Страница 44 из 51
— Этого достаточно, Конуэй, — прервал его Партридж. — Опытный прокурор разнесет любой из ваших аргументов в пух и прах за пять минут. Или у вас имеется своя версия этого дела?
— Может быть, и имеется, сэр.
— Ну и в чем же она состоит?
На бледном лине Конуэя четко обозначились веснушки.
— Один из коричневых пузырьков с ядами, которые мы нашли в гостиной мистера Херста, — сказал он, — содержал цианид, который частично был использован. Старик все еще вел игру с Досоном. Предположим, он отравил себя, чтобы Досона за это повесили?
Билл, собравшийся наконец улизнуть из квартиры, снова остановился, услышав, как инспектор Конуэй излагает теорию, которую он еще недавно излагал самому себе.[62]
— Должен признать, что вы отличный полицейский, Конуэй, — заговорил старший инспектор. — Мне известен ваш послужной список. Простите, что был с вами груб.
— Забудьте это, сэр, — великодушно отозвался Конуэй.
— Но о старом Херсте нам тоже немало известно, благодаря его постоянным жалобам на водителей транспорта. Он цеплялся за жизнь так же крепко, как за свои деньги. К тому же стал бы он убивать себя, прежде чем его сделали лордом Херстом оф чего-то там?
— Ну, сэр…
— Ни за что не стал бы! Нет, Конуэй, наш человек — Досон. Через семнадцать минут Досона объявят в розыск. Ему негде спрятаться — мы отыщем его за три часа. Все его возможные укрытия мы уже знаем.
Билл посмотрел на старый полицейский фонарь, который держал в руке. Он помнил, для какой цели Гей его предназначал.
«А знаете ли вы, — мысленно обратился Билл к Партриджу, — о гостиной Холмса и Ватсона на выставке, проходящей на Бейкер-стрит?»
Сержант Грин, отойдя от двери в кухню, посмотрел прямо сквозь стеклянную панель.
— Мистер Партридж, — сказал он, — за этой дверью кто-то есть!
Билл сорвался с места, словно при звуке стартового пистолета. Он вбежал в гостиную и наглухо закрыл за собой двойные двери, прежде чем услышал голос старшего инспектора:
— В столовой никого нет… Хотя постойте! Кто-то оставил револьвер на ковре! Пожалуй, нам стоит…
Спрятав фонарь под стул, Билл метнулся в коридор через дверь, замаскированную книжной полкой, подбежал к окну, выбрался наружу, закрыл окно и быстро размотал веревку. Если ему удастся спрятаться на несколько часов после того, как его объявят в розыск, он сможет доказать свою невиновность. И более того — он сможет даже…
Но рассудок охладил его пыл. Это всего лишь один шанс из тысячи. Однако нужно попытаться. В любом случае необходимо добраться до телефона…
Спуск оказался куда легче подъема. Оказавшись на выступе снаружи квартиры адмирала, где вечеринка, по-видимому, закончилась, Билл сдернул крюк с выступа этажом выше, отцепил его и бросил вниз, после чего спрыгнул на мягкую влажную траву. При тусклом свете из окон сэра Эштона Каудри он увидел на выступе фундамента свое пальто и шляпу.
Билл наклонился, чтобы подобрать их, но внезапно обнаружил перед собой туманный силуэт.
Это был Джордж Эмберли.
На адвокате были дорогое бежевое пальто и серая шляпа с загнутыми кверху полями. В этот момент он напоминал кого-то из персонажей покойного Герберта Джорджа Уэллса.
Решив, что мистеру Эмберли не повредит вздремнуть ненадолго в саду среди роз, Билл расправил плечи, чтобы нанести удар, но внезапно обнаружил, что Марджори держит его за руки.
— Не надо, Билл! — воскликнула она. — Мистер Эмберли пришел сюда не потому, что… Он ничего об этом не знает. Он позвонил мне по телефону, но я не успела задержать тебя. Поэтому мне пришлось привести его сюда. Мы увидели твое пальто и шляпу и поняли, что ты наверху. Ты снова угодил в передрягу, Билл? Полиция ищет тебя?
— Да… Нет… Не знаю… — Надев пальто и шляпу, с которой хлынула вода, Билл посмотрел наверх. — Каждую секунду я жду, что эти окна откроются и раздастся полицейский свисток. Марджори, где здесь ближайшая телефонная будка?
— Не помню… Очевидно, в метро.
— Отлично! — Оставив на траве веревку и крюк, Билл перепрыгнул через невысокую проволочную изгородь. — Следуйте за мной, вы оба!
Он зашагал вперед. Марджори и адвокат с трудом поспевали за ним. Мистер Эмберли, казалось, позвякивал при каждом шаге.
