Трафальгарский ветер

— Закрыть люк, — приказал Хорнблоуэр, — а вы, боцман Уайз, задрайте его. Помощникам штурмана оставаться с м-ром Уайзом, остальные — за мной!

Он ринулся на корму, держа в правой руке обнаженную шпагу с медной рукоятью. Двое или трое французов пытались преградить им путь, но с ними разговор был коротким — время для чего-либо другого еще не наступило. Капитан внезапно вспомнил, что надо поднять шум: если на корме у Мидоуса возникли затруднения, боевые крики его команды наверняка посеют панику среди противников и дадут англичанам дополнительное преимущество. Он заорал изо всех сил, и вопль его был моментально подхвачен бегущей за ним по пятам толпой. Неожиданно прямо перед Хорнблоуэром из мрака возникла чья-то высокая фигура, облаченная во все белое: белые штаны, белая рубаха и бледное лицо. Одновременно в темноте палубы обрисовался освещенный треугольник, из чего Хорнблоуэр заключил, что выбежавший на палубу француз — это сам капитан, выскочивший из своей каюты на шум драки. Но столкнуться с ним Хорнблоуэру так и не довелось. Откуда-то с боку возникла грузная фигура англичанина с черным лицом и обнаженным тесаком в руке. Он яростно атаковал француза, но тот вовремя заметил опасность и встретил нападавшего выпадом своей шпаги. Хорнблоуэр успел заметить вытянутую руку и выставленное вперед колено французского капитана, опускающийся на его голову тесак, а затем оба покатились куда-то в сторону и исчезли во мраке.

Сражение, если можно назвать его таковым, почти закончилось. Не успевшие вооружиться, захваченные врасплох французы не смогли предпринять ничего существенного. Им оставалось только спасаться, кто как может. За каждым, чье лицо белело в темноте, победители устраивали самую настоящую охоту. Застигнутых убивали без пощады, что можно объяснить только овладевшим всеми азартом и безумием битвы. Уцелела лишь небольшая группа французов. Они бросились на колени и взмолились о пощаде. В горячке англичане зарубили еще двух-трех матросов, но это были последние жертвы. Их смерть несколько охладила пыл победителей, и оставшиеся в живых были препровождены на корму, где к ним приставили охрану.

У Хорнблоуэра создалось впечатление, что несколько человек из экипажа нашли убежище наверху, среди снастей, но с этим можно было разобраться позже. Он окинул взглядом палубу, причудливо освещенную качающимися на реях фонарями. К их рассеянному свету периодически добавлялся свет из капитанской каюты, дверь которой то открывалась, то закрывалась, в зависимости от колебаний на волнах корпуса судна. Множество разбросанных тут и там трупов вместе с освещением придавали этой сцене уродливо гротескный характер. А это еще что такое? Оживший мертвец или просто пришедший в себя раненый? В принявшем вертикальное положение теле было что-то неестественное, живой человек не смог бы так себя вести. Хорнблоуэру понадобилось несколько секунд, чтобы понять происходящее. Этот человек на самом деле был мертв, а его труп приподнялся над палубой лишь потому, что его выталкивали снизу из кормового люка. Оставшиеся внизу члены экипажа решили таким образом избавиться от неприятного соседства. Пока Хорнблоуэр рассуждал, мертвец повалился на палубу с глухим стуком и откатился в сторону. Из люка высунулись две руки, и в ту же секунду Хорнблоуэр прыгнул. Взмах шпаги, и руки тут же скрылись, а снизу донесся дикий вопль боли. Капитан поспешно закрыл крышку люка и сам задраил его. Теперь с этой стороны можно было некоторое время не опасаться нападения.

Выпрямившись, Хорнблоуэр оказался лицом к лицу с неизвестным, пришедшим сюда с той же целью — закрыть люк. От неожиданности он едва не проткнул того шпагой, но вовремя опомнился, увидев раскрашенное черной краской лицо.

— С ними покончено, — раздался голос Бедлстоуна; только теперь капитан узнал его.

— А где Мидоус? — хрипло спросил Хорнблоуэр, У которого внезапно пересохло в горле.

— С ним тоже покончено, — ответил Бедлстоун, делая рукой неопределенный жест куда-то в сторону.

