Похититель тел

— Ванна? — изумился Лафайет. — Я уже забыл, что она существует!

— Там, — Алан указал на приоткрытую дверь через короткий коридорчик. Там виднелся бледно-зеленый кафель и золотая арматура. — И можешь сжечь эти ветхие тряпки; думаю, наряд моего лакея тебе вполне подойдет.

— Надеюсь, что успею, — сказал Лафайет, направляясь в ванную. С четверть часа он блаженствовал в горячей ароматизированной воде, натирая кожу фиалковым мылом.

— Полегче, мальчик, — посоветовал он себе. — Так всю шкуру сдерешь. Отчасти этот темный оттенок не смывается.

Затем О'Лири побрился, решив оставить усы Зорро, подделав их под Эррола Флинна парой маникюрных ножниц, которыми воспользовался также и для ногтей. Блестящие иссиня-черные волосы были также слегка подстрижены и насухо вытерты полотенцем, после чего, будучи причесанными, они рассыпались на довольно франтоватые естественные кудри. Алан оставил в передней одежду. Лафайет надел чистое белье, черные панталоны в обтяжку, белую сорочку со свободными рукавами и открытым воротом. Перед тем как надеть еще черную куртку, он обернулся алым кушаком из своего прежнего туалета — явно недавнее приобретение, почти не грязное. По необходимости он также оставил золотые кольца на руках и в левом ухе, так как они казались неотъемлемой частью образа. Он прогулочной походкой вернулся в гостиную. Дафна удивленно обернулась:

— О, это вы? Вы изменились.

— Где Адоранна и Алан?

— В своем будуаре, одеваются.

— Ты такая привлекательная в этой форме, Дафна, — сказал О'Лири, — но мне ты больше нравишься в мыльной пене.

— Прошу вас, оставьте эти фантастические воспоминания, сэр! У меня нет выбора, поэтому я имею с вами дело. Но глупо пытаться изображать из себя Лафайета, если у вас нет и капли сходства с ним.

— Что ж, видно, придется смириться с мыслью о платонических отношениях. Но это трудно, Дафна. Ты никогда не узнаешь, как я скучал по тебе эти последние две недели, как я хотел обнять тебя, и…

— Не нужно быть назойливым, — мягко сказала Дафна, — лучше изложите мне план.

— Ах да, план! Ну, если начистоту, то план нужно разработать. Дафна, знаешь, у тебя самые красивые в мире глаза!

— Вы действительно так считаете? Но все равно. Нужно поговорить о том, что мы будем делать, когда доберемся до бального зала.

— Ну, этот тип, Квелиус, — довольно могущественное действующее лицо. Наш единственный шанс — подкрасться к нему и прижать его к ногтю, пока он не использовал свой звуковой проектор. Ты знаешь, что у тебя волосы, как ониксовая пряжа? И даже в этой униформе твоя фигура может разбить мужское сердце с расстояния в сто ярдов!

— Какой глупый, — прошептала Дафна. — Должна заметить, что побритым вы выглядите лучше. Но в конце концов, мы не можем тут стоять и болтать весь день… — Она взглянула в лицо Лафайету, когда он подошел к ней. Он обвил ее руками. Дафна вздохнула и закрыла глаза, приоткрыв губы.

— Эй! Что вы делаете? — неожиданно сказал Лафайет. — Целуете незнакомца, да? Вы меня удивляете, Дафна!

Она сжалась, отступила назад и со всего маху так его ударила, что он, спотыкаясь, попятился.

— Эй! Что происходит? — сказал Алан за спиной О'Лири. Он стоял в дверном проеме, великолепный в роскошном голубом с алым костюме.

— Все нормально, — запальчиво сказала Дафна, отворачиваясь от О'Лири. — Я уже разобралась.

Алан криво улыбнулся О'Лири.

— Леди отвратительно верна супружеской клятве, — объяснил тот, мечтательно потирая щеку.

Появилась Адоранна, царственная, как сказочная королева, в серебряном платье, украшенном бриллиантами. Она повернулась к Алану, затем к О'Лири и Дафне, которая отвернулась к окну. Адоранна подошла к ней, обняла за талию:

— Ничего, Дафна, — прошептала она, — я знаю, когда-нибудь Лафайет придет в себя.

Дафна подавила рыдание, промокнула глаза, повернулась, расправив плечи. В этот момент раздался властный стук во входную дверь.

