Кровавое эхо

Ричер шел на полшага позади Кармен, наблюдая за ней. Она опустила голову и прикрыла глаза, как будто не хотела ничего видеть вокруг себя и не хотела, чтобы ее видели другие. Подол ее платья доходил до коленей, красиво оттеняя их. Двигалась она с изяществом танцовщицы, прямо держала спину и легко переставляла ноги.

В закусочной имелся крошечный вестибюль с автоматом по продаже сигарет и стендом, на котором были вывешены рекламные листки, сообщавшие о продаже недвижимости и выставках оружия, а также новости, касающиеся нефти и проведения родео в окрестных городках. За второй дверью было снова прохладно. Некоторое время Ричер и Кармен постояли, наслаждаясь возможностью забыть о жаре. Сразу за дверью начиналась стойка, усталая официантка сидела боком на табурете. В кухне болтался повар. В отдельных кабинках двое мужчин что-то ели. Все четверо подняли головы и замерли, словно хотели что-то сказать, но решили промолчать.

Ричер посмотрел на всех по очереди, отвернулся и провел Кармен в самую дальнюю кабинку в конце зала. Он уселся за липкий стол с виниловым покрытием и с удовольствием подставил голову струе холодного воздуха из вентилятора в потолке. Кармен устроилась напротив и подняла голову, и Ричер впервые посмотрел ей прямо в лицо.

– Моя дочь совсем на меня не похожа, – сказала она. – Иногда я думаю, что это самая жестокая ирония в том, что со мной происходит. Могучие старые гены Гриров победили мои, это точно.

У нее были невероятно красивые темные глаза, слегка раскосые, с длинными ресницами, и прямой нос, который вместе с бровями образовывал идеальную букву Y. Густые черные волосы, отливавшие синим в тусклом свете закусочной, обрамляли высокие скулы. Маленький ротик с едва заметным следом красной помады, гладкая великолепная кожа цвета слабого чая или темного меда, словно подсвеченная изнутри. На самом деле ее кожа была значительно светлее, чем загорелые руки Ричера, хотя он был белым, а Кармен – нет.

– Итак, на кого похожа Элли? – спросил он.

– На них, – ответила Кармен.

Официантка принесла холодную воду, блокнот и карандаш, задранный нос и высокомерное молчание. Кармен заказала кофе со льдом, а Ричер – горячий и как можно крепче.

– Она нисколько на меня не похожа, – сказала Кармен. – Пухленькая, с розовой кожей и светлыми волосами. Но зато у нее мои глаза.

– Счастливая, – заметил Ричер.

На ее губах промелькнула улыбка.

– Спасибо. И я хочу, чтобы она оставалась счастливой.

Кармен прижала стакан воды к щеке, а потом салфеткой вытерла влагу с лица. Официантка принесла их заказ – кофе со льдом в высоком бокале и кофе Ричера в пластмассовом кувшине. Когда она ставила бокал перед Кармен, часть его содержимого выплеснулась на стол. Она подтолкнула к Ричеру пустую фарфоровую кружку, положила посреди стола чек лицевой стороной вниз и, не произнеся ни единого слова, ушла.

– Вы должны понимать, что когда-то я любила Слупа, – сказала Кармен.

Ричер промолчал, и она посмотрела ему в глаза.

– Вы не любите, когда вам говорят подобные вещи? – спросила она.

Ричер покачал головой, хотя действительно чувствовал себя немного неловко. Одинокие бродяги далеко не всегда готовы с радостью выслушивать признания совершенно незнакомых им людей.

– Вы сказали, чтобы я начала с самого начала, – сказала она.

– Да, сказал, – не стал спорить Ричер.

– Хорошо, пусть будет с самого начала. Когда-то я его любила. Я хочу, чтобы вы это понимали. А еще, что это было совсем не трудно – полюбить его. Высокий, крупный, красивый, он много улыбался, держался легко и непринужденно, я никогда не видела его напряженным. Мы учились и были молоды. Лос-Анджелес такое особенное место, где все кажется возможным и ничто не имеет особого значения.

Она взяла соломку из коробки, стоящей на столе, и вынула ее из упаковки.

