Без улик

Фредерик Форсайт

Без улик

Марк Сандерсон любил женщин. Кстати сказать, он также любил сочные бифштексы от Абердин Ангус, чуть недожаренные, с салатом-латук; поглощал и то и другое с одинаковым удовольствием. Когда он чувствовал малейший голод, то звонил нужному поставщику и заказывал то, что ему нужно прямо в свой пентхаус. Он мог себе это позволить, так как у него было несколько миллионов фунтов стерлингов, которые в эти неспокойные времена стоили в два раза дороже американских долларов.

Как и у большинства богатых и удачливых людей, у него было три жизни: публичная и профессиональная жизнь удачливого промышленного магната из Лондона; его личная жизнь, которой он не придавал большого значения, потому что она была достоянием общественности; и его секретная жизнь.

Первая жизнь регулярно фиксировалась в финансовых колонках большинства газет и в телевизионных программах. В середине шестидесятых он начал работать агентом недвижимого имущества в западной части Лондона, имея плохое образование, зато острый, как бритва, ум, чтобы заключать прибыльные имущественные сделки. За два года он выучил все правила игры, и что более важно, как их легально обойти. В возрасте двадцати трех лет он заключил свою первую самостоятельную сделку, получив в течении двадцати четырех часов прибыль в 10000 фунтов за жилье в Сент Джонс Вуд и основал Гамильтон Холдинг, который и через шестнадцать лет остался основой его состояния. Он назвал его в честь первой сделки, которую он заключил, продав дом в Гамильтон Террасе. Это был его последний сентиментальный поступок. В начале семидесятых, имея всего один миллион, он не владел большим имуществом. Но к середине семидесятых, когда его состояние приблизилось к пяти миллионам фунтов, он начал вкладывать капитал в различные предприятия. Как и в деле с Сент Джонс Вуд, Сандерсон был также проницателен в финансах, банковской сфере, химической промышленности и средиземноморских курортах. Журналисты начали писать об этом, люди поверили в него и стоимость акций его конгломерата, состоящего из десяти сфер и объединенного Гамильтон Холдинг, постоянно росли.

Описание его личной жизни можно было найти в тех же газетах, только несколькими страницами ранее. Мужчина, у которого пентхаус в Регент парке, поместье Элизабет в Ворцестершире, шато в долине Лойре, вилла в Кап де Антибес, яхта «Ламборджини», ролс-ройс, и кажущийся бесконечным успех у молодых и спортивных старлеток, которые составляли ему компанию на фотографиях или в его круглой двенадцатифутовой кровати, вызывал восторг у писак из колонки Вильяма Хикей. Упоминание в новостях слухов о разводе с актрисой из известного фильма и авторском костюме от смуглой кандидатки в Мисс мира, поставили бы крест на его карьере пятнадцать лет назад, десять лет назад это нужно было еще доказать, а в настоящее время все что он делал, вызывало восторг у людей из западной части Лондона. Он был человеком-легендой.

Свою секретную жизнь он мог описать одним словом – скука. Марк Сандерсон сходил с ума от скуки даже во время матча по стрельбе. Фраза, которую он однажды обронил «что Марк хочет, то Марк получит», стала крылатой. В свои тридцать девять лет он выглядел неплохо, в стиле Брандо – в хорошей физической форме и одинокий. Он понимал, что ему нужна та единственная, от которой он хотел бы детей и с которой у него было бы место в стране под названием дом. Он также знал, что вряд ли он найдет ее, так как у него была слишком красивая мечта о той, которую ему хотелось бы, но ни разу еще он не встретил ее. Как и для большинства богатых волокит, впечатление на него производили только те женщины, которых абсолютно не впечатлял он сам, или по крайней мере его известность, его деньги, власть и репутация, но в отличии от большинства богатых волокит, он все еще сохранил достаточно здравого смысла для самоанализа и принял ситуацию такой, какая есть, по крайней мере для себя. Признать это публично, означало бы получить град насмешек.