Словно в ответ на этот жест дверь капитанской каюты снова распахнулась, осветив большой кусок палубы, и Хорнблоуэр увидел все своими глазами. Поодаль от люка распростерлись два тела. Одно из них принадлежало Мидоусу. Он лежал на боку, раскинув в разные стороны руки и ноги. Из груди торчала рукоятка шпаги, а два фута стали, вышедшие из спины, не позволяли телу полностью опуститься на палубу. На черном лице зловеще сверкали оскаленные белые зубы — с этим свирепым оскалом Мидоус, похоже, и ринулся в смертельную для него атаку. В неровном свете фонарей казалось, что на губах у него по-прежнему играет презрительная усмешка. Сразу за телом Мидоуса лежал труп французского капитана, но его белые штаны и рубаха уже не были белыми. Лицо француза представляло собой невообразимое месиво. Тут же валялся тесак, которым был нанесен ужасающий удар. Пронзенный клинком шпаги в сердце, Мидоус сумел найти в себе силы, чтобы обрушить в последней вспышке угасающего сознания свое оружие на голову противника. Много лет назад французский эмигрант, обучавший Хорнблоуэра французскому языку и фехтованию, упоминал как-то «le coup des deux veuves» — безрассудную обоюдоострую атаку, делающую вдовами сразу двух женщин. Сейчас он видел перед собой яркий пример ее последствий.

— Будут какие-нибудь приказания, сэр? — голос Буша вернул Хорнблоуэра к реальности.

— С этим обращайтесь к капитану Бедлстоуну, — сухо ответил он.

Чисто формальный ответ, но он помог проясниться мыслям в голове Хорнблоуэра. В то же мгновение он вдруг сообразил, что дело-то еще далеко не закончено и успокаиваться рано. Прямо у него под ногами раздался мощный удар, произведенный с такой силой, что болезненно отозвался в пятках. Запертые внизу французы опомнились от первого потрясения и теперь пытались выбить кормовой люк. Аналогичные удары послышались со стороны носового люка. Чей-то голос окликнул Хорнблоуэра:

— Что делать, сэр?

— Когда мы пошли на абордаж, внизу осталась целая вахта, — заметил Бедлстоун.

Да, не меньше половины французов все еще находилось внизу. Это обстоятельство, в известной степени, способствовало сравнительной легкости одержанной победы. Тридцать вооруженных англичан напали на полсотни безоружных и не ждавших ничего подобного французов и стали победителями, но теперь приходилось считаться с тем, что еще большее число врагов находится в трюме и, судя по их поведению, не собирается сдаваться.

— Отправляйся на бак, Буш, и разберись там, — распорядился Хорнблоуэр; только когда тот бросился выполнять приказ, до Хорнблоуэра дошло, что он забыл обязательное «мистер» в своем обращении. Должно быть, нервы совсем расшатались.

— Мы в состоянии не допустить их наверх, — сказал Бедлстоун.

Шкипер был прав: запертые внизу французы вряд ли сумеют пробиться на палубу через охраняемый люк даже в том случае, если им удастся разломать или выбить крышку. А именно это и происходило в настоящий момент. К сожалению, англичан было слишком мало. Им приходилось одновременно караулить оба выхода — на носу и на корме, — сторожить пленных, сгрудившихся у гакаборта, да еще и обеспечивать управление как бригом, так и оставшейся без экипажа «Принцессой». Все это было трудным делом для поредевшей команды.

Брошенный штурвал брига свободно вращался сам по себе. Сначала Хорнблоуэр решил, что тусклое освещение сыграло шутку с его зрением, но взяв в руки рулевое колесо, он не почувствовал той легкости, с какой должен был отзываться штурвал при дрейфе, а в следующий момент он вообще превратился в безжизненный кусок дерева.

— Они перерезали рулевые тросы, — сообщил од Бедлстоуну.

В ту же секунду палуба под ногами вздрогнула от громового удара. Оба капитана даже подпрыгнули от неожиданности.

— Что за черт? — растерянно воскликнул Хорнблоуэр, но вместо ответа еще один удар обрушила снизу на палубные доски, и рядом с правой ногой Хорнблоуэра возник тоненький лучик света, пробивающийся сквозь неведомо откуда взявшееся круглое отверстие.