Волчьи ягоды

ГЛАВА 14

СПАСЕНИЕ ПЕТРО

В болота ребята полезли неохотно. Володька обеспокоенно прислушивался к хриплым, отчаянным воплям. Он старался пробраться к источнику криков не особо петляя, что было почти невозможно.

Маруська, легко прыгавшая рядом, сердито бормотала, перечисляя понесенные по вине Петра убытки:

— Орал на меня, как ненормальный… В капкан из-за него чуть не попали… Напугал, жуть как! Стрелял опять же. Володьке как больно было… Что еще? А! Платье я порвала на повязки… Ой, а мамка-то?!

Последняя мысль оказалась для Маруськи самой болезненной. Она нагнала пробиравшегося немного впереди Володьку. Дернула его за подол футболки и плачущим голосом выкрикнула:

— Платье-то пропало мое! Что мамка теперь скажет?

Володьке вдруг стало смешно. Он легонько шлепнул Маруську пониже спины и пообещал:

— Твое платье я на себя возьму! Клянусь. Из-за него тебе не влетит.

— Ты мою мамку не знаешь, — недоверчиво возразила девочка.

— А ты — меня! Сказал: не попадет, значит, все. Я такой.

И передразнил Маруську:

— Мы, Татарниковы, все такие!

Девочка смешливо фыркнула. Побежала было рядом, но через пару минут неожиданно остановилась и крепко схватилась за Володькину штанину. Он удивился:

— Ты чего?

Маруська икнула и дрожащей рукой указала куда-то в сторону. Володька нехотя перевел взгляд и увидел метрах в двадцати, среди развороченного торфа, немо глазеющую на них голову. Руки, бессильно цеплявшиеся за перекинутую через топь довольно тонкую осинку, уже почти скрылись в зловонной грязи.

— Черт, — потрясенно пробормотал Володька. — Если б не осинка…

Володька строго-настрого велел Маруське оставаться на месте и осторожно стал пробираться к тонувшему. Потом он опустился на живот и пополз, с невольной дрожью ощущая, как дышит под ним огромное болото.

Петро молчал, будто ему язык отрезали, только таращился на Володьку квадратными глазами. А минут через пять рот он захлопнул уже вынужденно: подбородок почти полностью скрылся среди булькающей, неприятной, темно-коричневой жидкости. Осинка прогнулась под чрезмерной для нее тяжестью, но все еще держала.

Совершенно промокший Володька наконец дотянулся до стволика и вцепился в него обеими руками. Сплюнул попавшую в рот дурно пахнущую, горьковатую воду и недружелюбно буркнул:

— Хватайся покрепче. Я попробую тебя вытянуть.

Петро промолчал, лишь его глаза еще сильнее округлились. Чего в них было больше, изумления или ненависти, не сказал бы никто.

«Зря стараюсь, — тоскливо подумал Володька, медленно отползая от зловонной полыньи. — Будь я на его месте, он бы меня еще и камнями забросал…»

Трясина отпускать свою добычу никак не хотела. Отдавала рывками, очень неохотно. Уставшему Володьке временами казалось, что его плечевые суставы вот-вот не выдержат страшного напряжения.

Но он тянул. Тянул, сцепив зубы и чувствуя, как под животом ходуном ходит довольно тонкий здесь слой торфа.

Вот уже на поверхности кипящего болота показались плечи Петро, вот он вынырнул почти по пояс…

В конце концов задыхающийся Володька добрался до более надежного места. Уперся локтями в землю и рванул осинку изо всех сил.

В глазах потемнело. За спиной испуганно вскрикнула Маруська. И тут несговорчивое болото наконец уступило: с громким, протяжным стоном отпустило мальчишку. Петро вылетел из трясины, как морковка из хорошо вскопанной грядки, и поспешно пополз в сторону от быстро стягивающейся дыры.

— Все!

Володька медленно вернулся на тропу и с сожалением посмотрел на ободранные, кровоточащие руки. Маруська всхлипнула и прижалась к нему. Мальчик успокаивающе погладил ее по голове и судорожно вздохнул, окончательно приходя в себя.

Оба хмуро наблюдали, как к ним на брюхе приближается страшно грязный и отвратительно воняющий Петро. Девочка брезгливо поморщилась и прошептала:

— Мы его с собой возьмем?