— Думаю, пора уходить, — сказала она.

11

Через десять минут они столпились в душной камере глубиной около ярда, длиной десять шагов, скрытой в толще стены за бальным залом.

— Теперь запомните, — сказал Лафайет. — Адоранна, вы с Аланом даете мне время на изучение положения. Потом ждете, когда этот жулик соберется сделать серьезное заявление, тогда появляетесь неожиданно. Ведите себя как ни в чем не бывало: это просто приятный сюрприз, вы неожиданно выздоровели

— и вот уж тут как тут, присоединяетесь к веселью. Ему придется вам подыграть. А пока он будет занят попыткой перестроиться, у меня будет шанс нанести ему удар.

— Но… но это же опасно для вас! — воскликнула Дафна. — Почему бы нам не кинуть жребий, или что-нибудь в этом роде?

— Он вас всех знает, а я для него незнакомец. Он не станет за мной наблюдать.

— Он прав, девочка, — вмешался Алан. — Но я буду наготове, чтобы вступить в борьбу, если представится возможность.

— Хорошо, теперь я иду. — Лафайет открыл замок, панель отъехала в сторону, и он оказался в сиянии света и журчании приглушенной речи. Зал с белым мраморным полом размером с футбольное поле был заполнен гостями, разодетыми в кружева и атлас, сияющими драгоценностями в золотой оправе, которые горели в разноцветном свете огромных люстр на тисненом золотом своде высокого потолка.

Торжественные стражники в униформе с незнакомыми повязками стояли на расстоянии двадцати шагов друг от друга у парчовых стен. По счастливой случайности Лафайет появился между двумя из них. Несколько знакомых лиц случайно повернулись и взглянули в его сторону, но большинство присутствующих неотрывно смотрели на большой золотой стул, установленный в другом конце зала. Несмотря на внешнюю непринужденную веселость, в воздухе чувствовалось напряжение, нота ожидания слышалась в смехе и болтовне. Лафайет свободно продвигался сквозь толпу. Он взял напиток с подноса у проходящего мимо лакея и одним глотком осушил его. Неожиданно загудели рожки. Наступило молчание, нарушаемое нервозным покашливанием. Широкие двери на противоположной стороне широко распахнулись, зазвучали фанфары. Появился высокий стройный светловолосый человек. Он вошел в арку с беспечным, но в то же время властным видом. Он был одет в желтые шелка с белым горностаем, легкая корона небрежно сдвинута на бочок.

— Боже, заблудший бедняга выглядит круглым дурачком! — вслух пробормотал О'Лири. — Разве не ясно, что желтое полностью убивает цвет лица?

— Ш-ш-ш! — шепнул толстый придворный в пурпуре, стоящий рядом с Лафайетом. — У него везде шпионы!

— Послушайте, — быстро сказал О'Лири. — Этот попугай не настоящий…

— О, да знаю, знаю! Придержите язык, сэр! — Человек в пурпуре быстро удалился.

Регент подошел к помосту, взошел с помощью группы придворных и гордый собой уселся на нарядный стул. Одну ногу он отвел назад, а вторую выставил вперед и наклонился, подперев кулаком подбородок.

— Ха! Прямо как Генрих Восьмой в фильме класса В, — шепнул О'Лири, поймав на себе несколько понимающих взглядов со стороны окружающих. Пока он пробирался поближе, один служащий, бывший второй помощник сторожа кладовой, ныне разряженный в полный церемониальный костюм, выступил вперед, прочистил горло и развернул свиток с должной торжественностью:

— Милорды и леди! Его королевское высочество, принц Лафайет, милостиво обращается к собранию, — пропищал он тонким голосом. Раздались аплодисменты. Человек на золотом стуле перенес подбородок на другой кулак.

— Верноподданные, — сказал он мягким тенором, — как я восхищен смелостью вашего духа, вашей неустрашимой отвагой! Вы присоединились в этот вечер ко мне, бросая вызов унынию, отвергая меланхолические советы тех, кто заставил бы нас дрогнуть перед мрачным призраком, нависшим над нашей любимой принцессой и ее достойным супругом. Если бы они могли быть с нами в этот вечер, они бы первыми зааплодировали вам, поддерживающим праздничный дух, который они так любили, то есть любят. — Регент выдержал паузу, чтобы изменить положение.