Страница 15 из 60
Он закопает ее в песке обломком шпаги.
P.S. В "Игроке", в "Идиоте", сильней всего в "Кроткой" - как больной зуб, ноет эта музыка. Достоевский-то знал, отчего умерла Манон Леско.
P.P.S. Второй эпиграф - без ответа, навсегда.
ЗОЛОЧЕНЫЕ ШАРЫ СПРАВЕДЛИВОСТИ
В небе позади них стояло большое облако - настоящая гора! - и на нем Элиза увидала движущиеся исполинские тени одиннадцати лебедей и свою собственную.
Ханс Кристиан Андерсен прожил семьдесят лет и написал пятьдесят томов. Романы, поэмы, пьесы, очерки стяжали ему европейскую славу. Все они забыты. И сказки Андерсен сочинял во множестве, однако лишь некоторые из них прекрасны. Век прошел, и собрание сочинений превратилось в тоненькую книжку для детей.
Но эти шедевры дошкольной литературы - не все, что осталось от Андерсена. Он создал свой жанр, вернее - образ жанра. Сказка Андерсена это не только "Дикие лебеди", "Принцесса на горошине" или "Тень". Сказка Андерсена - это сцена воображения, населенная нарядными фигурками, уставленная занятными вещицами, - и музычка разбитная бренчит, летают аисты и ангелы, не умолкает взволнованный тенорок рассказчика, - и обязательно торжествует справедливость!
Берутся любые существительные, и с помощью нескольких самых необходимых глаголов разыгрывается в лицах нехитрая схема судьбы.
"- Сначала надо отыскать действующих лиц, а потом уж сочинять пьесу; одно ведет за собою другое, и выходит чудесно! Вот трубка без чубука, а вот перчатка без пары; пусть это будут папаша и дочка!
- Так это всего два лица! - сказала Анна. - А вот старый мундирчик брата. Нельзя ли и его взять в актеры?
- Отчего же нет? Ростом-то он для этого вышел. Он будет у нас женихом. В карманах у него пусто - вот уж и интересная завязка: тут пахнет несчастной любовью!"
Сказку можно сложить из любых пустяков. Остроумие и фантазия легко свяжут их нитями банальной житейской истории. Пусть вещи ссорятся и женятся. Люди и куклы различаются только размерами, а домашние животные переносчики сюжета.
И вот фабула достигает иносказательного правдоподобия. Оловянный солдатик влюбляется в бумажную танцовщицу. Фарфоровая пастушка убегает из дому с фарфоровым трубочистом.
Это не повествование, а игра. Нам протягивают руку, приглашая участвовать. Правила такие: мир прозрачен насквозь. Вообще отменяется всякая непроницаемость, нет глухих стен и неслышных мыслей, нет неодушевленных предметов, вся природа говорит человеческим голосом, пространство и время не представляют препятствий.
Теперь, используя эти льготы, а также прибегая по мере надобности к вмешательству Случая и Неба, сказка установит справедливость в любых предлагаемых и придуманных обстоятельствах. В этом - смысл игры и пафос Андерсена.
Не колдовской оборот от горя к счастью, не победа лукавой доблести над враждебной и нечистой силой, - о, нет! Андерсен решает фабулу как моральное уравнение: награда соответствует заслуге, возмездие - проступку, будущее героя отражает его прошедшее, как следствие - причину. Все держится законом сохранения душевной теплоты.
В школе на уроке физики показывают опыт: если на листе бумаги рассыпать железные опилки, а снизу поднести к листу магнит, - с мгновенным шорохом бесформенная кучка разойдется в округлый, правильный узор.
Магнит Андерсена - человеческое сердце. Жизнь переигрывается наново. Усилием веры, модуляциями голоса исправляет сказочник беспорядочный ход событий. Поэтому его так легко принять за доброго волшебника. И мы видим Андерсена героем пьесы Шварца или новеллы Паустовского: бесстрашный, беззащитный, мудрый мечтатель.
Но, сколько можно судить, он скорее походил, особенно в молодости, на Вильгельма Кюхельбекера - то есть на тыняновского Кюхлю. Странная внешность; неуклюжие манеры; ребячливые выходки, в которых добродушие перемешано с исступленной верой в высокое предназначение.
