Страница 13 из 89
– Брось об этом говорить! Решено - я тут, что бы ни было. Без Роже Леруа эти молодчики вас прикончат в два счета, поверь мне. Я нарочно присмотрел себе диван внизу у лестницы - если начнется у вас тут заваруха, я сразу услышу и прибегу. А уж вы с Жозефом тут спать будете. В обнимку с этими красавчиками! - Он подмигнул. - Ох, и веселенькая история! Посмотрел бы ты, как я этого самого Франсуа на пол бабахнул. А сильный, черт! Куда там его еще джиу-джитсу учить, он и так быку шею скрутит.
Он внимательно разглядывал Мишеля, который с очень деловым видом что-то объяснял Шамфору.
– Ты все же выбери часок и объясни мне как следует, что означает вся эта штука. - Роже повел рукой по лаборатории. - Как это делается и для чего. Ладно?
– Присоединяюсь к этой просьбе, - сказал Раймон, подходя. - Я, признаться, ровно ничего не понимаю, что здесь творится. А ведь надо же хоть немного разобраться.
– Ребята, дайте мне самому хоть немного разобраться! - взмолился Альбер. - Я уже основательно позабыл даже то, чему нас учили на медицинском факультете. А здесь кто хочешь станет в тупик. Ничего подобного в мире нет, поймите.
– Расскажи хоть что-нибудь, - настаивал Роже. - Все равно ты понимаешь больше нас в этом деле.
– Ладно, объясню, как только будет подходящая минутка, - пообещал Альбер, вздыхая.
Вернулся профессор Лоран.
– Я все понял и усвоил, - сказал Шамфор. - Сделаю в ближайшие дни. Но вот Мишель считает, что эта операция очень опасна.
– Да, я не знал, что вы хотите переделывать ему лицо, - сказал Мишель.
– Франсуа нужно либо переделывать мозг оперативным путем, либо попробовать другие сочетания гормонов и лекарственных смесей. А в теперешнем его состоянии всякая другая операция может совершенно вывести его из равновесия. Наркоз, физическая травма, потеря крови, процесс приживления…
– Ты помнишь это по себе? - быстро спросил профессор Лоран. - Да, конечно. Но ведь с тех пор нам кое-чего удалось добиться. Вот посмотри: Франсуа вчера рассек мне лоб, и я тут же смочил рану Бисти-3. Боль и кровотечение прекратились почти сразу, а заживление идет блестяще…
Раймон поглядел на тонкую красноватую линяю, пересекающую лоб профессора. Так это все, что осталось, от вчерашнего зияющего разреза?
– Наркоз можно сделать местный, боли не будет… - продолжал профессор.
– Франсуа не сможет сказать, больно ли ему. Ему будет, может быть, очень больно или вообще плохо, а мы примем это за ярость или двигательное возбуждение. Это очень опасно. Я сам плохо понимаю Франсуа, даже когда он в нормальном состоянии. И зачем вам готовить для демонстрации Франсуа, если он не умеет говорить? Вы же сами считали, что это произведет отрицательное впечатление.
– Хорошо, но что же мне делать, по-твоему? - серьезно спросил профессор Лоран. - Готовить Поля?
– Поль тоже не годится, совсем не годится. Неизвестно к тому же, каким он проснется, как все это на него повлияло… Нет, лучше демонстрировать меня одного. Если мне станет плохо, можно пустить в ход Т-21. А может быть, все обойдется спокойно. У меня пока что было только два приступа… если не считать того, первого периода.
– Возможно, ты прав, - неуверенно произнес профессор Лоран. - Но мне кажется, что Франсуа можно как следует подготовить к операции… ну, скажем, за неделю. Наконец, можно рискнуть заодно проделать и операцию на мозге. Это ведь, в сущности, не так сложно, то, что я решусь с ним делать…
– Вы боитесь погубить математические способности Франсуа, а рискуете погубить себя и все свое дело, - бесстрастно сказал Мишель, словно констатируя факт, а не споря. - Между тем Франсуа, если его привести в порядок, может быть в высшей степени интересен для демонстрации, даже если он утратит свой необыкновенный математический талант. Лучше бы взамен научить его говорить. Он ведь умен - Франсуа, и ему очень мешает немота. Мы с ним два дня тому назад переписывались по этому поводу целый час. Вы спали и не знаете. Могу показать вам записи.
Он достал из своего столика два больших листа бумаги, исписанных вдоль и поперек двумя почерками. Мелкие, четкие, аккуратно выписанные буковки сменялись угловатыми размашистыми строками.