— С вашего позволения, мистер Досон… — начал он.
— Негодяй! — вскричал Билл, неожиданно впав в высокопарный стиль. — Вы написали, что подозреваете, будто я выдаю себя за Лэрри.
— Первый долг адвоката, сэр, соблюдать интересы клиента. Я действительно это подозревал. Но когда Гейлорд Херст ответил авиапочтой, что Лэрри здесь и вы решили сопровождать его, я отказался от своих подозрений. Я приехал только для того, чтобы присутствовать на фестивале Британии.
— Между прочим, когда я обедал с Геем, он казался удивленным, что я нуждаюсь в деньгах. У него сложилось впечатление, что моя бабушка была состоятельной женщиной.
— Неудивительно, — кивнул мистер Эмберли.
— А когда я спросил отца, нуждаются ли они с матерью в деньгах, он ответил, что они никогда в жизни не были так хорошо обеспечены, и тоже выглядел удивленным моим вопросом. Но я сказал Гею чистую правду. Бедная бабушка едва сводила концы с концами. Мой покойный дед был чокнутым и спустил все деньги на какие-то безумные инвестиции.
— Никогда не называйте вашего дедушку… э-э… чокнутым, — с почтением произнес адвокат. — Он был настоящим финансовым гением. Давным-давно, когда все над ним потешались, он вложил крупную сумму в британские нефтеперерабатывающие предприятия. Нужно ли говорить, как высоко котируются эти акции? Его состояние перешло к вашему отцу, а от него перейдет к вам.
— Боюсь, Билл, — сказала Марджори, — что в один прекрасный день ты станешь богачом.
— Очень рад, — кивнул Билл. — Премного вам благодарен. — Бросив взгляд на часы, он крикнул: — Поторапливайтесь!
Схватив обоих за руки, Билл устремился вперед. Эмберли наконец потерял терпение.
— Господи! — воскликнул он. — Парень лишился рассудка!
— Неужели тебе это безразлично, дорогой? — спросила запыхавшаяся Марджори.
— Откровенно говоря, да, — отозвался Билл, не замедляя шага. — Даже если бы Ага-хан[63] оставил мне все до последнего пенни, какой мне был бы от этого толк в тюрьме по обвинению в убийстве?
— В убийстве? — Возглас Эмберли сопровождался громким звяканьем.
В этот момент они вышли из парка, и Билл потащил своих спутников к входу в метро.
Из четырех телефонных будок у стены только одна была занята. Часы показывали четверть одиннадцатого. По расчетам Билла, приказ о розыске должен был вступить в силу через пятнадцать минут.
— Мне нужны пенни! — воскликнул он, вывернув карманы и обнаружив там только серебро. — Все, которые у вас имеются. Телефонный звонок стоит сейчас три пенса.
По его бледному и напряженному лицу адвокат и Марджори поняли, что неприятности не за горами. Марджори порылась в сумочке и извлекла оттуда три пенни.
— А вы, мистер Эмберли? У вас должна быть мелочь. Вы звените так, словно ограбили игрушечный банк.
— В вашей стране я чувствую себя как дома, молодой человек, если не считать валюты. Только подумайте, сколько это будет в американских деньгах, и вы сойдете с ума! Самая безопасная процедура — разменять банкнот на мелочь. Держите вашу шляпу.
Билл повиновался. Адвокат обеими руками высыпал в шляпу кучу серебряных и медных монет. Билл отобрал пятнадцать пенсов.
— Хватит на четыре звонка, — сказал он. — Три пенса лишних на случай, если телефон забарахлит.
Впоследствии Билл и Марджори толком не могли вспомнить, каким образом им удалось избавиться от адвоката. Мистер Эмберли нуждался только в словах, благодарности за приятное сообщение. Получив эти слова в избытке вместе с обещанием позвонить утром, он с довольным видом отправился назад в «Кларидж».
Марджори и Билл посмотрели друг на друга. Лицо девушки раскраснелось от пробежки. Глядя на темные брови, влажные ресницы, вздрагивающие над блестящими серыми глазами, короткий нос и полуоткрытый рот, Билл потерял самообладание и привлек Марджори к себе.
62
Очень проницательный читатель из тех, что льют бальзам на душу автора, мог подумать об этом в тот момент, когда Досон обнаружил Гея мертвым. Но возражения Партриджа вполне обоснованны. А Гей с его изобретательностью никогда бы не использовал столь старый трюк. Гейлорд Херст не убивал себя. Отбросьте ответ номер семь. (Примеч. авт.)
63
Ага-хан III (Ага Султан Сир Мохаммед Шах) (1877–1957) — глава мусульман-исмаилитов в 1885–1957 гг.