Отряд скорби

Бак посмотрел на часы. Очевидно, было уже слишком поздно. Он все-таки позвонил, но трубку взяла экономка, которая сказала, что раввин уже уехал двадцать минут назад. От досады он ударил рукой по шкафу. Какой чести он лишился из-за того, что пошел в гостиницу пешком вместо того, чтобы взять такси. Может быть, сейчас взять такси до телестудии и встретиться с Ционом после ленча? Но захочет ли раввин разговаривать с ним непосредственно перед выходом в эфир? Бак взял трубку, ответил дежурный администратор.

— Можно заказать такси?

— Конечно, сэр, но оно уже заказано для вас. Вы хотите воспользоваться им сейчас?

— Да. И задержите такси, пока я не спущусь вниз.

— Да, сэр. Пожалуйста, повесьте трубку, вас ожидает новый телефонный звонок. Это был Цион.

— Доктор бен-Иегуда, я так рад, что вы позвонили. Я только что вернулся.

— Я был на подписании, Бак, — ответил Цион со своим сильным еврейским акцентом. Но я постарался сделать так, чтобы меня не видели.

— Ваше приглашение на ленч по-прежнему остается в силе?

— Да.

— Когда и где мы встретимся?

— Как вы смотрите на то, чтобы сейчас, напротив гостиницы?

— Одна нога здесь, другая там!

«Спасибо Тебе, Господь!» Бак тяжело дышал, когда скатывался вниз по ступенькам. «Пожалуйста, дай мне возможность сказать этому человеку, что Ты и есть Мессия!»

В машине раввин пожал Баку руку обеими своими и притянул его к себе.

— Бак, мы вместе пережили совершенно невероятные события. Это связывает нас. Сейчас я очень переживаю по поводу рассказа о моих открытиях. Я хотел бы поговорить во время ленча. Это возможно?

Доктор попросил шофера подвезти их к небольшому кафе в деловой части Иерусалима. Цион — крупный, смуглый, с папкой под мышкой, мягко обратился к швейцару по-еврейски. Их провели к столику у окна, окруженному густой зеленью. Когда принесли меню, бен-Иегуда посмотрел на часы, отложил меню в сторону и снова заговорил по-еврейски. Бак догадался, что он делает заказ для них обоих.

Официант принес им неразрезанный каравай теплого хлеба, масло, круг сыра, майонез, вазу с зелеными яблоками и свежие огурцы.

— Вы мне позволите? — спросил бен-Иегуда, указывая на тарелку.

— Пожалуйста.

Доктор нарезал большими ломтями теплый хлеб, намазал их толстым слоем масла и майонеза, положил сверху дольки огурцов и сыра, сбоку подложил кусочки нарезанных яблок и поставил тарелку перед Баком.

Бак дожидался, пока доктор приготовит такое же блюдо для себя.

— Пожалуйста, не ждите меня. Ешьте, пока не остыл хлеб.

Бак слегка наклонил голову, снова прочитав молитву о душе Сиона бен-Иегуды. Потом он поднял глаза и взял деликатес в руки.

— Вы молитесь, — отметил бен-Иегуда, продолжая готовить себе блюдо.

— Да.

Бак продолжал молиться молча, задавая себе вопрос, о чем сейчас уместно говорить. Можно ли как-то повлиять на человека в течение часа, предшествующего его выступлению, во время которого он поведает миру о результатах своих исследований. Бак почувствовал себя неловко. Между тем, он заметил, что доктор улыбается.

— В чем дело, Сион?

— Я припомнил, как я тут последний раз завтракал с американцем. Это был типичный янки, любитель достопримечательностей. Меня попросили развлечь его. Он был каким-то религиозным деятелем, а мы, как вы знаете, готовы на все, лишь бы угодить туристам.

— Да, — согласно кивнул Бак.

— Тут я совершил ошибку, спросив его, не хочет ли он попробовать один из моих любимых сандвичей, с овощами и сыром. Однако то ли он плохо понимал мой акцент, то ли он понял, но мое предложение не соблазнило его. Он вежливо уклонился и заказал что-то более привычное, что-то вроде лаваша с креветками, насколько я помню. Но я по-еврейски попросил официанта принести дополнительную порцию того, что я заказал, рассчитывая на то, что сработает фактор зависти. Прошло совсем немного времени, и мой американец отодвинул свою тарелку и принялся за то блюдо, которое я заказал.

