Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 14

– Аслак! Стой, бычина! Стой, чтоб тебя тролли взяли! – вопила она, с неожиданной силой вцепившись в руки брата (ибо Аслак Облако был одним из ее братьев).

Аслак остановился, попытался ее стряхнуть, потом совсем затих, тяжело дыша и глядя на Брендольва с выражением тупой ярости.

– Знала я, что ты дурак, но не настолько же! – ненавидяще шипела Мальфрид, как разъяренная кошка. – Ты на кого полез, медведь безголовый! Да ты ему должен хвалебные песни сочинять! Если бы ума хватило! Не слышал, что мать сказала? Тролли тебе в уши наклали? Никогда не слушаешь!

– Пусти! – Аслак тряхнул кулаками, и Мальфрид выпустила его, видя, что он уже успокоился. – Кто это такой-то? Чего мать говорила?

– Глухая колода! Иди отсюда, чтобы я тебя близко не видела! А он будет здесь сидеть! Всегда! Понял?

Не ответив, Аслак пошел прочь. Брендольв смотрел ему вслед, безгранично изумленный. Чтобы хозяин так встречал гостя? Чтобы женщина при всей гриднице такими словами честила мужчину, а он терпел и подчинялся? Как видно, у Лейрингов всем правили женщины. И понятнее делалось желание кюны Даллы, их родственницы, управлять сначала Стюрмиром конунгом, а потом, когда не вышло, сменить его на более послушного Вильмунда конунга.

– Не обращай внимания. – Мальфрид уселась рядом с Брендольвом и махнула рукой вслед уходящему Аслаку. – Он дурак. У него на голове – облако, а в голове – туман. Йорунн хотела женить его на Ингвильде, Фрейвидовой дочке, а ее перехватил Стюрмир конунг для Вильмунда. Вот он теперь и обиделся.

Этот придурок хотел жениться на Ингвильде! При мысли об этом Брендольв покраснел от досады, чувствуя, что в этом случае без раздумий убил бы Аслака. Не ради своей выгоды, а просто чтобы не владел тем, чего не достоин.

Весь остаток вечера Мальфрид сидела рядом с Брендольвом, наливала ему пива, пила из его чаши и развлекала его как могла. Брендольв разглядел, что она не так юна, как казалась с первого взгляда – пожалуй, она была даже года на два постарше его. Смеялась она громко, но как-то неестественно, держалась свободно, но Брендольву чудилась в ее светлых, временами томных глазах глубоко скрытая тоска и неуверенность. Все ее поведение говорило о том, что общество чужих мужчин для нее давно привычно, но все же Брендольву льстило то, что из всех гостей хозяйская дочка выбрала именно его. Маленький тщеславный тролль в его душе раздулся от гордости и затолкал тревожные раздумья подальше.

Назавтра Брендольв попробовал завести с Йорунн хозяйкой разговор о сборе войска, но она опять махнула рукой.

– Откуда я знаю, как там у Гримкеля и Тюрвинда идут дела? Пусть мужчины собирают войско, ведь на что-то же они годны! А когда соберут, тогда и посмотрим. Не забивай себе голову раньше времени. От раздумий доблесть усыхает. Ты не знал? Иди лучше поболтай с Мальфрид.

Брендольву не очень хотелось болтать с Мальфрид, но другого дела не находилось. Прошло три дня, и он обнаружил, что Острый мыс поразительно похож на озеро Фрейра. Здесь тоже толкалось множество народу, который и хотел, и мог бы что-то сделать, если бы кто-нибудь собрал его силу и направил в нужное русло. Но кто? От Вильмунда конунга Брендольв уже ничего хорошего не ждал и надеялся только на Гримкеля ярла. Может быть, брат кюны окажется достойным вождем?

– А что, у вас на Востоке большая усадьба? – время от времени принималась расспрашивать его Йорунн хозяйка. – Сколько у вас скота? А дружину держите большую? А сколько земли засеваете? Это все далеко от усадьбы? А бондов в округе много?

Брендольв отвечал даже с удовольствием, мысленно уносясь в родные места. Усадьба Лаберг, ее поля и горные пастбища, вехи на берегах, по которым ищут места рыбных ловов, и каменные площадки на прибрежных скалах, после удачного лова засыпанные сохнущей рыбой, – все это он видел как наяву и невольно стремился туда, хотя и понимал, что попасть домой доведется не скоро.





– А Хельги хёвдинг такой же богач? – как-то спросила Йорунн. – А ты, значит, обручен с его дочкой?