Они были почти ровесники - Андерсен лет на пять моложе. С годами сходство прошло: слишком разнились обстоятельства и судьбы. Кюхельбекер порою впадал в отчаяние и бешенство, Андерсен - в уныние. Вильгельм Карлович вечно пылал то любовью, то враждой, а Ханс Кристиан провел жизнь в прохладе себялюбивого целомудрия и никого не любил, только путешествовал и сочинял. Кюхельбекер и Андерсен были оба романтики: один был недоволен собой и целым миром, другой хотел нравиться всем и безусловно веровал, что провидение шествует об руку с прогрессом.
Он на собственном опыте убедился, что мечты сбываются, что человека окружает настоящий заговор добрых!
"Жить ему было не на что, - читаем в биографии Андерсена, - и в тот же вечер, отчаявшись, он отправился к директору консерватории, итальянцу Сибони, в доме которого как раз принимали гостей. Кухарка помогла мальчику проникнуть в переднюю, где его заметили..."
Вот откуда в сказках Андерсена этот мотив: бедный мальчик заглядывает из прихожей в господские комнаты, а там вокруг сверкающей елки веселятся разряженные дети! Но дальше:
"Пение и декламация Ханса Кристиана понравились Сибони и его друзьям... Самую же большую помощь оказал Хансу Кристиану состоящий в дирекции театра статский советник Ионас Коллин. Он выхлопотал у короля Фредерика VI ежегодную стипендию для Андерсена. Кроме того, юношу приняли бесплатно в гимназию города Слагелъсе".
Неудивительно, что свои пространные мемуары Андерсен назвал "Сказка моей жизни". Эта биография не терниста. Беспечальный путь наверх, странствие Гадкого утенка навстречу невероятной, неминуемой удаче. Слава, чины, дружба титулованных особ. Премии, награды, пышные юбилеи, грандиозные похороны и, наконец, бессмертие. Настоящее литературное бессмертие - вечное имя, вечная память и любовь. Да, похоже на сказку. Казалось бы, человек не совершил ни единого значительного поступка, зато изготовил уйму патриотических стихотворений; жил как бы вне истории, тешась происками мещанского тщеславия... Этого, разумеется, довольно, чтобы преуспеть, но неимоверно мало для того, чтобы заслужить восхищение Гейне и Диккенса (кстати: разве Оливер Твист - не Гадкий утенок, разве Крошка Доррит - не Дюймовочка?) и стать непременным спутником наших детских воспоминаний.
Был ли он гением, этот безобидный, плодовитый, сентиментальный писатель? Во всяком случае, он с необычайной отвагой выдумки, с неколебимой наивностью защищает последние иллюзии девятнадцатого века. Кто знает, будь Андерсен вполне человеком своего времени и возраста, не останься навсегда провинциальным подростком, - может, и не удалось бы ему высказать очарование душевного уклада, покоящегося на любви, добродетели и чести понятиях затейливых и прочных, словно архитектура старинного европейского городка...
В мироздании Андерсена уютно, как в детской: на столе - хрестоматия, на полу - игрушки, и за зеркалом - пук розог.
Сказка выписывает надежный рецепт успокоительного, вроде капель датского короля. Она говорит, что ни одна слезинка не прольется зря. Вселенная человечна, страдание не бессмысленно, и сама жизнь - сказка с бесконечным продолжением, и смерть не страшна для тех, у кого хорошие отметки за поведение.
"И Яльмар увидел, как мчался во весь опор другой Оле-Лукойе и сажал к себе на лошадь и старых и малых. Одних он сажал перед собою, других позади; но сначала всегда спрашивал:
- Какие у тебя отметки за поведение?
- Хорошие! - отвечали все.
- Покажи-ка! - говорил он.
Приходилось показывать; и вот тех, у кого были отличные или хорошие отметки, он сажал впереди себя и рассказывал им чудную сказку, а тех, у кого были посредственные или плохие, - позади себя, и эти должны были слушать страшную сказку. Они тряслись от страха, плакали и хотели спрыгнуть с лошади, да не могли - они сразу крепко прирастали к седлу.