– Вот. - Мишель показал на фразу, написанную крупными буквами, немного наискось. - «Если профессор признает, что свободное общение с себе подобными развивает ум, и если он ценит мой ум, то почему он не дает мне речи? Он ведь должен понимать, что немота сковывает мой ум и портит характер? Объясни мне это».
– Ты как-то странно ему ответил, - сказал профессор Лоран, прочитав дальше. - К чему эти таинственные намеки на какую-то высшую целесообразность? Ты же хорошо знаешь, что дело обстоит просто: когда я делал Франсуа, у меня не хватало и материалов, и времени. Да и вообще я не ожидал, что Франсуа так усложнится. Я считал: это будет нечто вроде живой вычислительной машины, мозг без эмоций, узко специализированный… Ты мог все это ему объяснить.
– Не следует внушать им, что вы не всемогущи, - поучительно произнес Мишель.
Шамфор захохотал:
– Смотрите-ка! Он додумался до идеи бога.
– Бога нет, - сообщил Мишель таким тоном, каким говорят: «Дождь перестал».
Роже смотрел на Мишеля, вытаращив глаза:
– Ну и тип! Видал ты что-нибудь подобное?
– Никогда не видал, - вполне искренне ответил Альбер.
– Нам обязательно надо обо всем поговорить втроем, - сказал Раймон. - Это необходимо.
Они говорили шепотом. Мишель продолжал спорить с профессором. Наконец Лоран, усмехнулся и сказал:
– Я же вам сказал: у Мишеля железная логика, его не переспоришь. Пойдемте, Шамфор, я хочу познакомить вас с Луизой. Дюкло, через десять минут ждите нас внизу.
– Вот что, ребята, я пока сбегаю вниз, - заявил Роже, как только они ушли. - Надо разогреть обед. Луизу пора кормить, да и нам не мешает перекусить. Тебе, Альбер, я принесу чашку бульона.
Он убежал. Альбер и Раймон подошли к Мишелю - тот кипятил шприц и готовил ампулы.
– Полю нужно пока почаще давать укрепляющие и тонизирующие средства. Он очень слаб, - пояснил Мишель.
– Я слушал ваш разговор с профессором, - сказал Альбер. - Насколько я знаю, вы позавчера предполагали, что профессор и вас будет оперировать. А вы, как я заметил, противник операций.
Ему показалось, что Мишель трусит, и он хотел проверить, правда ли это. Мишель спокойно ответил, наполняя шприц:
– Нет, меня не следует оперировать, я уже проанализировал этот вопрос. Надо применить гормональное и нейрохимическое лечение.
– А профессор какого мнения на этот счет?
Мишель взял шприц и пошел за ширму. Молодые люди последовали за ним. Альбер наложил резиновый жгут на безвольно обмякшую руку Поля. Мишель ввел шприц в вену. Поль не приходил в себя, но на щеках его проступил слабый пятнистый румянец. Пьер неподвижно и понуро сидел в ногах у Поля.
– Профессор считается с моим мнением, - сказал Мишель, выходя из-за ширмы. - И вообще профессор занят слишком многим, его внимание крайне рассредоточение. Его занимают и волнуют многие вещи, которых он просто не должен бы замечать. Я отношу это за счет перенапряжения. Он не может выключиться, не может полностью сосредоточиться на одном. Это ему мешает.
Мишель медленно двигался вдоль длинных столов с термостатами, колбами и ретортами, проверял показания приборов, записывал что-то в блокнот. Говорил он медленно, спокойно, словно с самим собой:
– Вот, например, Сент-Ив. Профессор слишком много о нем думает. О Шамфоре - тоже. Но это еще понятно: ведь в его работе многое связано с идеями Сент-Ива и с сотрудничеством Шамфора. Это хорошо, что они помирились: помощь Шамфора необходима профессору. Надеюсь, что я произвел достаточно сильное впечатление на Шамфора. Я нарочно стал спорить с профессором, чтобы показать, что я умею самостоятельно мыслить. Вы понимаете?
Альбер с изумлением поглядел на Мишеля.
– Вы очень умны и находчивы, - сказал он.
– Да, ум мой развит хорошо, - согласился Мишель. - Но, конечно, настоящий творческий ум, то, что называется гением, - это свойство профессора. Я все делаю быстрее и точнее, чем он, я ничего не забываю и не утомляюсь, как он, - и все-таки, я знаю, он сильнее меня. Но ему надо лечиться, иначе это может кончиться катастрофой. Он перенапряжен и рассредоточен. Он думает о массе совершенно различных вещей. Почему его, например, так сильно интересует мнение Демаре о его работе? Или здоровье Луизы?