Николае

— Я верю в то, что Господь укроет нас, ибо он обещал это сделать, сказал Бак. — Но на всякий случай нужно хорошо подготовиться. С этими словами он съехал на обочину дороги, долил в радиатор воду, добавил в двигатель почти два литра масла и заправился.

— Все происходит так, словно мы живем во времена Ветхого Завета.

Выжав сцепление и включив передачу, Бак заметил: «У них есть все шансы догнать эту старую развалюху. Но если мы успеем добраться до Аль-Ариша, то поднимемся на борт реактивного самолета и взмоем над Средиземным морем, прежде чем они поймут, что произошло.

Следующие два часа дорога становилась все хуже, а жара — сильнее. Одним глазом Бак посматривал в зеркало заднего вида. Он увидел, что и Цион тоже смотрит назад. Не появится ли на горизонте маленький быстрый автомобиль, преследующий их?

— О чем беспокоиться, Камерон? Господь не ста i бы нам так много помогать, чтобы теперь позволить нас схватить, разве нет?

— Вы спрашиваете меня? Ничего подобного, пока я не встретил вас, со мной никогда не происходило.

Полчаса они ехали молча. Наконец, Цион начал раз говор, и Баку показалось, что он говорит так уверенно, как не говорил с момента встречи с ним в убежище:

— Ты знаешь, Камерон, я все это время должен заставлять себя есть, и у меня это не очень-то получается

— Так съешьте что-нибудь! У нас полно всякой всячины!

— Думаю, что поем. В моем сердце такая глубокая боль, что кажется, что я уже никогда ничего не смогу делать ради своего собственного удовольствия. Раньше я любил поесть. Мне было известно еще до того, как я узнал Христа, что пища — это то, что Бог дарует нам. Он хотел, чтобы мы наслаждали ею. Сейчас я голоден, но поем только для того, чтобы поддержать свои силы и энергию.

— Цион, вам не нужно объяснять мне это. Я только молю Бога о том, чтобы когда-нибудь, еще до Второго Пришествия, та глубокая боль, которую вы, должно быть, чувствуете, немного утихла.

— А ты что-нибудь будешь есть? Бак сначала покачал головой, но потом, поразмыслив, спросил:

— А там есть что-нибудь, в чем содержится много белка и натурального сахара?

Что их ожидало впереди, он не мог знать, но в любом случае необходимо было поддерживать нормальное физическое состояние. Цион ухмыльнулся:

— Много белка и натурального сахара? Это израильская еда, Камерон. Ты только что описал то, что едим мы.

Раввин протянул Баку несколько фиг. Пока Бак не начал есть, он не понимал, насколько голоден. От еды он почувствовал прилив бодрости и надеялся, что Цион ощущает то же самое. Особенно когда он увидел желтые огни, мигающие на горизонте далеко позади них.

Стоял вопрос, следует ли пытаться уйти от погони или прикинуться невинным и просто пропустить мимо. Возможно, что они вообще ехали не за ними. Бак покачал головой. Он думал в этот момент о том, что это, вполне возможно, было их Ватерлоо. Но Бог поможет им выбраться! Однако нельзя быть настолько наивным, чтобы считать, что автомобиль, высланный по тревоге, следуя за ними от самой границы, не заметит их:

— Цион, вам лучше все спрятать и не попадаться на глаза.

Цион облокотился на спинку сиденья, чтобы посмотреть в заднее стекло.

— Больше оптимизма, — пробормотал он. — Господи, неужели мы для одного дня мало пережили? Камерон, я, конечно, все уберу, но возьму с собой пару кусочков.

— Устраивайтесь поудобнее. Судя по тому, как выглядели машины на границе, они маленькие и не очень мощные. Им понадобится много времени, чтобы догнать нас, если я сейчас поддам газу.

— А если все-таки догонят? — сказал Цион из-под задних сидений.

— Сейчас я как раз пытаюсь продумать нашу стратегию.

— Я буду молиться, — сказал Цион. Бак чуть не рассмеялся.

— Сегодня ваши молитвы привели к большим беспорядкам, — сказал он.

