Арийская Русь

В Индии и в начале II тысячелетия до P.X. только на северо-западе цветет цивилизация Мохенджо-Даро. Большая же часть субконтинента Индия заселена по-прежнему охотниками.

И тут появляются арии. Происходит взрыв! Они затопляют Центральную и Среднюю Азию, Южную Сибирь — и с их появлением в эти области мира приходит цивилизация. Они проникают в Северную Европу — и происходит то же самое. Арии в Китае — и в излучине Хуанхэ вспыхивает очаг Ханьской цивилизации. Он постепенно распространяется на весь громадный Китай.

Арии в Индии — и тут же возникает очаг цивилизации в Северной Индии. Он расширялся, занимая весь субконтинент, плещет в Юго-Восточную Азию.

То, что мы называем цивилизацией, родилось во II тысячелетии до P.X. Это произошло в огромной полосе между двадцатой и сороковой параллелями. Не южнее Персидского залива и порогов Нила. Не севернее Причерноморья. Во II тысячелетии до P.X. широкий пояс цивилизации протянулся от Великого океана до Средиземного моря.

К северу от этой зоны цивилизации не было: до появления железа люди не имели достаточно эффективных орудий, чтобы раскорчевывать северные леса и поднимать бедные северные почвы.

В этом поясе цивилизаций происходили все основные события мировой истории, шла основная духовная жизнь человечества.

Можно, конечно, делать вид, что арии не имеют к нему никакого отношения, но факты — упрямая вещь. Начало индусской цивилизации положено арийским вторжением в эту страну, а вовсе не вторжением дравидов в Европу. Начало китайской цивилизации тоже проистекает вовсе не из миграций древних китайцев в причерноморские степи.

А там, где никакой цивилизации до этого не было, она возникает после прихода ариев. Индоевропейцы расселяются в Южной Сибири и в Казахстане — и там появляются земледелие и скотоводство.

Арии сыграли исключительную роль в создании этого пояса цивилизации между Средиземным морем и Тихим океаном.

Можно и даже нужно задавать вопрос: в расе ли тут дело или в более высокой культуре? Хотя, конечно, сразу же следует другой вопрос: а почему более высокой культурой овладели одни народы и не овладели другие?

Почему современная мировая цивилизация основывается на наследии созданной индоевропейцами… (гм… гм… арийцами) Римской империи и вовсе не основывается на наследии Персидской империи (созданной, впрочем, тоже арийцами). И не на наследии современников Рима и Персии, китайской империи Хань?

Ответ получится неполиткорректный, зато правильный: это происходит потому, что арии умели учиться быстрее и лучше, чем остальные племена и народы. Ведь за счет чего происходит любое развитие?

Или за счет того, что люди усовершенствовали, изменили, переделали что-то уже существующее;

Или за счет того, что они придумали нечто вообще новое, до сих пор не бывалое.

Или они заимствовали нечто новое у людей другого народа.

А еще лучше, если можно и заимствовать, и творить, и улучшать.

Скажем, увидели гончарный круг. Посмотрели… Подумали… Сделали колесо из цельного ствола дерева — то есть нечто невиданное и неслыханное. Попробовали применить… Получилось! И тут же стали улучшать, создавая колесо с ободом и спицами.

Но что нужно, чтобы проделать такую работу? Для начала — нужно иметь разрешение на заимствование. Не только внешнее, формальное разрешение от жрецов и старейшин — хотя и без него не обойдешься. Для начала нужно внутреннее, психологическое разрешение взять нечто у чужаков и применить это в своей культуре.

Ведь ребенка с младенчества, с горшка, с малолетства учат — заимствовать ничего нельзя! Люди — это только мы, знакомые тебе с детства люди нашего языка. Остальные — это то ли двуногие звери, то ли антропоидные чудовища, вроде нечистой силы. Все, что они придумали, придумают и могут придумать, не имеет никакого значения! Для человека нашего народа стыдно и помыслить о том, чтобы обращать внимание на то, что делают эти нелепые, не умеющие говорить уроды.

