Страница 101 из 119
Искусство, по мысли писателя, должно быть свободно от политики, так как борьба – это тоже форма зависимости. Полная независимость достигается тогда, когда поэт существует вне политики, как будто забывая о ней. Проза С. Д. Довлатова поражает изяществом сверхкороткой формы рассказа, бытовой зарисовки, доходящей до анекдота и афоризма. Писатель в своем творчестве сумел переплести абсурдное и смешное, трагическое и комическое, иронию и юмор. Рассказы предельно лаконичны, автор обращает внимание читателя на детали, использует живую разговорную речь, интонацию. Каждое предложение, высказывание, слово С. Д. Довлатов доводил до абсолютной ясности и простоты, что являлось результатом тщательной, кропотливой работы, но давало ощущение легкости и естественности. Писателя раздражало, даже если два слова подряд начинались на одну букву. Если он обнаруживал такой «дефект», то тут же его исправлял, в итоге слова у него в предложении никогда не начинаются на одну и ту же букву. Он переписывал абсолютно все свои произведения по многу раз, пока не добивался результата, который его удовлетворял.
Абсурд, ставший нормой
Мир, охваченный жестокостью, абсурдом и насилием, раскрывается читателю в «Зоне» (19641982), представляющей записки тюремного надзирателя Алиханова. Сам писатель служил в армии в системе охраны исправительно-трудовых лагерей. Но, говоря о тюрьме, он рассказывал прежде всего о тех, кто пытается остаться людьми в любых условиях.
Зона для писателя – модель мира, государства, человеческих отношений. В замкнутом пространстве лагеря обычные для человека и жизни в целом проблемы и противоречия невероятно сгущаются. С. Д. Довлатов воссоздает единый бездушный мир по обе стороны колючей проволоки. А надзиратель, в понимании автора, такая же жертва обстоятельств, как и заключенный. В противовес идейным моделям «каторжник-страдалец, охранник-злодей», «полицейский-герой, преступник-исчадие ада» Довлатов вычерчивал уравнивающую шкалу.
«Зона» начала создаваться в момент, когда только что были опубликованы «Колымские рассказы» В. Т. Шаламова и «Один день Ивана Денисовича» А. И. Солженицына, однако акцент у Довлатова сделан не на воспроизведении чудовищных подробностей армейского и зековского быта, а на выявлении обычных жизненных пропорций добра и зла, горя и радости. В замкнутом пространстве Усть-вымского лагпункта концентрируются обычные для человека в целом противоречия.
Норма и безумие – центральные понятия поэтики Довлатова. Разумно упорядоченный мир становится безумным, когда привычные связи между вещами разрываются, «контуры действительности» размываются безумием. Мир оказывается организованным по законам абсурда. Такой мир описывается уже не реалистически, а в соответствии с принципами литературного абсурда.
«Зона» была для С. Д. Довлатова одной из наиболее важных книг. Ее он обдуманно, упорно и педантично выстраивал, объединяя лагерные рассказы в то, что он назвал повестью. Автор говорил, что именно тюрьма сделала его писателем, лагерь стал для него «хождением в народ».
Юмор как инструмент познания жизни
В основе всех произведений Довлатова лежат факты из биографии писателя. «Зона» – записки лагерного надзирателя, которым Довлатов служил в армии. «Компромисс» – история эстонского периода жизни Довлатова, его впечатления от работы журналистом. «Заповедник» – ироничное повествование, основанное на опыте работы экскурсоводом в Пушкинских Горах. «Наши» – семейный эпос Довлатовых. «Чемодан» – воспоминания о ленинградской юности. «Ремесло» – заметки «литературного неудачника». Большинство довлатовских героев имеют прототипы и носят их имена. Но помимо отдельных персонажей, в прозе писателя создан обобщенный образ людей его круга, называемых «мы». Довлатовское поколение не желало жить по законам общества, устроенного абсурдно и бесчеловечно, не желало «в мире призраков соответствовать норме» («Ремесло»). В отношении этих людей понятие «безумие» обретает другой смысл. Несоответствие норме – разновидность неординарности. Сумасшествие – разрушение стереотипов. Такая концепция личности близка к романтической.
