Разящий меч

— Давай, это твоя игрушка.

Федор усмехнулся, шагнул вперед и довел рычаг до упора.

Ничего не произошло.

Чак озадаченно открыл крышку патрубка подачи топлива. Оттуда показался легкий дымок, и с легким шорохом двойные цилиндры чуть сдвинулись с места.

Федор дождался повторного кивка и передвинул рукоятку дальше. Один из цилиндров ушел вверх, другой опустился — машина заработала.

Чак толкнул лопасть пропеллера, цилиндры стали двигаться все быстрее и быстрее. Улыбаясь, Федор отжал рычаг, и двигатель заработал с равномерным свистящим гулом.

— Надо перенести его на измерительный стол! -крикнул Чак. Подскочили помощники и, схватив металлический лист, к которому была привинчена машина, осторожно, чтобы пропеллер не коснулся земли, перенесли его на стол в глубине ангара. Чак подошел к столу, он был в опасной близости к вращающимся лопастям. Пригнувшись, он прикрепил удерживающий трос одним концом к столу, а другим — к двигателю.

— Все из здания!

Джек подскочил к Чаку и потащил его прочь.

— К тебе это тоже относится. Кин приказал, чтобы ты никогда не подвергал себя опасности!

Чак только рукой махнул.

— К черту! — крикнул он, смеясь. — Я здесь самый главный! А теперь — уходите!

— Я остаюсь, — объявил Джек. Остальные рабочие согласно закивали.

— Ладно, тогда все остаются!

Чак знаком приказал Федору открыть дроссельную заслонку.

Пропеллер, который до этого вращался довольно спокойно, взвыл. Рубашка Федора вздулась от мощного потока горячего воздуха. Лопасти со свистом рассекали воздух, помещение заполнил маслянистый запах сгоревшего керосина.

Теперь пропеллер уже ревел, и Чак с радостным криком показал на двигатель, который медленно двигался по столу, натягивая трос.

— Он уже развил тягу в сто фунтов, и она все возрастает! Федор, давай на полную!

Механик полностью открыл заслонку, и их оглушил невыносимый грохот двигателя.

— Три сотни, и поднимается! Мы сделали это, черт побери!

Чак направился к Юлию и Оливии, которые стояли, прижавшись к стене и широко раскрыв глаза. — Он оторвался!

Повернувшись, Чак с изумлением уставился на двигатель, который, увлекаемый бешено крутящимся пропеллером, действительно оторвался от стола. Все случилось так быстро, что он ничего не успел предпринять. Пропеллер наткнулся на стол, и в воздухе тотчас замелькали летящие во все стороны щепки. Кто-то толкнул Чака, и он упал.

Раздались испуганные крики: керосиновая лампа, которую пропеллер сбил со стола, разбилась, и вверх взметнулось пламя.

Тут же какофония звуков сменилась криками рабочих, уже тащивших ведра с песком. Двигатель свалился набок, но еще работал, пропеллер, превратившийся в неуправляемую силу, ревел. Бочка, наполненная горючим почти доверху, пылала.

Чак почему-то ощутил необычайную легкость. Казалось, он мог бы взлететь без всякого пропеллера. Потом в глазах у него потемнело, и он с удивлением почувствовал, что его каким-то образом ранило.

— Да вы же кровью истекаете!

Он посмотрел на ноги и увидел Оливию, вцепившуюся в него. Девушка сумела среагировать быстрее всех — пока он стоял столбом и смотрел на катастрофу с двигателем, она толкнула его на землю и спасла ему жизнь.

Оливия отерла кровь с его глаз. Он попытался сесть, но девушка силой уложила его обратно. Вокруг него собралась целая толпа, он слышал, что двигатель по-прежнему работает, а люди пытаются потушить разгоревшееся пламя. Федор поднялся на ноги, вернул рукоять в исходное положение, и с пронзительным скрежетом машина наконец-то остановилась.

— Он работает, черт меня побери! Он и вправду работает! — Джек плюхнулся на колени рядом с Чаком.

— По шкале — триста фунтов! — отозвался Чак с болезненной гримасой. — Он оторвался от стола, таща за собой всю конструкцию!

— Этого вполне достаточно! Мы сможем на нем летать! — ликовал Джек. — У нас есть еще пропеллеры. Надо принести один из них и проверить, как долго эта штука сможет работать.

— Вас чуть не убило, а вы собираетесь включить ее снова! — сердито сказала Оливия. И действительно, просто чудо, что никто не погиб.

