Страница 47 из 55
Алек выпрямился Голос его звучал хрипло:
— Я верну Глорию обратно…
— Я знала, что в конечном счете могу положиться на тебя.
— М-минутку! Ты не дала мне договорить. — Алека прошиб пот, он провел рукой по лицу. — Я верну Глорию, если ты…
— Ты спятил? — Элизабет вскочила с кушетки.
— Я хозяин в доме, и я тебе приказываю. Беспрекословно! — Он откашлялся.
— Ты получишь к тому же норковое манто, — добавил он еле слышно. Подняв голову, он умоляюще взглянул на нее… — И новое вечернее платье.
Она улыбнулась.
— Хорошо. Не хочу упорствовать. Нужно когда-то и уступить. Кстати, мне определенно понадобится еще и красивая цепочка.
В голове у Алека гудело от напряжения. Он доказал! «Я мужчина, — думал он. — Я мужчина!»
Так, несмотря на свою несравнимую полезность, Глория не пробыла у Алека и восьми дней. На следующее утро, задолго до окончания испытательного срока, она покинула дом в сопровождении имитации певца Стива Лесли. Немного грустные глядели муж и жена роботам вслед.
С той поры старый Джон со скрипящими суставами снова в полном одиночестве ведет работы по дому, к радости своего хозяина, при молчаливом терпении хозяйки.
Перевод с немецкого
Ю. Новикова
Светослав Славчев
ЗАГАДКА БЕЛОЙ ДОЛИНЫ
Телепатином, или термином, названо сложное химическое соединение, обнаруженное в стеблях южноамериканской лианы Банистерия каапи. Этот алкалоид обладает особыми наркотическими свойствами, действие которых на некоторые центры головного мозга еще недостаточно изучено…
— Слышишь? Вот опять…
Антоний Зеелинген, еще раз затянувшись, вынимает трубку изо рта и нехотя поворачивает голову в ту сторону, откуда доносится шепот. Там, возле брезентовой палатки, лежит на походном матраце больной Карлсон — крупный, светловолосый мужчина. Его трясет, лицо залито потом, давно не стриженные волосы прилипли к вискам. Вот он снова приподнимается на локте, и его большие, полные страха глаза лихорадочно блестят.
— Слышишь, слышишь?… — повторяет он
Да, Зеелинген слышит. Но он спокойно выбивает трубку о грубый, залепленный подсохшей грязью сапог и только потом, подняв голову, прислушивается — слух опытного охотника ловит малейшие шорохи, доносящиеся из лесных дебрей. Огромная, темно-красная луна выплывает из-за горизонта. В ее свете, мутном от испарений джунгли кажутся еще более мрачными и зловещими. Среди тысяч лесных звуков Зеелинген улавливает. тот, единственный, о котором с таким страхом шепчет светловолосый Карлсон. Это глухие короткие удары Сначала они раздаются редко, потом все чаще и чаще. Зеелинген знает: это язык джунглей. Где-то далеко пылает костер вокруг него собрались полуголые, смуглые мужчины, один из них ударяет ладонью по коже, туго натянутой на полый обрубок де рева ударит и прислушается, снова ударит и снова прислушается… все быстрее и быстрее. Джунгли говорят, и каждый понимает их. Удары означают:
— Кто видел двух мужчин? Они хотят скрыться. Они не должны скрыться. Поймайте их. Убейте!
Зеелинген смотрит на больного и, притворившись спокойным кивает.
— Не бойся, — говорит он, — им нас не найти.
Он снова принимается набивать трубку. Его слова — ложь. Он сам провел жизнь в джунглях Ориноко и хорошо знает, что спасения нет. Но как признаться в этом Карлсону? Да и зачем? Вот уже целую неделю они стараются уйти от преследователей. Были дни, когда зловещий стук барабана слышался едва-едва, и он верил, что им удастся спастись. Но вчера, к полдню, Карлсон слег, и это решило все. Только чудо могло их спасти. До ближайшей базы на берегу Ориноко, где их ожидает вертолет, не менее ста миль. Нет, им не спастись.
— Послушай, Антоний, — шепчет светловолосый, — со мной все кончено. Брось и уходи… Им тебя не догнать. Передашь лиану… и скажешь…
— Глупости! Лежи и молчи. Пить хочешь?
