Четвертый протокол

– Можешь не беспокоиться, – ответил Престон сердито. – Мы здесь отмечаем мой отпуск с завтрашнего дня. Выгнали. Ладно, давай выпьем.

– Перестань ворчать, – уговаривал Бэнкс. – Другие ждут не дождутся вырваться отдохнуть.

Он заметил, что Престон чем-то обижен. Надо выяснить у коллеги из МИ-5, в чем причина его дурного настроения.

Он не мог сказать Престону, что сэр Найджел Ирвин поручил присмотреться к нему, узнать, в чем сложности его отношений с Харкорт-Смитом, – докладывать обо всем.

Через час, осушив три стакана виски, Престон все еще был мрачен.

– Я думаю, пора бросать эту работу, – вдруг заявил он.

Бэнкс умел слушать, вступал в разговор только для того, чтобы уточнить интересующие его детали.

– Решение серьезное. Неужели дело зашло так далеко? – озабоченно спросил он.

– Послушай, Барри, я могу спрыгнуть с парашютом с шести тысяч метров. Мне плевать, что при этом в меня стреляют враги, но я начинаю чертовски нервничать, если по мне из пушек палят свои же. Разве я не прав?

– Прав абсолютно, – сказал Бэнкс. – И кто же палит?

– Да этот умник сверху, – процедил Престон. – Только что отнес ему еще один доклад, он ему, видите ли, не понравился.

– Опять положил под сукно?

Престон пожал плечами.

– Положит.

Двери бара на Гордон-стрит открылись, вошли Брайан Харкорт-Смит и несколько руководителей отделов. Престон допил виски.

– Ну, ладно. Я пошел. Сегодня вечером мы с сыном идем в кино.

Когда он ушел, Барри Бэнкс, допив свою порцию, отправился к себе на службу, искусно отклонив приглашение присоединиться к группе вновь пришедших. В кабинете он набрал номер служебного телефона «Си» и долго беседовал с Найджелом Ирвином.

Только под утро в четверг майор Петровский вернулся в Черри-хейз Клоуз. Черный кожаный костюм и шлем он оставил вместе с мотоциклом в Тетфорде. Когда он плавно остановил свой маленький «форд» на площадке у гаража и пошел в дом, на нем уже был строгий костюм и легкий светлый плащ. Никто не заметил, как он входил в дом, неся в руках пластиковый пакет.

Он запер дверь и поднялся на второй этаж в спальню. Там он выдвинул нижний ящик шкафчика для белья. В нем лежал транзисторный приемник «Сони». Рядом лег гипсовый лубок.

Больше он не прикасался к этим предметам. Это сделает офицер-сборщик, который прибудет, когда все необходимые компоненты будут благополучно переправлены по назначению.

Перед тем как лечь спать, он заварил себе чаю. Всего должно прибыть девять курьеров. Это означало девять встреч плюс по запасному варианту на каждую, если курьер не прибыл вовремя. Он помнил все даты наизусть. Кроме того, есть еще шесть дат встреч для трех дополнительных курьеров, если потребуется замена.

Придется вызывать одного из этих трех, так как курьер номер два так и не появился. Петровский понятия не имел, что с ним случилось. Далеко отсюда, в Москве, об этом знал майор Волков. В столицу пришел подробный доклад от советского консула в Глазго, в котором тот уверял, что личные вещи погибшего матроса находятся в полицейском участке Патрик и останутся там впредь до окончания расследования.

Петровский еще раз мысленно проверил свой список. Курьер номер четыре должен был появиться через четыре дня. Встреча назначена в лондонском Вест-Энде. Петровский заснул, когда наступило утро. Засыпая, он слышал, как под окном скрипнула тележка молочника, звякнули бутылки.

На этот раз Бэнкс был откровеннее. В пятницу после обеда он поджидал Престона в вестибюле его дома. Наконец коллега из МИ-5 подъехал на своем автомобиле. На переднем сиденье Бэнкс увидел Томми.

С утра отец и сын были в авиационном музее в Хендоне, где боевые истребители давно минувших времен произвели на мальчика такое впечатление, что он тут же пожелал стать летчиком, как только вырастет. Его отец знал, что Томми раз шесть менял свои планы на будущее и ясно, что этот не последний его выбор. День удался.

Бэнкс не ожидал увидеть мальчика. Он явно был удивлен, но дружески кивнул и улыбнулся. Престон представил его Томми как «дядю с работы».

