Страница 31 из 150
Сколько же бросит Сулейман-паша таборов на Шипку? Для атаки на перевал он постарается использовать все обходные тропы. Их бы перекрыть, а где силы взять? У османов неиссякаемый резерв, чего нет у него, Столетова.
Подумав о неравном соотношении сил, генерал вспомнил брата Александра, ставшего известным физиком. Тот говаривал: я-де люблю рассуждать языком цифири и законов. Однако по какому закону и какой цифирью отражать эту тьму османов, которые полезут на защитников перевала с часу на час?
Собрались офицеры, пришёл генерал Кренке.
– Я намерен немедленно слать уведомление генералу Радецкому о срочном резерве, – сказал Столетов. – Пусть Фёдор Фёдорович снимет часть сил у генерала Дерожинского в Габрово и направит на Шипку. На первый случай хотя бы оставшиеся там пять рот орловцев.
– Учитывайте, – заметил Рынкевич, – если генерал Радецкий нас поддержит, прибудет не ранее чем через неделю.
– Будем держаться, – сказал Депрерадович.
– Позвольте, – вмешался генерал Кренке. – Я не против донесения в штаб генерала Радецкого и не возражаю против резерва, однако нельзя писать в столь категоричной форме о плане Сулеймана. А вдруг он направит таборы через Янину на Габрово, а вы требуете оголить генерала Дерожинского. Пусть резерв изыскивает штаб генерала Радецкого.
– С этим нельзя не согласиться, – сказал Столетов. – Не будем столь категоричны.
В штабе Балканского отряда с полудня царило оживление. Не смолкая, стучал телеграф, шуршали картами штабные офицеры, переговаривались вполголоса.
За дощатым, крепко сбитым столом, чуть склонившись над столешницей, сидел Фёдор Фёдорович Радецкий и озабоченно перебирал телеграфную ленту. Рядом с генералом молча стоял заместитель начальника штаба – подтянутый седой полковник. Радецкий отодвинул телеграмму:
– Итак, Столетов доносит: из Казанлыка видно движение больших отрядов неприятеля.
– Надо ли это рассматривать как начало наступления Сулеймана на Шипку, ваше превосходительство?
– Не думаю. Пока это эмоции генерала Столетова, а Дерожинский взял приманку. В лице Сулейман-паши следует видеть одного из опытнейших генералов. Я убеждён, на сегодня этой телеграммой генералы Столетов и Дерожинский не ограничатся. – Радецкий поднялся: – С вашего позволения, полковник, я немного отдохну.
Перейдя в соседнюю комнату, прилёг на топчан. Смежил веки, забылся во сне. И привиделось, будто он в военной академии, слушает лекцию по тактике. Старый генерал, придерживаясь за кафедру, даёт разбор современным формам ведения войны, а он, молодой Радецкий, пытается задать профессору вопрос относительно замыслов Сулейман-паши…
Но тут Фёдора Фёдоровича разбудил полковник:
– Телеграмма, ваше превосходительство, от генерала Дерожинского.
Радецкий поднялся, перешёл в штабную комнату. Офицеры замолчали, смотрели на генерала.
«По донесениям Столетова, весь корпус Сулейман-паши виден как на ладони, – прочитал Радецкий, – выстраивается в восьми верстах от Шипки. Силы неприятеля громадны. Говорю без преувеличения. Будем защищаться до последнего, но подкрепления решительно крайне необходимы».
«Снова подкрепления, – подумал Радецкий. – Неужели турецкое командование избрало столь неразумный план перехода Балкан? Но почему не Разград или Осман-Пазар?»
Мысли нарушил застучавший телеграф. Фёдор Фёдорович остановился за спиной телеграфиста. Снова сообщение от Дерожинского.
«Около двадцати четырёх таборов с шестью орудиями и три тысячи конных черкесов двигаются в боевом порядке по дороге от Старой Загоры и Маглижа. Направление на Янину. Судя по движению, наступление турок одинаково возможно как на Шипку, так и на Янинский перевал. Неприятель отлично виден. Конница двинулась к северо-восточному углу Казанлыка».
– Совсем непонятно, – развёл руками Радецкий. – Янинская тропа годится разве что для вьючного транспорта и совсем не готова для целой армии. Скажите, полковник, вы что-либо понимаете в этом манёвре? Или я схожу с ума, или Сулейман-паша решил водить нас за верёвочку. Нет, нет, такой генерал, как Сулейман-паша, не изберёт столь непригодный план наступления. Скорее всего это демонстрация.