— Зачем? — тоже шепотом отозвался Володька. — Сейчас из болота выведем и распрощаемся. Нам спешить надо. Дед велел утром подойти, а сейчас уже почти семь…

Петро выполз на тропу и обессиленно рухнул у их ног. Маруська осторожно дотронулась до него кроссовкой:

— Петь, ты как?

— Сама не видишь? — глухо пробормотал односельчанин, не поднимая головы.

— Ты дальше сам из болота выберешься, нет?

— Спешите смыться? — враждебно прохрипел парень и с трудом сел.

Маруська попятилась, оттаскивая за руку и мрачного Володьку. Петро исподлобья зыркнул на девочку:

— С оборотнем связалась?

Маруська ахнула:

— Как тебе не стыдно?! Он же тебя спас! Забыл, да?!

— Спас… А из-за кого я туда попал?!

— Дурак! — Маруська вдруг всхлипнула. — Я не хотела тебя вытаскивать, а Володька… Ты злой! Я твоему отцу все скажу! Ты в меня стрелял!

— Я не в тебя, — огрызнулся Петро, пальцами сдирая с лица грязь и невольно прислушиваясь к ноющему боку. — Я в оборотня! В волка!

Ребята переглянулись. Маруська неожиданно хихикнула. Петро скривился:

— Ты чего?

— Дурак потому что! Ты думаешь, ты в Володьку стрелял?

— Само собой. Я еще не слепой.

— Болван! — гневно воскликнула Маруська. — Ты в собаку стрелял! Я ее у лесничества подманила! А Володьку я только сегодня утром встретила! Он в лесу вчера заблудился, понял?!

— А …а собака? — недоверчиво рассматривая ребят, просипел Петро. — Собака раненая тогда куда делась?

Володька прекрасно понял замысел своей маленькой спутницы. К тому же он вовремя вспомнил совет деда. Старику не хотелось, чтобы Петро ЗНАЛ, что он, Володька, оборотень. Догадки — это совсем не то.

Володька решил, что настала пора вступить в разговор и ему. Он сердито посмотрел на сверстника:

— Сдохла уже, наверное. Я ее видел. Она едва дышала, когда я на них с Маруськой вышел.

— Ты… — Петро задохнулся. — ТЫ видел эту собаку?! Маруська, это правда? Они были вместе? Одновременно?!

Маруська мрачно кивнула. Володька насмешливо хмыкнул:

— Вы тут в этой дыре совсем свихнулись. Надо же придумать такое: оборотни! Я дома ребятам расскажу, обхохочутся. Темнота! Это в двадцать первом-то веке!

Сбитый с толку Петро смотрел на него сумасшедшими глазами и молчал. Володька выразительно покрутил пальцем у виска:

— А если б ты не в собаку, в Маруську попал?!

Петро побагровел и опустил голову:

— Поклялся бы, что это ты…

— Ну ты и сволочь же! — возмутился Володька. — Хочешь сказать: меня бы застрелил запросто?! Без всяких там судорог? Из-за каких-то идиотских предрассудков?!

Маруська жалобно засопела. Володька удивленно повернулся к ней:

— Ты чего? Все же обошлось!

— С-собачку жалко, — еле слышно прошептала девочка.

Володька едва не рассмеялся: ну и артистка! Это в семь-то лет! А потом он понял: маленькой Маруське действительно жалко его, вчерашнего. Он истекал кровью, ему было больно, а то, что все хорошо кончилось…

Володька мягко положил руку ей на голову и смущенно пробормотал:

— Ладно… Чего уж тут…

Маруська смешно шмыгнула носом и размазала слезы по замызганному личику. Володька раздраженно посмотрел на Петро, понуро сидевшего у их ног, и проворчал:

— Слушай, ты, ошибка природы, нам некогда! Мне сегодня матери в город звонить, и дед опять-таки ждет. И без того, наверняка достанется. Так что решай! Ты идешь с нами, нет? Или сам выберешься?

— Сам, — равнодушно отозвался Петро, не поднимая на них глаз. — Идите. Сейчас не ночь, а я эти болота хорошо знаю. И осинка при мне…

Володька пожал плечами, но возражать не стал. Крепко взял девочку за руку и двинулся к лесу. И чем дальше ребята отходили от мрачного парня со взглядом убийцы, тем легче они шли.

Наконец, когда Маруська оглянулась в очередной раз, Петро уже не было видно. Девочка обеспокоенно пробормотала:

— Как бы следы не стал искать…

— Какие следы? — изумленно покосился на нее Володька.