– А еще вам необходимо знать, откуда я родом, – продолжала она. – По правде говоря, мой случай нельзя назвать стандартным. Я не была простой мексиканской девушкой, которую волновало, как к ней отнесется белая семья. Меня беспокоило, примет ли моя семья парня гринго. Ужасно беспокоило. Нам принадлежит тысяча акров земли в долине Напа.[7] Мне кажется, мы там жили всегда и всегда были самыми богатыми из всех, кого я знала. И самыми образованными. Искусство, история, музыка. Мы делали пожертвования музеям. На нас работали белые люди. Поэтому я страшно переживала, что скажут мои родные, когда я объявлю им, что хочу выйти замуж за белого парня.

Ричер сделал глоток кофе. Он был несвежим и подогретым, но Ричер решил, что сойдет и так.

– И что они сказали? – спросил он.

– Пришли в ярость. Я считала, что они ведут себя глупо. Теперь понимаю, что они были правы.

– Так что же произошло?

Кармен некоторое время потягивала кофе через соломинку, потом взяла салфетку и промокнула губы. На салфетке остался красный след помады.

– Ну, я забеременела, – сказала она. – И разумеется, все стало в миллион раз хуже. Мои родители очень набожные люди, которые страстно придерживаются традиций, и они просто вычеркнули меня из своей жизни. Лишили наследства и отказались от меня. Как в сказке из викторианских времен – выгнали из дома на заснеженную улицу с жалким узелком в руках. Только, разумеется, не было никакого снега, а вместо узелка дорогой чемодан.

– И что вы сделали?

– Мы поженились. Никто не пришел на нашу свадьбу, только пара друзей, с которыми мы учились. Несколько месяцев мы прожили в Лос-Анджелесе, закончили учебу, потом поселились там, пока до появления ребенка не остался месяц. На самом деле тогда было здорово. Мы были молоды и любили друг друга.

Ричер налил себе вторую чашку кофе.

– Но? – спросил он.

– Но Слуп не мог найти работу. А вскоре я поняла, что он не особенно старался. Работа не входила в его планы. Колледж был для него четырьмя годами развлечений, а затем он собирался сменить отца в семейном бизнесе. Его отец к тому моменту уже готовился уйти на покой. Мне это совсем не нравилось, потому что я хотела, чтобы мы начали самостоятельно выстраивать нашу жизнь. Ну, вы понимаете, новое поколение с обеих сторон. Я считала, что раз я отказалась от всего, что имела, то он тоже должен. Мы начали ссориться, я не могла работать из-за беременности, поэтому у меня не было своих денег. В конце концов мы не смогли заплатить за жилье, он одержал верх в нашем споре, и мы вернулись сюда, в Техас, и поселились в большом старом доме с его родителями, братом и кучей кузенов. И я все еще здесь.

Отчаяние и тоска снова зазвучали в ее голосе при воспоминании о дне, когда ее жизнь изменилась навсегда.

– И? – подтолкнул ее Ричер.

Она взглянула ему в глаза.

– Мне казалось, будто земля разверзлась у меня под ногами и я стремительно падаю прямо в ад. Я испытала такое потрясение, что сначала даже не могла ни на что реагировать. Они очень странно со мной держались, и только на второй день я поняла, что происходит. Понимаете, всю мою жизнь со мной обращались как с принцессой, потом я была одной из тысяч студентов в Лос-Анджелесе – и вдруг превратилась в кусок дерьма с помойки. Они никогда не говорили это прямо, но я все видела и понимала. Они меня ненавидели, для них я была грязной шлюхой, подцепившей их дорогого мальчика. Они вели себя до противного вежливо, наверное, рассчитывали, что Слуп одумается и вышвырнет меня вон. В Техасе такое нередко случается. Чудные мальчики из старых семей, когда они глупы и молоды, любят темнокожих женщин. Иногда это что-то вроде обряда посвящения. Потом они умнеют и все встает на свои места. Я уверена, что они так думали. И очень на это надеялись. Поверьте мне, я испытала настоящий шок. Я никогда так о себе не думала. Никогда. Не было необходимости. И никогда ни с чем подобным не сталкивалась. В одно мгновение весь мой мир перевернулся с ног на голову. Как будто я свалилась в ледяную воду. Я не могла дышать, не могла думать, даже двигаться не могла.

7

Плодородная долина на западе Калифорнии, крупнейший район виноделия в США.