Страница 122 из 134
Лощилин жестом фокусника сдернул с фанерного ящика газету и извлек из него черный шевиотовый отрез. Потом достал из папки книжку ударника в красном коленкоровом переплете, положил на отрез и, держа его в руках как хлеб-соль, поднес Антону:
— Прошу, товарищ Осьмухин!
В конторе раздались аплодисменты.
Антон вскочил из-за стола, поправил гимнастерку, затянутую узким кавказским ремешком, и с достоинством принял из рук Лощилина премию.
Механик и директор пожали ему руку.
— Какие обязательства на будущее берешь, товарищ Осьмухин? — деловито осведомился Репинский. — Стоять на месте нельзя... на пятки могут наступить... Надо, как говорится, вперед и выше! Поделись-ка своими планами с народом...
— Могу и поделиться, — охотно согласился Антон, небрежно сунув в карман книжку ударника. — Вот здесь товарищ директор призвал нас стремиться вперед и выше... Так я от имени нашей бригады могу заверить...
— А ты не от бригады... ты от себя скажи, да по совести, — неожиданно раздался чей-то голос.
Все обернулись к двери. У порога стояли Игнат Хорьков, Аграфена Ветлугина и дед Анисим. Когда они пришли на собрание— никто, кажется, не заметил.
— Что значит «по совести»? — смешавшись, переспросил Антон.
— А вот то самое... — ласково продолжал Анисим. — Вперед и выше — это твоя бригада умеет. Нормы гоните, газуете почем зря — только бы побольше гектаров вам записали. А вот поглубже пахать что-то у вас не получается.
— Верно, Анисим Иваныч, — поддержал его Хорьков и Обратился к директору МТС: — Вот вы, товарищ Репинский, всё на гектары мягкой пахоты переводите, а нам от этого жестковато приходится. Мы вот в колхозе семь актов на ваших трактористов составили — мелкая вспашка, огрехи, затянули сроки сева... Почему же об этом-то в приказе ничего не сказано?
— И я вопросик имею, — подала голос Аграфена. — За какое ж такое отличие вы шевиоты своим кавалерам раздаете?
Антон, переминаясь с ноги на ногу, вопросительно посмотрел на директора и механика. За столом произошло замешательство. Лощилин, наклонившись к директору, что-то шептал ему на ухо. Шея Репинского наливалась багровой кровью.
— Ой, Нюшка, — шепнула Таня подруге, кивая на колхозников. — Зачем они только пришли? Весь праздник испортят...
— Праздником будто и не пахнет, — ответила Нюшка, поднимаясь со скамейки и стараясь рассмотреть, что происходит за столом.
И она подумала, что это, пожалуй, совсем неплохо, что колхозники заявились на собрание. Давно бы им пора поговорить начистоту с руководителями МТС. И тут же Нюше вспомнился Степа. Будь он в деревне, он тоже пришел бы сюда и первым полез бы в схватку.
— Дозвольте еще словцо молвить, — обратился к Репинскому дед Анисим. — Пользуясь, так сказать, случаем...
— Нет уж, извините, не позволю, — поднимаясь из-за стола, раздраженно заговорил Репинский. — Кто вам дал право вмешиваться в мои приказы? И кто вас, собственно, приглашал сюда? Здесь собрание механизаторов, обсуждаем свои внутренние дела... И присутствие посторонних здесь совсем необязательно...
— Не такие уж мы посторонние, — заметил Анисим. — Тракторы нашу землю обрабатывают... колхозную.
— Еще раз прошу, товарищ Безуглов... Не мешайте собранию. — Репинский нетерпеливо постучал карандашом по графину и кивнул Лощилину: — Продолжайте, Николай Сергеевич!
Механик откашлялся и огласил еще несколько имен трактористов, которым присваивалось звание ударника и присуждалась премия.
Пятой по счету была названа Нюша Ветлугина. В приказе говорилось, что эта первая девушка-трактористка показала за сезон отменную дисциплинированность, завидную любовь к машине и перегнала по выработке многих парней.
— Нюшка! Тебя зачитали! — вскрикнула Таня.
В первый миг Нюше показалось, что Лощилин оговорился или придумал какую-то озорную шутку.
Но механик с серьезным видом достал из фанерного ящика легкие, открытые, цвета перезревшего огурца туфли-лодочки на высоком каблуке, поставил их на краешек стола, а рядом с ними бережно положил красную книжечку:
— Прошу, товарищ Ветлугина!