Бак рассмеялся.

— Теперь вы уже сами делаете заказ для своих гостей.

— Точно.

Прежде чем раввин приступил к еде, он тоже молча помолился.

— Я пропустил сегодня завтрак, — сказал Бак, поднимая в руке хлеб, как бы салютуя.

Цион бен-Иегуда с удовольствием улыбнулся в ответ.

— Прекрасно! — сказал он. — Международная поговорка гласит, что голод — лучшая приправа.

Бак согласился, что это верно. Ему пришлось заставлять себя глотать помедленнее, чтобы не переесть, что не так уж часто бывало для него проблемой.

— Сион, — наконец перешел он к разговору — Вы просто хотели, чтобы я составил вам компанию перед эфиром, или есть какой-то особый вопрос, который вы собираетесь обсудить со мной?

— Есть кое-что, — ответил раввин, посмотрев на часы. — Кстати, как у меня волосы?

— Нормально. К тому же вас наверняка еще причешут в гримерной.

— В гримерной? Я как-то забыл об этом. Неудивительно, что они попросили меня приехать пораньше.

Бен-Иегуда снова посмотрел на часы, затем отодвинул свою тарелку и положил на стол блокнот. Все листы в нем были заполнены записями.

— Еще несколько таких блокнотов у меня в кабинете, но здесь самое главное — результаты моей исчерпывающей (и изнурительной) работы с группой учеников, которые оказали мне неоценимую помощь.

— Вы полагаете, что сумеете за час прочитать это вслух?

— Нет, нет! — ответил бен-Иегуда, смеясь, — это можно назвать моим средством подстраховки. Где бы я ни оказался, мне всегда нужно что-то сказать. А вообще вам, наверное, интересно будет узнать, что я заучил наизусть весь текст своего выступления по телевидению.

— Длиною в час?

— Это могло бы напугать меня года три назад, а сей час я знаю, что могу говорить много часов и без всяких заметок Но я должен придерживаться плана, чтобы контролировать время. Если в каком-то месте я отклонюсь, то уже не сумею остановиться.

— И все-таки вы берете с собой заметки.

— Бак, я уверен в себе, но я не дурак. Я выступаю публично большую часть своей жизни, но не меньше половины моих выступлений звучали по-еврейски Естественно, для всемирной аудитории Си-эн-эн нужен английский. Это представляет для меня некоторую сложность. И я не хочу создавать себе дополни тельные трудности тем, что потеряю главную нить доклада.

— Не сомневаюсь, что у вас все будет прекрасно.

— Благодаря этим вашим словам цель разговора уже достигнута, — сказал раввин улыбаясь. — Приглашение ваг на ленч уже принесло свои плоды.

— Значит, вам нужен был лавровый венок?

Было похоже, что раввин на миг задумался над этими словами. Это были английские слова, и Бак подумал, что они вполне понятны.

— Да, — сказал бен-Иегуда, — лавровый венок. Тогда я хочу задать вам свой вопрос. Если он окажется слишком личным, вы можете не отвечать.

Бак широко развел руки, демонстрируя, что он открыт для любого вопроса.

— Вчера вы спросили меня о моих выводах по поводу Мессии. И я попросил вас подождать, пока этого не услышит и весь мир. Но позвольте мне теперь этот самый вопрос задать вам.

«Слава Богу», — подумал Бак.

— Каким временем мы располагаем?

— У нас около двадцати минут. Если понадобится больше, мы можем продолжить в машине по пути в студию. Может быть, даже в гримерной.

Раввин улыбнулся собственной шутке. Но Бак уже начал отвечать.

— Вы уже знаете, что, когда нордландцы атаковали Израиль, я находился в кибуце. Бен-Иегуда кивнул.

— В этот день вы перестали быть агностиком.

— Да. Потом, в день исчезновений, я находился в самолете, летевшем из Лондона.

— Этого вы мне не рассказывали.

Но Бак уже не слушал его, а продолжал историю своих духовных приключений. Она не была закончена до тех пор, пока раввин не вышел из гримерной и не занял место в зеленой комнате, уже нервничая

— Пожалуй, я говорил слишком долго? — спросил Бак. — Я чувствую, что вам нужны были большие усилия даже для того, чтобы слушать меня, в то время как вы уже сосредотачивались на собственном выступлении.