Если так воспитать юношу, он и сам не заметит, «в упор не увидит» того, что сделали иноплеменники. Ему и в голову не придет перенять то, что они придумали и создали. Сам интерес к достижениям других он будет считать чем-то недостойным и стыдным.

Ну, и формальное разрешение… Если кто-то взял у инородцев или сам сделал похожий инструмент… скажем, гончарный круг. А старейшины говорят — нельзя! Предки повелели лепить глиняные сосуды руками! Никаких гончарных кругов! Не, смей выдумывать, не смей сочинять. Делай, как поступали мудрые, всегда во всем правые предки.

Или жрец заявил, что боги и духи не желают видеть никаких перемен. Если применить гончарный круг, — от этого они разгневаются, перестанут помогать своим детям. Мать-земля престанет рожать, отец-дождь не прольется на землю, братья людей — колосья зерновых не поднимутся, наши родственники звери перестанут попадать в ловушки и кормить нас своим мясом! Выбрось немедленно этот дурацкий гончарный круг, пока не навлек на свое племя неисчислимые бедствия!

Стоит сказать так — и заимствование не состоится.

И так же точно может не состояться усовершенствование. И открытие.

Кто будет изобретать и придумывать, если это не престижно, не выгодно, если это никому не интересно? Если считается, что стыдно, глупо и нелепо изменять форму орудий труда, устройство жилищ или способы обработки земли? Если за внесение любых изменений в культуру отступника сурово накажут?

А ведь многие культуры хорошо знают системы запретов на изменения. Это и называется табуизация культуры. От слова табу — запрет. Запрещено изменять. Запрещено вносить изменения. В Китае уже в начале XX века убили крестьянина, который вносил в землю химические удобрения. Нельзя! Это оскорбление матери-земли и мудрых предков, которые не знали никаких таких удобрений человек заплатил жизнью за свое желание научиться чему-то новому.

Мы так привыкли к изменениям и улучшениям, что уже с трудом представляем себе жизнь без них. А она ведь была, такая жизнь. Мне могут возразить, что любое традиционное общество очень не любит перемен — на то оно и традиционное. Верно! Но тут вопрос в степени готовности к переменам.

Известны культуры, которые вообще отказываются изменяться. Совсем. Некоторые племена индейцев в Южной Америке в начале-середине XX века испытали грандиозный культурный шок: все, что они умели, оказалось беднее и хуже науки европейцев. К чему годами учиться стрелять из лука и бесшумно ходить по лесу, если есть ружье? Зачем изучать течения и водовороты, учиться грести веслами, если есть лодочный мотор? Зачем делать глиняную посуду, если есть алюминиевая кастрюля и чугунный котелок?

Собственная культура представала такой убогой и бедной, что теряла всякое значение. Учиться? Становиться не хуже европейцев? А вот этого индейцы не хотели и шли на коллективное самоубийство. Сначала убивали детей — чтоб уж точно никого больше не осталось. Потом уничтожали запасы еды и лекарств. Потом садились на площади своего поселка, тесно прижавшись друг к другу. Пока были силы — пели песни, рассказывали мифы своего племени. И умирали.

Это крайность, но надо понимать — и такая крайность существует.

А среди тех, кто хотел жить, выигрывал тот, кто был готов больше учиться и изменяться.

Всегда и во все времена выигрывали общества более пластичные. Те, которые при сохранении традиций, при нелюбви к изменениям все-таки допускали больше перемен, чем другие.

Они были устойчивее, легче переживали кризисы и катастрофы. Перенимая чужую премудрость, они становились богаче и сильнее соседей. Их члены жили дольше и имели больше детей. Эти культуры вытесняли других, менее интеллектуальных людей, ассимилировали их, подчиняли себе.

На протяжении всей истории человечества выигрывали те культуры, которые позволяли себе изменяться.

И еще одно… Выигрывали культуры, члены которых имели больше разрешений на заимствования, изобретения, улучшения. В которых больше поддерживали тех, кто придумывает, заимствует и улучшает.