Страница 159 из 181
И Донован, и судья, приговоривший Абеля к тридцати годам тюремного заключения, оказались людьми дальновидными.
Самым трудным в тюрьме для него был запрет на переписку с семьёй. Её разрешили (при условии строгой цензуры) лишь после личного свидания Абеля с шефом ЦРУ Алленом Даллесом, который, попрощавшись с Абелем и обращаясь к адвокату Доновану, мечтательно сказал: «Я хотел бы, чтобы мы имели трёх-четырёх таких людей, как Абель, в Москве».
Началась борьба за освобождение Абеля. В Дрездене сотрудники разведки нашли женщину, якобы родственницу Абеля, и на адрес этой фрау Марк начал писать из тюрьмы, но внезапно, без объяснения причин, американцы в переписке отказали. Тогда в дело вступил «двоюродный брат Р.И. Абеля», некий Ю. Дривс, мелкий служащий, проживавший в ГДР. Его роль исполнял молодой тогда сотрудник внешней разведки, Ю.И. Дроздов, будущий руководитель нелегальной разведки. Кропотливая работа шла несколько лет. Дривс переписывался с Донованом через адвоката в Восточном Берлине, переписывались члены семьи Абеля. Американцы вели себя очень осторожно, проверяли адреса «родственника» и адвоката. Во всяком случае, не спешили.
События стали развёртываться более ускоренным темпом лишь после 1 мая 1960 года, когда в районе Свердловска был сбит американский разведывательный самолёт У-2 и захвачен его пилот Фрэнсис Гарри Пауэрс.
В ответ на обвинение СССР в том, что США осуществляет шпионские действия, президент Эйзенхауэр предложил русским вспомнить дело Абеля. Газета «Нью-Йорк дейли ньюс» в своей редакционной статье первой предложила обменять Абеля на Пауэрса.
Таким образом, фамилия Абеля вновь оказалась в центре внимания. На Эйзенхауэра давили и семья Пауэрса, и общественное мнение. Активизировались адвокаты. В результате стороны пришли к соглашению.
10 февраля 1962 года к мосту Глинике, на границе между Западным Берлином и Потсдамом, с двух сторон подъехали несколько машин. Из американской вышел Абель, из советской Пауэрс. Они направились навстречу друг другу, на секунду остановились, обменявшись взглядами и быстрыми шагами пошли к своим машинам.
Очевидцы вспоминают, что Пауэрса передали американцам в хорошем пальто, зимней пыжиковой шапке, физически крепким, здоровым. Абель же оказался в серо-зелёном тюремном балахоне и кепочке, и, по словам Донована, «выглядел худым, усталым и сильно постаревшим».
Через час Абель встретился в Берлине с женой и дочерью, а на следующее утро счастливая семья улетела в Москву.
Последние годы жизни Вильям Генрихович Фишер, он же Рудольф Иванович Абель, он же «Марк», работал во внешней разведке. Один раз снялся в кино со вступительным словом к фильму «Мёртвый сезон». Выезжал в ГДР, Румынию, Венгрию. Часто выступал перед молодыми работниками, занимался их подготовкой, инструктажем.
Он умер в возрасте шестидесяти восьми лет в 1971 году.
О его похоронах дочь Эвелина рассказывала журналисту Н. Долгополову: «Это был такой скандал, когда решалось, где папу похоронить. Если на Новодевичьем кладбище, то только как Абеля. Мама отрезала: „Нет!“ Я тут тоже выступала. И мы настояли на том, чтобы папа был похоронен под своим именем на Донском кладбище… Я полагаю, что именем Вильяма Генриховича Фишера всегда могу гордиться».
1 мая 1960 года. В Москве первомайская демонстрация. На трибуне Мавзолея — Никита Сергеевич Хрущёв. У него непривычно хмурое лицо. Стоящие справа от него маршалы и генералы о чём-то озабоченно шепчутся. И вдруг кто-то подходит к Хрущёву, что-то говорит ему на ухо. И тут всё меняется. Никита Сергеевич расплывается в улыбке, начинает радостно махать рукой людям, идущим в колоннах. Расслабились и генералы…
А дело было в том, что Хрущёву сообщили: «Самолёт сбит!» Речь шла об американском самолёте-разведчике У-2, который пересёк южную границу СССР и летел в сторону Норвегии на высоте более двадцати километров. В районе Свердловска он был сбит. В нашу задачу не входит обсуждать, как это произошло: по официальной версии его сбила ракета, выпущенная дивизионом капитана Н. Воронова, по другой, неофициальной, его сбил лётчик Игорь Ментюков, пилотировавший истребитель-перехватчик Су-9, который в то время именовался Т-3. Пусть в этом разбираются историки и специалисты. Нас же интересуют шпионский самолёт У-2 и его пилот.
