:
– Мне пропели песню мертвых. Я не проживу и двух суток. Прирученные думали, что я умираю. Все остатки сил этой оболочки они пустили на то, чтобы я смог протянуть еще пару дней.
– Но ты выглядишь отлично… Мы выходим тебя.
– Нет… Один ты вернешься, вдвоем мы умрем. Ночной визитер замолк. Пленник смотрел на звезды, потом повернулся к товарищу:
– Что ты слышал у шатра прирученных?
– Да я же сразу к те… Хрипение должно было изобразить смех.
– Этот холмик полз ко мне от их палатки почти час. Я думал, что ты никогда не доберешься. Голос дрогнул.
– Я… Они собираются вернуться за свежими силами. Привести еще тысячу воинов. И искать город, пока не найдут. Пленник сморщился от боли:
– Плохо. За неделю мы не сможем уйти далеко, даже если бросим здесь все, что имеем.
– Нас догонят?
– Нас уничтожат… Они молчали. Первым заговорил пленник.
– Придется выдумывать. А нынче это так не просто… – он наморщил лоб. – Слушай!
Моксо попробовал повернуться на бок, чтобы оказаться лицом к собеседнику, но лишь недовольно застонал.
– Когда я был молод и жил за бездной соленой воды в старой доброй Парванакре, то там местные смертные часто охотились. Охотились на диких прародителей наших, обезьян. Крестьяне ставили у края леса кувшин со вкусными бананами. Глупые обезьяны засовывали внутрь руку и, не желая отпускать добычу, становились рабами посуды. Понимаешь? Собеседник недовольно сопел. Суть рассказа от него пока ускользала.
– К чему ты поведал мне историю своего детства? Живой Бог зашептал быстрее:
– Я заставлю их засунуть руку, а от тебя, Кору, будет зависеть, чтобы рука так и осталась в наших болотах, – он закашлялся. – И еще… Слушай меня, Кору, что вы будете делать дальше.
3.
– Зачем нам это надо?
– Я дам столько золота, сколько вешу сам. Дон Хуан ухмыльнулся:
– Мы заберем ВСЕ твое золото, Моксо, сколько бы его не было… За десять дней корабль обернется. Полторы тысячи воинов пойдут по следу беглецов, что убежали отсюда. Мы найдем оставшихся, найдем капище, найдем Маноа, последний город отступников, город из золота, столицу твоего царства. Пленник обреченно склонил голову и прошептал:
– Что получишь с этого ты, прирученный? Монахи нахмурились:
– Дерзишь?
Но губернатор милостиво кивнул, показывая, что разрешает связанному говорить. Белокожий поднял взгляд:
– Объедки со стола? Похвалу Хозяина? Немного…
Глаза испанцев сузились в опасные щелочки, не сулящие собеседнику ничего хорошего.
– Еще мы получим головы твоего народа, золото его и… Моксо растянул губы в непослушную улыбку:
– Золото уйдет Перворожденным.
– Не все!
– Большая часть. Конкистадор нервно вскочил с походного кресла и подбежал к пленнику:
– Ты все равно укажешь путь, – он повернулся к монахам. – Приступайте!
Те переглянулись и двинулись к распростертому на столе телу захваченного отступника.
– Погодите! Я дам вам лучшую цель. Де Леон жестом остановил монахов.
– Какую же?
– Вечность!
Миссионеры недовольно переглянулись и начали обходить замершего губернатора. Тот был всецело занят пленником.
– Я правильно понял тебя, макеро? У вас остался инициатор?
– Гак! Последний гак, установка посвящения, вывезенная из Атланора. Пропуск в вечность для тебя, воин! Тебе ведь обещали посвящение в случае успеха? Что? Не обещали? Значит, ты сам станешь хозяином своим годам. Монахи зашипели:
– Мы готовы…
Глаза дона Хуана разгорелись подобно уголькам в печи. Он вперил взгляд в полотно шатра, прикидывая, что делать дальше.