Усиливая эффект странности героев, абсурдности их поведения, Довлатов использует гиперболы, вырастающие до гротеска. Его описания подчеркнуто ироничны.
Сборник «Компромисс» (1981) содержит истории эстонского периода жизни писателя, его впечатления от работы журналистом. Писатель показывает изнанку журналистской работы, то, что скрывается за внешним благополучием и оптимизмом газетных репортажей. Журналистские материалы не имеют ничего общего с действительностью, изображенной в комментариях к ним.
Ироничное изображение эмигрантской жизни стало основой сборника рассказов «Иностранка» (1986). «В эмигрантах Довлатова бесило жлобство. Готовый прощать пороки и преступления, Сергей не выносил самодовольства, скупости, мещанского высокомерия, уверенности в абсолютности своих идеалов, презумпции собственной непогрешимости, нетерпимости к чужой жизни, трусливой ограниченности, неумения выйти за унылые пределы бескрылой жизни».[146]
В своей, по признанию критиков, лучшей книге – «Заповеднике» (1983) – писатель воссоздает почти сказочный сюжет: поиски настоящего Пушкина, обретая которого писатель, переживающий тяжелый творческий и жизненный кризис, как будто «примеряет на себя пушкинский миф» (А. А. Генис). Постепенно накапливаются совпадения: свою жизнь в Заповеднике писатель выстраивает по образцу Болдинской осени. В этом контексте «Заповедник» воспринимается как роман испытания. В финале писатель оказывается способным видеть мир как единое целое, где «все происходило одновременно» и все совершалось на его глазах…
Виртуозный мастер, удивительный человек Сергей Довлатов оказался лишним, ненужным в советской культуре. Сейчас очевидно, что это один из крупнейших писателей XX в., достойно продолжающий великую литературную традицию. В 2007 г., 3 сентября в день рождения писателя, в Санкт-Петербурге на ул. Рубинштейна, 23, где Довлатов прожил 30 лет, была открыта мемориальная доска в его честь.
«Необходимость» романа
Обретения и утраты
Интерес к жизни человека, его поступкам на фоне исторических событий порождает актуализацию жанра романа. Любой роман стремится к постановке наиболее острых и в тоже время вечных вопросов бытия. Идеология романа утверждает себя на многих уровнях: через автора, через рассказчика, через переплетение сюжетных линий, через полифонию (М. М. Бахтин), то есть равноправное многоголосие действующих лиц.
Жаркие споры 1920-х гг. о «смерти» романа как жанра возникли из новой пролеткультовской идеологии, доказывающей, что личность никому не интересна, а следовательно, и история ее жизни и душевного становления тоже не нужна. О. Э. Мандельштам в статье «Конец романа» (1922) писал о том, что влияние и сила романа падают вместе со значением личности в истории. Еще раз вопрос о необходимости романа как жанра возник в 1960-е гг., но время идет, а роман продолжает существовать.
Конечно, сложившаяся классическая романная форма в XX в. претерпевает существенные изменения, формируются новые принципы построения фабулы, сюжета, повествования и композиции, происходит пересмотр традиционных представлений о литературном характере. В начале века складываются внутрижанровые разновидности: экстенсивная и интенсивная композиции романа. Экстенсивная композиция расширяет художественное пространство, время, увеличивает круг персонажей, движение сюжета основывается на событиях, органично вписанных в ход исторического времени. Сокращение количества действующих лиц, построение сюжета на решении личных проблем, с движением внутреннего мира героя характерно для интенсивной композиции.
146
Генис А. А. Довлатов и окрестности. – М., 2001. – С. 223-224.