– Ну, какие проблемы на этот раз? – спросил Престон.

Бэнкс осторожничал.

– С тобой опять хочет встретиться мой коллега.

– Подойдет в понедельник? – спросил Престон.

В воскресенье заканчивается их с Томми неделя, он должен отвезти сына в Мейфэр к Джулии.

– Вообще-то он ждет тебя сейчас.

– Опять в автомобиле?

– М-м, нет. На нашей квартире в Челси.

Престон вздохнул.

– Давай адрес, поеду, а ты с Томми пока поешь мороженое.

– Мне нужно позвонить, – сказал Бэнкс. Он зашел в телефонную будку поблизости и позвонил. Престон с сыном ждали рядом на улице.

Бэнкс вышел и утвердительно кивнул головой.

– Все в порядке, – сказал он Престону и подал ему клочок бумаги. Престон уехал, а Томми повел Бэнкса в свое любимое кафе.

Квартира, находившаяся в современном квартале неподалеку от Челси на Мэнор-стрит, оказалась небольшой, но весьма удобной. Сэр Найджел сам открыл дверь. Как всегда его манеры были безупречны.

– Мой дорогой Джон, как любезно с вашей стороны, что вы согласились прийти.

Если бы к нему приволокли связанного по рукам и ногам преступника, он и тогда бы сказал эти же слова.

Они устроились в маленькой гостиной. Старик протянул Престону его доклад.

– Огромное спасибо. Чрезвычайно интересно.

– Но, судя по всему, не совсем правдоподобно.

Сэр Найджел пристально посмотрел на своего молодого собеседника, но выразился очень осторожно.

– Я бы не стал утверждать столь категорично.

Затем он улыбнулся и сменил тему разговора.

– Пожалуйста, не думайте плохо о Барри, я попросил его понаблюдать за вами. Мне кажется, вы не совсем довольны своей нынешней работой.

– Ну сейчас-то я не работаю, сэр. Я в принудительном отпуске.

– Я так и понял. Это из-за случая в Глазго? Верно?

– Вы еще не получили отчета о том, что произошло в Глазго на прошлой неделе? Дело касается одного русского, который, я полагаю, был чьим-то курьером. Безусловно, это интересно для «шестерки».

– Несомненно, я получу доклад, – сказал сэр Найджел. – Но будьте добры, изложите мне происшедшее сами.

Престон рассказал обо всем с самого начала и до конца. Сэр Найджел слушал его, попутно размышляя о случившемся.

«Неужели они все-таки пойдут на то, чтобы нарушить договор, – думал он, – нарушить Четвертый Протокол? Люди, доведенные до крайности, способны на самые отчаянные поступки. Нет сомнения, что, будучи не в состоянии обеспечить своему народу сытую жизнь, улучшить состояние экономики, ввязавшись в афганскую войну, руководство Советского Союза подошло к опасной черте». Найджел заметил, что Престон кончил свой рассказ.

– Каковы же ваши выводы?

– Семенов – не матрос торгового флота. Он – курьер. Это единственный возможный вывод. Я не верю, что он стал бы так защищать свой груз и кончать жизнь самоубийством, если бы его не предупредили о чрезвычайной важности его миссии.

– Справедливо, – заключил сэр Найджел. – И что же?

– Я считаю, что существует адресат груза, которому Семенов должен был передать этот полониевый диск или при личной встрече, или через «тайник». Этот человек здесь, у нас в стране. Надо попытаться его найти.

Сэр Найджел поджал губы.

– Если он профессионал, найти его будет труднее, чем иголку в стоге сена.

– Да, я это прекрасно понимаю.

– Если бы вас не отправили в отпуск, что бы вы стали делать?

– Сам по себе диск полония использовать нельзя. Что бы не затевал тайный агент, ему понадобятся другие компоненты. Похоже, что тот, кто послал Семенова, отказался использовать канал дипломатической связи. Не могу сказать, почему он принял именно такое решение, ведь отправить небольшую коробочку, изнутри экранированную свинцовыми прокладками в мешке с посольской корреспонденцией, а затем послать одного из своих «дипломатов» положить коробочку в «тайник» для этого адресата было бы значительно проще. Почему они все-таки этого не сделали? Вот где загадка. И самый короткий ответ на нее – я не знаю.