Он был уже почти уверен, что никогда не встретит ее, когда в начале лета это произошло. Это был какой-то благотворительный вечер, наподобии тех, где всегда скучно и лишь денежная купюра, слегка колеблясь, отправляется на покупку чашки молока в Бангладеш. Она стояла в дальнем углу комнаты, слушая маленького толстого мужчину, с огромной сигарой, для значимости. Она слушала его со спокойной улыбкой, не показывая, находила ли она смешным анекдот или выходки коротышки, который пытался уловить в ее взгляде какой-то подтекст.

Сандерсон направился к ней и благодаря шапочному знакомству с продюсером короткометражного фильма, сам представился. Ее звали Анжела Саммерс, рука, которую она подала, была продолговатая с совершенными ногтями и прохладная. Другой рукой она держала что-то похожее на джин с тоником, но оказавшееся просто тоником, бросалась в глаза тонким золотым ободком на среднем пальце. Сандерсона это не беспокоило, замужние женщины так же доступны, как и любые другие. Он сменил продюсера и начал беседу. Она впечатлила его физически, что случалось редко, и взволновала, что происходило часто.

Мисс Саммерс была высокой и стройной, со спокойным и красивым, если не сказать светским, лицом. Ее фигура с высокой грудью, тонкой талией, широкими бедрами и длинными ногами, определенно была не модной в восьмидесятые, когда популярность завоевали тростинки. Ее блестящие каштановые волосы вились по плечам и выглядели естественно здоровыми, без дорогой укладки. Она была одета в простое белое платье, которое оттеняло золотистый загар, никаких украшений, лишь легкий макияж глаз, которые выделяли ее среди других присутствующих светских дам. Он прикинул, что ей около тридцати, а позже узнал, что ей тридцать два.

Он предположил, что ее загар является следствием обычных прогулок на лыжах в апреле или весеннего карибского круиза, что означает, что у нее или у ее мужа есть деньги для такого образа жизни, впрочем, как и у других женщин в этой комнате. Но он дважды оказался не прав. Позже он узнал, что она и ее муж жили в сельском домике на испанском побережье, на крошечное жалование ее мужа от книг о птицах и ее собственное от преподавания английского.

Из-за ее темных волос и глаз, осанки и золотистой кожи, ему показалось на мгновение, что она испанка по происхождению, но она оказалось такой же англичанкой, как и он. Она рассказала ему, что приехала навестить родителей в Мидленде и школьную подругу, предполагалось, что перед возвращением она проведет неделю в Лондоне. С ней было легко разговаривать. Она не льстила ему, что соответствовало его настроению, не хохатала, когда он говорил что-то не очень смешное.

– Что Вы думаете о нашем западном обшестве? – спросил он, когда они стояли у стены, наблюдая за вечером.

– Возможно не то, что хотелось бы, – задумчиво ответила она.

– Они похожи на стаю длиннохвостых попугаев в банке – зло проворчал он.

Она удивленно подняла бровь.

– Я думала, Макр Сандерсон – один из столпов этого общества. – Она поддразнивала его, мягко, но колко.

– Слухи о нашей жизни доходят даже до Испании? – спросил он.

– Даже на Коста Бланке мы получаем «Daily Express» – ответила она с невозмутимым видом.

– Которая рассказывает о жизни Марка Сандерса?

– Именно – спокойно ответила она.

– Вы впечатлены?

– А должна была?

– Нет.

– Тогда нет.

Ее ответ принес ему чувство облегчения.

– Я рад, – сказал он, – но могу я поинтересоваться, почему?

Она немного подумала.

– Все это похоже на обман, – сказала она.

– И обо мне тоже?

Он заметил, как плавно вздымалась ее грудь под простым белым платьем, когда она посмотрела на него.

– Я не думаю, – сказала она серьезно. – Я подозреваю, что в 50 % случаях есть шанс, что Вы довольно милый человек.

Ее ответ вывел его из равновесия.

– Возможно, Вы ошибаетесь, – огрызнулся он, но она лишь терпеливо улыбнулась, как капризному малышу.