– А не есть ли данное поведение Сулейман-паши навязанным верховным командованием? – вмешался полковник.
Радецкий задумался, потёр седые виски:
– Давайте отобьём телеграмму главнокомандующему великому князю. – Повернулся к телеграфисту: – Весьма экстренно. По донесению Столетова с Шипки, весь корпус Сулейман-паши выстраивается против Шипки… Предполагая, что можно ожидать наступления главных сил со стороны Осман-Пазара, я оставил резерв до времени близ Тырново, а предписал вместе с тем князю Мирскому двинуть в Габрово и далее к Шипке Брянский полк…
– Означает ли это, ваше превосходительство, распоряжение начальнику Сельвинского отряда князю Святополк-Мирскому? – спросил полковник.
– Несомненно. Однако ко всему, мы сейчас же дадим телеграмму князю Мирскому следующего содержания: из Тырново не могу двинуть до времени войска в Габрово, ибо ожидаю наступления со стороны Осман-Пазара…
И в мыслях не держал Радецкий, что Сулейман-паша уже закончил сосредоточение своей армии. Сведённая в шесть бригад, она нацелилась на Шипку. Командовать артиллерией Сулейман-паша назначил англичанина Леман-пашу.
Из письма Василька Стояну:
«…Погода на Кавказе дождливая и не жаркая, а ночами даже свежо, так что солдаты раскатывают шинели.
Наш Эриванский отряд не стоит праздно, едва отбили семитысячный отряд Татлы-оглы-Магомет-паши при шести орудиях, глядь, Магомет-паша объявился. Отбросили и его к Дели-Бабе, к Алашкери; тут Лорис-Меликов дал Тергукасову новое распоряжение: сковать главные силы турок… дабы воспрепятствовать ему спуститься на выручку Карса…»
В письме Василько не до конца цитирует распоряжение Лорис-Меликова, а там есть строка, полная цинизма: «Ввиду крайней важности дела не стесняйтесь могущими быть потерями».
Примечательно, не правда ли?
Своим распоряжением Лорис-Меликов ставил под удар отряд Тергукасова, ибо он, отдаляясь на двести пятнадцать вёрст от своих баз, имел незащищённые тылы.
Стоян не знал всего этого, как не мог знать и Василько. Лишь Тергукасову и штабу это было ясно. Они проявили высокое воинское искусство, выводя Эриванский отряд из-под удара.
«…Едва мы выдвинулись против Мухтар-паши в районе Зейденяна, как разведка обнаружила обходное движение таборов Фаик-паши, а на правом фланге, у Зивина, грозил нам Магомет-паша…
Пленный турецкий офицер назвал Тергукасову цифры отряда Магомет-паши. Оказалось, у турецкого военачальника солдат больше нашего на две тысячи, а пушек вдвое. Но генерал, несмотря на превосходство сил врага, принял решение атаковать его.
Атака оказалась такой стремительной, а пушки били с малой дистанции и так метко, что османы разбежались, а Магомет-пашу догнала пуля.
Наша победа у Драм-Деги испугала Мухтар-пашу. К генералу Тергукасову приезжают делегации армян, благодарят за избавление от османов.
Армяне – народ гостеприимный, настрадавшийся в турецкой неволе, их грабили и резали, отнимали у них детей и забирали в гаремы молодых женщин. На привалах армяне привозят нам лепёшки-лаваши и мясо, вино в бурдюках и в глиняных кувшинах кислое молоко – мадзун…»
В письме нет ни слова о том, какую угрозу правому флангу турецкой армии создала победа Эриванского отряда при Драм-Дега. Чтоб спасти положение, Мухтар-паша сосредоточил против Тергукасова большую часть сил армии. Сам Мухтар-паша возглавил отряд в восемнадцать тысяч воинов с одиннадцатью пушками, подошёл к Баязету и перекрыл Тергукасову связь с базой.
Что же предпринимает Лорис-Меликов? Вместо того чтобы вывести отряд из-под удара, он шлёт распоряжение развернуть боевые действия в тылу врага и тем самым помочь колонне генерала Геймана, двигавшейся на Сагенлуг, и обеспечить прочную осаду Карса.
Над Эриванским отрядом нависла серьёзная опасность. Ко всему прочему место для бивака было выбрано неудачно.