– Мы можем начинать, – повторил молодой миссионер.
– ВОН!!! – рапира вылетела из ножен и обрушилась на край стола, отрубив толстую столешницу. Монахи подпрыгнули на месте и бросились наружу.
Губернатор оскалил зубы, шумно дыша от возбуждения, присел, навалившись грудью на край стола. Его глаза все также лихорадочно блестели:
– Где она? Что ты хочешь?
– Ты дашь клятву на крови. И нарушить ее уже не сможешь, как и я не смогу нарушить свою.
– Ты выдашь мне гак?
– Если ты не тронешь мой народ до конца года. Не тронешь сам, не пошлешь солдат или наемников.
– Я согласен… А ты отдашь мне гак.
– Ты сам заберешь его – я лишь укажу путь. Там не будет охраны, но надо набрать правильный код, чтобы дверь открылась. Я дам тебе код. Испанец отдернул руку.
– Обманешь! Моксо заскрежетал зубами. Силы его были на исходе.
– Гак там! Инициатор там! Ты получишь все через два дня, если поторопишься.
Губернатор рассек ладонь клинком рапиры, то же проделал с рукой пленника.
– Говори…
Под пологом шатра зазвучали слова древней клятвы. И крепче этих слов еще не было выдумано в Ойкумене. Ибо произносивший клятву с целью обмана терял свою кровь тут же, а тот, кто не выполнял ее, умирал погодя.
4.
Моксо дожил до утра и умер не сразу после клятвы, а лишь тогда, когда его жизненные силы исчерпали себя. Значит, он действительно намеревался передать свои сокровища в руки захватчиков… Де Леон повел свой отряд в чащобу джунглей.
Солдаты брели по колено в болоте, изредка проваливаясь по пояс. Лошади недовольно ржали, боевые псы поджимали обрубки хвостов. Но до капища дошли все.
День конкистадор ликовал, а солдаты пили. В храме чужих богов нашлось и золото для рядовых и установка для командира. Двое монахов, способных наложить руку на такую добычу, уже вечером упокоились в тине ближайшей канавы – у де Леона хватало верных людей и не было желания отдавать полученное. А на второй день на них напали.
Сотни полуголых туземцев изменили тактику. Рои стрел вылетали из окруживших отряд зарослей, обрушиваясь на головы, спины, плечи людей. Охотничьи легкие стрелы не могли пробить добрые кастильские доспехи, щиты из дуба и стальные морионы и бургиньоты, но они царапали руки, пробивали стопы, калечили лошадей.
Залпы аркебузиров по стене джунглей не остановили досаждающий европейцам поток. Чтобы пройти к побережью отряду понадобилось не двое, а четверо суток.
Уже в первый день те, кого задели стрелы варваров, начали жаловаться на зуд и жжение в местах порезов. Затем раны быстро чернели, тела несчастных охватывала лихорадка, они падали и умирали. Лошади полегли все. Костяные наконечники оказались обильно смазаны каким-то ядом.
Испанцы теснее сгрудились вокруг своего предводителя, также получившего несколько порезов, но еще живого.
К концу третьего дня из десятка носильщиков, отряженных на доставку гака, в живых осталось только трое. Тяжелая установка полетела в трясину, следом последовало все то, что, по мнению солдат, не заслуживало внимания: инициатор, таблицы настоек, короба подзарядок. Конкистадоры упорно волокли лишь золото и вождя. До корабля дошли чуть больше полусотни.
На пути в Пуэрто-Рико раненый губернатор очнулся и потребовал к себе захваченную установку. Когда же узнал, что она осталась в джунглях, долго бесновался, а затем… разразился коротким смехом… предсмертным хохотом обманутого.
Сил на то, чтобы второй раз добыть «купель вечной молодости», у поселенцев не осталось. А вытребовать их с материка стало некому.