Страница 6 из 52
Филиппо был одним из тех, которые могут похвастаться умением укладывать чемоданы. И это было так. Например, он всегда клал в чемодан две зубные щетки.
– Кто знает, – говорил он, – может случиться столкновение поездов, одна щетка сломается, всегда останется другая.
Какая глупость! При столкновении поездов, если сломается одна щетка, скорее всего сломается и другая. Мы бы еще поняли, если бы он положил в чемодан дюжину щеток. Тогда, как бы серьезно ни оказалось столкновение, всегда остается надежда спасти хотя бы одну. Но и это глупо: а если столкновения не будет? Что тогда делать с дюжиной щеток?
– Знал я одного человека, – сказал Филиппо, – который никогда, никогда не брал с собой в поездку меньше тридцати зубных щеток, опасаясь столкновений поездов. Один раз столкновение произошло, и его предусмотрительность оказалась совершенно бесполезной.
– Не сохранилось ни одной зубной щетки?
– Нет. Не сохранилось ни одного зуба. А вот щетки, как назло, сохранились все.
– А ваш друг?
– Чтобы куда-то девать запас щеток, он занялся их торговлей и наладил крупное дело. С тех пор он больше не ездит, а отправляет в поездки одни щетки.
– Разбогател?
– Обнищал. Произошло столкновение, и весь его товар пошел прахом. Там было четыреста тысяч щеток, на сумму восемьсот тысяч лир.
– Черт возьми! А где он раздобыл восемьсот тысяч лир?
– Он раздобыл семьсот девяносто девять тысяч семьсот девяносто девять лир.
– А еще одну лиру?
– Взял взаймы.
– Долг вернул?
– Друг мой, вы слишком много хотите знать.
– Когда я собираю чемоданы, – проговорила Сусанна, – все время боюсь что-нибудь забыть.
– Вот со мной такого не бывает никогда, – сказал Солнечный Луч. – Я придумал способ, чтобы не забывать ничего при укладке чемоданов.
– Какой?
– Песенку. Достаточно напевать ее, когда собираешь чемодан.
– Вам не покажется нескромным, – сказал Филиппо, – если я попрошу вас спеть мне эту песенку?
– Напротив. Я с удовольствием ее вам спою.
Сусанна села за фортепиано, и Баттиста, откашлявшись, запел, слегка покраснев:
– Также термос с кофе, – подхватили другие.
– Хорошо, – сказал Филиппо. – Хорошо придумано, и особенно хорош мотивчик.
Сусанна исполнила проигрыш на фортепиано, а Баттиста совершил круг по гостиной. Затем молодой человек начал второй куплет:
Тут он остановился.
– Ну же! – сказал Филиппо. – Послушаем, что там самое важное для тех, кто едет и плывет.
– Склероз, – сказал Баттиста. И начал снова:
– Тут нужна рифма на – ело и на – от, это ясно, – заметил Филиппо, у которого была душа поэта. – Может быть:
То есть, железнодорожный справочник.
– Или же, – сказала Сусанна:
– Нет-нет, это гораздо важнее.
– Тогда, – сказал Филиппо, – думаю, я знаю, что это:
– Или, – вмешался слуга скромным баритоном, -
– Если только, – пробормотал Баттиста, – второй куплет не начинается так:
Присутствующие подсказали хором:
Баттиста в отчаянии махнул рукой:
– Совершенно не помню второй куплет, – сказал он.
– Ничего страшного! – воскликнул Филиппо. – Возьмем с собой только сорочки, трусы и помазок для бритья.
Глава III
Купе в поездах имеют свою судьбу? – Десять историй со спальными вагонами и один анекдот, рассказанный пятью человеками – Пока что ничего больше
Поезд уже отправлялся, когда Филиппо и Сусанна заняли место в еще пустом купе, пока Баттиста прятал на багажной сетке свою непрезентабельную шляпу.
С перрона послышался голос:
– Дети в дорогу! Дети в дорогу!
– Дети в дорогу? – переспросил старик.
Он выглянул в окно и увидел одну из таких тележек, которые снуют на вокзалах. Ее везла нянька, а на ней помещались с десяток грудных младенцев с сосками во рту.
– И для чего эти малютки? – спросил Филиппо.
– Мы их держим, – объяснила нянька, – для пассажиров, которые хотят ехать в купе одни. Берут ребенка напрокат, сажают его на сиденье, так чтобы его было хорошо видно. Другие пассажиры заглядывают в купе, видят ребенка и проходят мимо. Потом детей оставляют в поезде, а наша фирма их забирает.
– Давайте сюда! – сказал старик.
Он заплатил две лиры и принял в окно хорошенького малютку, которого поместил на сиденье рядом – так, чтобы его было хорошо видно.
– Ой, какой милый ребеночек! – воскликнул проходивший по коридору пассажир.
Он вошел и сел рядом с Филиппо.
– Я не советую вам здесь оставаться, – сказал Филиппо. – У меня очень беспокойный малыш.
– Я как раз потому и вошел, – сказал вошедший. – Обожаю детей.
Это был элегантно одетый и гладко выбритый молодой человек, лысый, неприятной наружности, с орлиным носом и желтоватой кожей. Его можно было бы назвать слугой кардинала, если бы рядом имелся кардинал. Но, к сожалению, молодой человек был один, хоть и держался крайне почтительно, как будто рядом находилось какое-то невидимое важное лицо. Он сидел очень прямо, держа руки на бедрах,[1] плотно сжав губы.
– Ваш? – спросил он у Филиппо, указывая на ребенка.
– До станции Сан-Грегорио.
Он объяснил, в чем дело.
– Я знаю, – сказал элегантный молодой человек, подмигнув. – Я какое-то время сам поставлял таких детей этой фирме.
– Это должно быть забавно, – заметила Сусанна.
– Я не отрицаю, но что же вы хотите! Работы море, а заработок мизерный; вкалывал как вол, а больше четырнадцати или пятнадцати детей в месяц раздобыть не удавалось. И потом, я собираюсь жениться, а родственники моей невесты хотели бы, чтоб я занялся чем-нибудь другим.
1
Своих. – Прим. автора.