Сзади ответа не последовало. Бак выжимал из автобуса все, что мог. Он разогнал его более чем до восьмидесяти километров в час, что, по его предположению, составляло около пятидесяти миль в час. Автобус трясло, раскачивало и бросало из стороны в сторону, металлические детали протестующе скрежетали. Бак понимал, что если он мог видеть патрульную машину, то и его мог видеть водитель. Выключать габариты, надеясь на то, что они решат, что он съехал с дороги, не было смысла. Зато у него был, как ему казалось, шанс оторваться от погони. В темноте трудно точно оценить расстояние, которое их разделяло, но скорей всего они двигались с небольшой скоростью. Работали мигалки, и хотя Бак опережал их, он был уверен, что они гонятся за ним.

Сзади послышался голос Циона:

— Камерон, мне кажется, я имею право знать твой план? Что ты будешь делать, если они нас догонят, а это обязательно случится?

— Скажу вам только, что я не собираюсь возвращаться назад и вообще не уверен, что позволю им догнать нас.

— Откуда вам известно, что им нужно?

— Мы догадаемся, чего они хотят, если увидим того самого человека, который обыскивал автобус.

— Пожалуй, догадаемся.

— Я подам ему знак из окна и уговорю разобраться с нами в аэропорту. Нет никакого смысла ехать обратно к границе.

— Но разве он будет принимать решение?

— Я думаю, тогда мне придется оказать акт гражданского неповиновения.

— А что, если он заставит тебя съехать с дороги? Потребует, чтобы ты остановился?

— Я попытаюсь любой ценой избежать столкновения с ним, но я не остановлюсь. А если буду вынужден остановиться, то не поверну назад.

— Я поддерживаю тебя, Камерон, и буду молиться, а ты поступай так, как Бог подскажет тебе.

— Вы же знаете, что я только так и поступлю.

По предположениям Бака, они находились в тридцати километрах от аэропорта, расположенного в окрестностях Аль-Ариша. Они могли бы добраться до него эй полчаса даже в том случае, если бы ему удалось гнать автобус со скоростью около шестидесяти километров в час. За это время патрульная машина пограничников, безусловно, догнала бы их. Но к аэропорту они были гораздо ближе, чем к границе, что вселяло уверенность в том, что офицеру целесообразнее будет проследовать за ними до аэропорта, а не сопровождать назад до границы.

— Цион, мне нужна ваша помощь.

— Все, что хотите.

— Оставайтесь внизу, чтобы вас не было видно, но постарайтесь найти в сумке и передать мне мой телефон.

Бак спросил Циона, когда тот подполз к нему с телефоном в руке:

— Сколько вам лет, сэр?

— У нас это считается чрезвычайно невежливым вопросом, — ответил Цион.

— Да, но сейчас это не имеет никакого значения.

— Сорок шесть, Камерон. Почему ты спрашиваешь?

— Вы хорошо сохранились.

— Спасибо, но я занимаюсь спортом.

— Спортом? Правда?

— Что тут такого? Ты был бы удивлен, если бы узнал, как много ученых занимается спортом. Конечно, некоторые этого и не делают, но…

— Я хочу убедиться в том, что если это понадобится, то вы сможете бежать.

— Надеюсь, что до этого не дойдет, но бежать, если, потребуется, я смогу. Правда, не так быстро, как в молодости, но у меня для человека моего возраста удивительная выносливость.

— Вот это я и хотел знать.

— Напомните, чтобы я когда-нибудь задал тебе хоть какой-нибудь личный вопрос.

— Если серьезно, Цион, то я ведь не обидел вас? Бак ощутил внезапный прилив теплоты. Раввин захихикал:

— О, друг мой! Ты только подумай, чем меня сейчас можно обидеть?

— Цион, лучше вернитесь на свое место. Посмотрите, сколько там у нас осталось бензина?

— Счетчик прямо перед тобой, Камерон. Лучше ты мне скажи.

— Нет, я имею в виду, в канистрах.

— Я проверю, но, пока нас преследуют, у нас точно не будет времени, чтобы наполнить бак. Что ты задумал?

— Почему вы задаете так много вопросов?

— Потому что для меня это школа, а я — ученик. В любом случае, мы участвуем в этом вместе, разве не так?

— Позвольте вам подсказать. Пока вы будете вынимать пробки из этих канистр, чтобы сказать мне, сколько там осталось, я проверю прикуриватель на приборной доске.