Страница 5 из 19
Размышляя над тем, почему обнаруженные ими эффекты фасилитации социального моделирования носили не всегда достаточно выраженный характер, А. Карлин и его коллеги пришли к выводу, что научение (в частности, дискриминативное научение – умение распознавать эффекты интоксикации) носит процессуальный характер, а не совершается за одну попытку. При этом необходимо, чтобы обучающийся выделял и воспринимал демонстрируемое ему поведение действительно как модель интоксикации, то есть усматривал причину наблюдаемого поведения другого именно в измененном марихуаной состоянии последнего. Иначе говоря, чтобы обучиться, человек должен рассматривать поведение опытного курильщика как типичное для интоксикации марихуаной.
Эмпирическое изучение проблемы влияния опыта на возникающее у человека ИСС проводилось в рамках этнографических исследований. Так, изучая использование галлюциногенов в традиционных сообществах, Марлен Добкин де Риос [5] показала, что в сфере культурно–обусловленных ИСС существует явление научения: в тех обществах, где ИСС включены в контекст культуры, более опытные члены сообщества обучают новичков справляться с тревогой, которую вызывают галлюциногены, и видеть галлюцинации определенного содержания.
О влиянии ожиданий на содержание переживаемого в ИСС говорится и в эссе Олдоса Хаксли «Рай и Ад». Рассматривая эмоциональный знак визионерского опыта, Хаксли отмечает, что он может быть не только положительным (созерцание Рая), но и отрицательным (видения Ада). В качестве причины «превращения Рая в Ад» Хаксли указывает присутствие у человека негативных эмоций (страха, ненависти, гнева и т. д.), свидетельствующих об отсутствии у него веры и доверительной любви [14].
Влияние установки (по отношению к определенному состоянию) и окружающей человека обстановки является давно установленным в психологии ИСС и общепризнанным фактом (см. далее работу О. В. Гордеевой «Культурно–историческая теория Л. С. Выготского…» [4], параграф «Фактор установки»). Но предметом исследования продолжает оставаться проблема границ такого влияния, например вопрос о том, может ли установка полностью определять, какие именно психические функции будут меняться при данном способе индукции и каков будет характер этих изменений. А. Карлин и соавторы [16] предлагают свой вариант решения проблемы границ. Они считают, что ожидания и установки определяют не саму по себе объективную и субъективную симптоматику конкретного измененного состояния сознания, а лишь интерпретацию этих симптомов и, следовательно, оценку своего состояния, то есть вывод о наличии ИСС. Однако, с их точки зрения, именно интерпретация, то есть рефлексия своего состояния (а не симптомы сами по себе), обусловливает вхождение в ИСС.
При изучении ИСС на методологической основе культурно–исторической теории Л. С. Выготского были, как уже говорилось, выделены два типа ИСС («социальные» и «натуральные») [4]. «Социальные», то есть высшие, культурно–исторически обусловленные ИСС являются функциональными органами, которые человек выстраивает (при наличии или отсутствии в обществе соответствующих фиксированных образцов состояний и необходимых для их создания психотехник) для достижения определенных – адаптивных или дезадаптивных – целей. У человека есть выработанные социумом или индивидуально выстроенные модели, которые и определяют структуру, содержание, формы, функции формируемых им ИСС. Психологическими носителями таких моделей могут выступать установки, эмоциональные отношения, знания, ожидания в отношении таких состояний. В рамках указанного здесь подхода проблема границ влияния факторов установки и обстановки на формируемые ИСС пока не исследовалась.
Влияние ИСС на культуру и общество
Ранее нами рассматривалась проблема культурно–исторической обусловленности ИСС, однако существует и обратное влияние ИСС на культуру и общество, которое стало предметом исследования в западной психологии ИСС.
Так, М. Добкин де Риос [5] исследовала, как сходство возникающих под действием галлюциногенов переживаний может обусловить сходство в культурах тех обществ, где распространено ритуальное употребление галлюциногенов. Она выявляет некоторые общие темы, мотивы, образы, нашедшие отражение в системах верований, мифах, изобразительном искусстве в различных культурах, и прослеживает их связь с психологическими эффектами, вызванными галлюциногенами. Например, источником распространенного образа полетов по воздуху и перемещения в пространстве может быть возникшая под действием галлюциногенов тахикардия*, а источником образов гномов и великанов, в которых персонифицируются некоторые духи, – микропсия и макропсия и т. д. Кроме того, она выделяет такие общие для культур с галлюциногенами мотивы, как превращения людей в животных, трансформации в змею.
Как уже говорилось в разделе «Способы индукции», при анализе визионерского опыта и способов вхождения в него О. Хаксли [14] пришел к выводу о том, что воспроизведение какого–либо признака или содержания ИСС (в данном случае – визионерского состояния) является средством его индукции. Он рассматривает культуру как совокупность форм фиксации визионерского опыта и способов индукции данного измененного состояния. При этом связь культуры и отдельного визионерского ИСС Хаксли рассматривал как двустороннюю. Поэтому культура предстает у него не только как определяющая содержание визионерского ИСС и задающая способы индукции, но и, прежде всего, формирующаяся под его влиянием. Так, Хаксли показал, что все предметы, отражаемые в содержании визионерского опыта (такие как драгоценные камни, цветы, предметы из стекла и металла, ярко окрашенные предметы, пламя, лампады, горящие в темноте свечи, ювелирные украшения, пейзажи и т. п.), были воплощены – как образы или художественные приемы – в определенных произведениях искусства, способность которых вызывать видения он и анализирует. Например, в числе таких художественных произведений (или художественных приемов) Хаксли выделяет пейзажную живопись эпохи Сун и картины Дуанье Руссо (прием изображения или очень удаленного, или очень приближенного к наблюдателю природного ландшафта соответственно), картины Рембрандта (прием светотени), изображения египетских богов или Богоматери (героические фигуры в состоянии покоя) и т. д.
Согласно Теренсу Маккенне [9], именно благодаря употреблению галлюциногенов сформировался человек как представитель рода Homo sapiens. В своей книге «Пища богов» он объяснял происхождение человеческого разума и культуры именно появлением в рационе предков человека грибов, содержащих псилоцибин* (его книга представляет собой исследование истории употребления наркотиков в различных культурах от доисторических времен до современности). Так, прием галлюциногенов (в небольших дозах), сначала случайный, а затем намеренный, повышал остроту зрения (эквивалент «химического бинокля»), способность к переработке информации, сексуальное влечение, чувствительность к звуку, скорость моторных реакций, темпы созревания и саму продолжительность жизни, что увеличивало адаптивные возможности человека и давало ему эволюционное преимущество. По Маккенне, именно включение в рацион содержащей галлюциногены пищи способствовало развитию специфически человеческих функций и качеств – символической деятельности, воображения, вербальных способностей и чуткости к общественным ценностям, а также обеспечивало доступ к трансцендентному Иному. Эту теорию (как и другие свои теории) Маккенна не стремился подтвердить строгими научными данными. Единственной эмпирической основой данной теории стало исследование Роланда Фишера, который давал студентам–аспирантам небольшие дозы псилоцибина, а затем оценивал их способность заметить момент, когда прежде параллельные линии начинают отклоняться. Этот ученый обнаружил, что способность выполнения этой конкретной задачи действительно улучшалась после малых доз псилоцибина. Однако в целом теоретические построения Маккенны лишены эмпирического обоснования.