В ту же минуту тесное помещение конторы наполнилось такими частыми и громкими рукоплесканиями, что створки рам, казалось, вот-вот распахнутся.
Парни из других бригад, до этого плохо знавшие Ветлугину в лицо, сейчас, поднимаясь с мест, рассматривали ее с неприкрытым любопытством и обменивались замечаниями:
— Вот она какая!
— Наперсток!
— И кто ей только трактор заводит?
— Да иди ты, иди! — шепнула Зойка и пребольно ущипнула подругу за руку. — Получай свои черевички.
Подталкиваемая девчатами, Нюша подошла к столу. Как в тумане, она пожала протянутые ей руки Лощилина, потом Репинского и покосилась на край стола.
— Бери, не задерживай, — поторопил механик. — Твоя премия... законная, трудовая.
— А ты примерь! — крикнула Зойка, когда подруга осторожно взяла туфли. — Может, еще номер не подойдет!
Нюшка невольно улыбнулась и зачем-то протерла туфли рукавом кофты — что ни говори, а премия завидная. О таких туфлях она и мечтать не смела.
Но тут Нюша встретила взгляд матери. Аграфена смотрела на нее с грустью и с сожалением и слегка покачивала головой. Позади нее стоял дед Анисим и, отвернувшись, жадно курил толстую цигарку.
— Покрасуйся, дочка... топни ножкой, — негромко сказала Аграфена. — Себе на утешение и начальству на радость!
Нюша вспыхнула и опустила голову.
Репинский вновь постучал карандашом по графину и бросил на Аграфену недовольный взгляд. Потом обратился к Нюше:
— О планах на дальнейшее говорить будешь?
— Скажу, — помедлив, ответила девушка, с трудом поднимая голову. — Я про этот год лучше скажу... И про нашу бригаду. Не знаю, как другие, а мы еще плохо работали... Совсем плохо! Правильно дедушка Анисим говорит — пенки с земли снимали... И никакие мы не ударники! И не за что нам отрезы да туфли вручать. Не заслужили пока. Подождем еще годок, совести наберемся... Вот и все... — Вздохнув, Нюша поставила на край стола туфли, положила рядом красную книжечку и вернулась на свое место, к девчатам.
Механизаторы зашумели, а из угла кто-то выкрикнул: «Вот так птичка-невеличка! Дает обороты!» — и нельзя было понять, то ли это было сказано в похвалу, то ли в осуждение.
Репинского бросило в пот. Он уже хотел как следует отчитать Ветлугину, но потом благоразумно решил превратить все в шутку.
— Моя вина, товарищи, каюсь! — благодушно заговорил Репинский. — Принял в механизаторы первую дивчину, а у нее, как у деточки в детском саду, капризов полно — того не хочу, этого не желаю. Послушай, Ветлугина, — обратился он к Нюше, — а если бы я тебе в приказе выговор объявил? Так ты тоже не согласилась бы?
— Смотря за что выговор! — буркнула Нюша.
— Видали? — обрадованно подхватил Репинский. — Послушать ее, так в эмтээс никакого руководства не надо. Мол, каждый тракторист сам себе директор. Сам пашет, сам учитывает, сам себя поощряет и наказывает. Ну нет, такого еще на свете не бывало. И я не затем сюда прислан, чтобы потакать всяким капризам...
— Как же все-таки с премией-то быть? — спросил Лощилин.
— Я своего приказа не отменяю! — заявил Репинский. — А туфли пока уберите в шкаф. Премия, так сказать, до востребования. Одумается дивчина — заберет.
Неожиданно попросил слова бригадир торбеевской тракторной бригады Василий Кочетков и, не дожидаясь разрешения, поднялся из-за стола.
— А я, товарищи, поддерживаю Ветлугину, — строго сказал он. — Правильно она поступила... честно, по-комсомольски! Действительно, неважно еще работали наши трактористы. Не заслужили мы пока премий. Вот, может, на будущий год докажем, на что мы способны. А пока, по примеру Ветлугиной, я тоже отказываюсь от премии. — И он положил на стол перед Лощилиным книжку ударника.
Репинский зачем-то принялся стучать по графину, хотя в конторе и без того было тихо.
— Черт те что! — выругался он. — Ты, Кочетков, часом, не заложил?