Он посмотрел в ее глаза и внезапно почувствовал такую слабость…

Краем глаза он заметил появившегося в задымленном ангаре телеграфиста. Он тяжело дышал, сжимая в руке какую-то бумагу. На лице у него был написал ужас.

Почему-то Чак сразу понял, что означает это послание.

— Нам лучше вернуться к работе, — тихо промолвил он. И детская радость от совершенного, и взволнованный взгляд Оливии отступили на задний план.

— Да нет же, дубина! Вверх надо колоть, черт возьми! Винсент Готорн повернулся, услышав возмущенный рев сержанта на плацу. Слова прозвучали на едва понятной латыни, но в каком бы мире ни происходило дело и на каком бы языке ни отдавались команды, а сержанта, орущего на бестолкового новобранца, всегда можно понять без перевода.

Сержант отнял у дрожащего рекрута мушкет и, перехватив его, направил штык в живот солдату.

— Ты хоть раз видел тугарина?

— На крестах вдоль дороги.

Винсент вздохнул. После долгой зимы от трупов тугар остались лишь кости, которые не смогли расклевать вороны, да несомненный запах смерти. На черепе одного из них виднелись шесть пулевых отверстий. Марк оставил их здесь как предупреждение, но Винсенту скалящиеся черепа напоминали о том, каким он стал.

— Чтоб мне провалиться! — вопил сержант, перейдя на родной русский. — Я видел их живьем. Они шли на нас тысячами с воинственным кличем, от которого кровь стыла в жилах.

Он растянул рот в страшном оскале, изображая врагов. Вид у него и впрямь был страшный.

— Я сражался в Пятом Суздальском, был ранен в битве на перевале и, лопни мои глаза, знаю, о чем говорю.

Сержант обвел разгневанным взором аудиторию.

— Они идут на тебя стеной, как гигантская волна, и их ничем не остановить, кроме этого! — Он воинственно потряс штыком.

Рекруты не поняли ни слова из его пространной речи, но никто не осмелился возразить.

— Если слишком пригнешься — вот так, — показал он, ткнув штыком в сторону отскочившего рекрута, — тогда штык пройдет у противника между ног, и он окажется верхом на твоем мушкете. Помните, ростом они восемь-девять футов. Только смотрите, чтобы не попасть под удар сабли. Они, правда, движутся медленнее, чем мы, так что надо подождать, когда враг замахнется, пригнуться и броситься вперед. И колоть вверх! — Он снова перешел на латынь. — Прямо в брюхо, оно как раз окажется у вас перед носом! А потом повернуть! — Он совершил сложное вращательное движение. — И вытащить! — Сержант отскочил, выдернув штык из предполагаемого противника. — А теперь еще раз!

Он всучил мушкет рекруту, который пристыжено покраснел и, казалось, был готов разрыдаться.

— Да помогут ему Перм и Кесус, — мягко сказал Дмитрий.

— Слабые погибнут, — холодно отозвался Винсент. — Надеюсь только, что они нас всех не потянут за собой.

Дмитрий с некоторым изумлением и тревогой взглянул на Винсента, который пустил свою лошадь в легкий галоп. Он наконец-то научился хорошо держаться на своей огромной лошади, хотя все равно узкие плечи, небольшой рост и худоба делали его похожим на подростка. Утро было ясным и прохладным, что обещало хороший теплый день. С запада дул легкий ветерок, принося с собой из степи запах травы. Раздался свисток — из города на юг устремился следующий поезд.

Глядя на ожесточенное лицо командующего, Дмитрий осознал, что в двадцатидвухлетнем генерале не осталось больше ничего детского, или по крайней мере оно было глубоко спрятано. Некогда мягкое выражение лица сменилось упрямой решимостью, у губ залегли жесткие складки, серо-голубые глаза казались холодными, как лед. Винсент отрастил небольшую бородку (которая почему-то напоминала козлиную) и усы. Он больше не носил форменное кепи Тридцать пятого полка, сменив его на черную широкополую шляпу, придававшую ему несколько отстраненный вид. На шляпе сияли две золотые звезды — и такие же сверкали на погонах синего мундира. Приняв командование Пятым Суздальским полком, он сменил мундир на полотняную белую рубаху и брюки русской пехоты. Но теперь это осталось позади. Он командовал двумя корпусами новобранцев и выглядел как настоящий профессионал. Да, Винсент изменился.