Самолёт-разведчик, изготовленный по распоряжению Даллеса, имел необычный вид: всего 15 метров длиной при размахе крыльев 25 метров, причём их поверхность достигла до 56 кв. метров. Это был своего рода гибрид одноместного истребителя и планера. Корпус был покрыт специальной эмалью, затруднявшей обнаружение самолёта радарами. Он был зарегистрирован как гражданский научно-исследовательский, принадлежащий НАСА.
Созданный в 1955 году, У-2 начал систематические разведывательные полёты над советской территорией. Но, летя на высоте двадцать — двадцать два километра, был недосягаем для зенитных ракет. 9 апреля 1960 года один из У-2 безнаказанно пролетел над советской территорией от Норвегии до Ирана, отснял Капустин Яр, Байконур, ещё один ракетный полигон. Но сбить его не смогли.
Новый полёт, назначенный на 1 мая 1960 года, был поручен опытному лётчику, сотруднику ЦРУ Фрэнсису Гэри Пауэрсу. Он родился в штате Кентукки, в семье сапожника, смолоду увлёкся авиацией. Был смелым, находчивым и весьма надёжным пилотом.
1 мая ему предстояло пролететь с аэродрома в Пешаваре (Пакистан) через район Свердловска в Норвегию. Его снабдили, как это было принято, пакетом «для подкупа», в котором находились семь с половиной тысяч рублей, лиры, франки, марки, две пары золотых часов и два женских кольца. Он получил и ещё один, особый предмет — в маленькой коробочке находилась иголка с ядом «на всякий случай».
В 5 часов 56 минут самолёт достиг советской границы, после чего ему было запрещено пользоваться радио. Беззвучно работала фотоаппаратура, действовали автоматы с магнитными лентами. Самолёт пересёк Аральское море, сделал круг над сверхсекретным объектом Челябинск-40 и в 8 часов 55 минут по московскому времени в районе Свердловска был сбит. Ракетой ли, самолётом — в данном случае неважно. Важно то, что когда самолёт стал падать и до земли оставалось около пяти километров, Пауэрсу удалось выброситься из машины. В силу своего устройства оставшийся без пилота У-2 спланировал и совершил посадку, получив при этом повреждения.
Местные колхозники приняли Пауэрса за космонавта и привезли его в воинскую часть капитана Н. Воронова. Там всё стало ясно. В Москву ушёл доклад, и осчастливленный Никита Сергеевич заулыбался на трибуне Мавзолея.
В Вашингтоне, ничего не зная о том, что произошло в действительности, полагали: самолёт уничтожен, лётчик погиб. Подождали пять дней. 5 мая представитель госдепартамента заявил, что самолёт типа У-2, принадлежащий НАСА и проводивший метеорологические исследования вблизи турецко-советской границы, в результате потери пилотом сознания из-за кислородного голодания, сбился с курса и, управляемый автопилотом, залетел в воздушное пространство СССР.
Аналогичное сообщение сделала дирекция НАСА, добавив при этом некоторые «правдоподобные» подробности об устройстве самолёта и выполнявшейся им миссии.
И вдруг, как гром среди ясного неба, сообщение из Москвы: «Советское правительство сделало заявление о том, что пилот сбитого самолёта находится в Москве, дал показания, и что в распоряжении советских властей имеются вещественные доказательства шпионского характера полёта».
«Нью-Йорк таймс» заявила: «Ещё никогда в истории дипломатии американское правительство не попадало в более нелепое положение».
А через неделю была назначена встреча на высшем уровне американского президента и советского премьер-министра.
Госдеп сделал новое заявление: да, мол, самолёт-разведчик летал, так как президент Эйзенхауэр при вступлении на пост дал указание использовать все средства, включая проникновение самолётов в воздушное пространство СССР, для получения информации. Однако теперь эти полёты раз и навсегда прекращаются. «Дядя, я больше не буду!» — так это прозвучало.