– Да. – Брендольв кивнул. Хельга почему-то помнилась ему такой, к какой он привык еще в детстве, маленькой резвой девочкой. Ее новый, взрослый образ, в котором он наблюдал ее только месяц, побледнел в его памяти.

– Небось, вас еще с детства обручили? – прищурившись, спросила Йорунн.

– Нет. Совсем недавно, вскоре после йоля*. Мы… Мой отец немного повздорил с Хельги, а потом они помирились и решили…

– Ясно, ясно! – Старуха затрясла головой. – Ну, недавнее обручение большой силы не имеет. Никто не удивится, если ты выберешь другую.

– Какую другую? – Брендольв вытаращил глаза в показном изумлении, но имел сильные подозрения – какую.

– Да хотя бы нашу Мальфрид! – прямо ответила старуха и покосилась в сторону женской скамьи.

Мальфрид сидела в самой середине, как невеста, нарядная, убранная золотом, прямая и величавая, с замкнутым и гордым лицом, словно через всю гридницу слышала, о чем тут идет речь.

– Моя племянница знатнее родом, чем дочка Хельги Птичьего Носа, – продолжала Йорунн. – Она – сестра самой кюны, тетка будущего конунга! Такое родство на дороге не валяется! Ее хотел взять в жены Вильмунд конунг, только Фрейвид Огниво, чтоб его великаны взяли, помешал! Такая жена прибавит тебе немало чести! Я не хочу отдать ее кому попало, а ты, я вижу, достойный человек! Подумай, что я тебе сказала!

С этими словами Йорунн ушла, не дав Брендольву ответить, и через мгновение уже громко бранила кого-то за другим столом. Ошеломленный Брендольв слушал, чувствуя, что находится под властью суровой и решительной старухи почти так же, как и тот хирдман, что сейчас жалобно выкрикивал оправдания. В душе его смущение мешалось с возмущением. Ему предлагают нарушить слово, расторгнуть обручение безо всякой вины Хельги хёвдинга – нет, это недостойно! Правда, Лейринги знатнее, это верно, и родство с конунгом – не пустые слова…

– Слышишь, как запела! – проворчал Брюньольв Бузинный, сосед, у которого на Остром мысу была большая усадьба. В прошлый свой приезд Брендольв останавливался у него и сейчас обернулся на знакомый голос. – Уже и девчонку сватает! – продолжал Брюньольв. – Нашла жениха! Ты ей тем стал достойным человеком, что у тебя усадьба далеко от фьяллей! – убежденно втолковывал он Брендольву. – Не так уж давно им предлагали в жены Аслаку дочку северного хёвдинга Ингстейна. Ингстейн думал обзавестись родней на юге и пересидеть у нее в случае чего. Тогда Лейринги не захотели брать в свой род чужую беду! Говорят же: чужая беда может стать и твоей! Вот и дождались, что теперь пытаются свою собственную беду навязать на шею кому-то другому. Ты, конечно, вправе поступать по-своему, но я назвал бы дураком того, кто поддастся на их плутни!

Брендольв посмотрел на Мальфрид. Она подняла свои огромные светло-серые, как водой налитые глазищи и смотрела на него через всю гридницу, то ли завлекая, то ли умоляя о чем-то. У Брендольва дрогнуло сердце: казалось, что, отказываясь от этого брака, он бросает женщину в беде. Но не соглашаться же теперь! Он не может, он не свободен! При виде лица Мальфрид ему вдруг ясно вспомнилась Хельга, такая, какой она была в день их последнего свидания у кривой елки, куда он, как дурак, притащился со всем оружием, надеясь потрясти ее своим мужественным видом, – взрослая, печальная и трогательная в этой недетской печали. Сердце защемило от горячей, почти болезненной любви, прихлынувшей откуда-то как волна, захотелось скорее к ней, туда, где все такое же родное и чистое, как она, его невеста, его судьба… Ради какого тролля он торчит здесь, на Остром мысу, когда ясно, что снаряжать войско и воевать с фьяллями никто особо не собирается? Если все только и делают, что бегают и ищут, где бы спрятаться, точно крысы? Не исключая и самой Йорунн, которая так точно описала положение дел. «Я же должен ехать к Хельги и передать ему приказ вести войско», – вспомнил Брендольв и рассердился сам на себя за то, что потерял в этом вороньем гнезде несколько дней. Но на самом деле он знал: не желание выполнить поручение конунга влечет его домой, а только стремление скорее увидеть Хельгу.