— Уходи… они скоро явятся и… я боюсь… Уходи! Зачем умирать обоим? Передашь лиану и скажешь…
Боится! Великан Карлсон боится смерти! И не столько смерти, сколько своего одиночества — ведь каждый умирает в одиночестве, наедине с самим собой. Только один раз. Но в замутненном рассудке всегда остается уголок, где прячется все человеческое, там нет места для страха, особенно когда понимаешь, что все кончено и бояться больше нечего. Зеелинген тоже понимает, что все кончено… Карлсон умрет. Может, действительно, бессмысленно погибать обоим? Нет, жизнь его научила, что, если он убежит, скроется, потом ему не скрыться от самого себя. Нет, к черту, лучше остаться здесь до конца.
Зеелинген прислушивается к доносящимся издали глухим ударам и вспоминает, с чего началась эта странная история…
Все началось в тот вечер, на террасе харчевни «Два пезо». Зеелинген только что вернулся в Сан Фернандо, чуть ли не полгода проскитавшись в джунглях. Он сидел на террасе и тянул аранхо, подсчитывая в уме, на сколько ему хватит денег, оставшихся от продажи двух живых анаконд, когда кто-то подошел к его столику и произнес неуверенно, с иностранным акцентом:
— Простите, я кажется, говорю с сеньором Зеелингеном?
Антоний поднял голову. Перед ним стоял господин небольшого роста, с черной бородой и старомодными бакенбардами. В открытом взгляде его умных глаз было что-то располагающее Может быть, из-за этого взгляда, а может, по другой какой причине, но незнакомец ему сразу понравился.
— Позвольте представиться, — продолжал незнакомец, — доктор Эрихсен.
— Прошу, — сказал Зеелинген и указал на пустой стул.
Доктор сел и заговорил, старательно выговаривая слова, — он явно плохо справлялся с испанским.
— Видите ли… — начал доктор Эрихсен, — не знаю, как вы отнесетесь к моему предложению… но я о вас много слышал и давно вас разыскиваю… Я сотрудник Международного института физиологии и занимаюсь нейробиохимией… Знаю, знаю, вам это ничего не говорит. М-м… конкретней, я изучаю различные вещества, которые могут так или иначе влиять на органы чувств человека — ну, скажем, усиливать память словом, влиять на те стороны нервной деятельности, которые еще слабо изучены.
Антоний слушал, молча потягивая аранхо.
— Простите, я немного отвлекся, — продолжал доктор. — Вы, сеньор, насколько я понял, хорошо знакомы с джунглями, охотитесь за анакондами. Вам встречалось когда-нибудь такое название местности — Белая долина?
Это был вопрос, заданный в упор. Зеелинген поставил стакан и внимательно поглядел на собеседника. Эрихсен молчал.
— Ну, допустим, — произнес Зеелинген с расстановкой, — встречалось. Что из этого? К чему вы клоните?
— Итак, — подхватил Эрихсен, — существует легенда, будто в джунглях живет племя, которое владеет тайной телепатии. Вы ведь знаете, так называют способность передавать мысли на расстоянии — непосредственно от человека человеку. Каждый год, когда наступает первое полнолуние сухого сезона, старейшины племени избирают одного из туземцев и посылают его в джунгли за особым видом лианы. Лиану эту варят и отвар дают выпить выбранному. Потом все вместе отправляются в Белую долину. Там ночью и происходит сеанс телепатии с остальным миром. Он продолжается до утра. К утру избранник сходит с ума, его бросают одного в Белой долине, где он и погибает. Вы ведь слышали эту легенду? Мы, ученые, знаем, что такое явление, как телепатия, имеет свою чисто материальную основу, и потому, если будет открыто химическое соединение, которое вызывает…
— Понимаю, — сказал Зеелинген. — Хотя еще не все, но что-то понимаю. Что же дальше?
— Мы подозреваем, что это не просто легенда. По нашим данным, такое племя действительно существует. И Белая долина — тоже. Я предлагаю вам быть нашим проводником, моим и Карлсона. Вам хорошо заплатят…
Зеелинген криво усмехнулся.
— Вы мне предлагаете… деньги взамен жизни. Из Белой долины еще никто никогда не возвращался живым.