Столпы Земли

– Все люди Катберта – постельничий, лекарь, наставник послушников, я сам – поддержат тебя, ибо нам известно, что ты знаешь толк в хозяйственных делах, а проблема снабжения продовольствием сейчас стоит очень остро. Да и многие другие монахи будут голосовать за тебя по этой же причине: они уверены, ты лучше сможешь справиться с монастырским хозяйством, что в результате должно сказаться на их питании.

Филип нахмурился.

– Я бы не хотел никого вводить в заблуждение. Своей первейшей задачей я считаю восстановление церкви и улучшение проведения служб. Это важнее телесной пищи.

– Все верно, и они это знают, – поспешно заговорил Милиус. – Вот поэтому-то смотритель дома для приезжих и кое-кто еще будут на стороне Ремигиуса – им больше по душе безделье и спокойная жизнь. Кроме того, его поддержат дружки, которые надеются получить новые должности, – ризничий, надзиратель, хранитель монастырской казны и прочие. Регент хора – приятель ризничего, но, думаю, его можно будет перетащить на нашу сторону, особенно если пообещать назначить хранителя книг.

Филип кивнул. Заботой регента была музыка, и он считал, что присматривать за книгами – вовсе не его дело.

– Это хорошая мысль, – подхватил Филип. – Чтобы собрать собственную коллекцию книг, нам нужен их хранитель.

Милиус встал и начал точить кухонный нож. Энергия из него била ключом, и ему необходимо было чем-то занять руки.

– В голосовании примут участие сорок четыре монаха, – рассуждал Милиус. – По моему разумению, восемнадцать за нас, десять с Ремигиусом, а шестнадцать пока не решили. Чтобы получить большинство, нам надо набрать двадцать три голоса. Это значит, ты должен склонить на свою сторону еще пятерых.

– Когда ты так говоришь, все кажется очень просто, – сказал Филип. – А сколько времени у нас есть?

– Трудно сказать. Когда проводить выборы, решают братья, но, если мы проведем их слишком рано, епископ может отказаться утвердить нашего избранника. А если будем тянуть, он может сам определить дату. Кроме того, у него есть право назначить своего претендента. Однако сейчас он, возможно, еще не получил известие о смерти старого приора.

– В таком случае времени еще достаточно.

– Да. И как только мы убедимся, что имеем большинство, возвращайся в свою обитель и оставайся там, пока все это не закончится.

– Почему? – опешил Филип.

– Близкое знакомство может породить презрение. – Милиус энергично взмахнул отточенным ножом. – Прости меня, если мои слова звучат неуважительно, но ты сам спросил. Сейчас ты как бы окружен ореолом безгрешности, особенно для нас, молодых монахов. В своей скромной обители ты сотворил чудо, вдохнув в нее жизнь и сделав ее вполне самостоятельной. Ты сторонник строгой дисциплины, но ты сытно кормишь своих монахов. Ты прирожденный вождь, но можешь покорно склонить голову и снести укор, словно молоденький послушник. Ты знаешь Священное Писание и умеешь делать лучший в стране сыр.

– А ты не преувеличиваешь?

– Несильно.

– Поверить не могу, что у людей сложилось обо мне такое мнение. Да это же неестественно!

– Конечно, – согласился Милиус, слегка пожав плечами. – И это впечатление развеется, как только они узнают тебя поближе. Если бы ты здесь остался, ты бы потерял свою ауру. Они бы увидели, как ты ковыряешься в зубах и чешешь задницу, услышали, как ты храпишь, и узнали, каков ты есть, когда у тебя плохое настроение, или тебя снедает гордыня, или у тебя болит голова. А я этого не хочу. Пусть они видят, как Ремигиус каждый день совершает все новые и новые ошибки, в то время как твой образ будет оставаться в их памяти сияющим и совершенным.

– Но я не хочу так! – обеспокоенным голосом воскликнул Филип. – В этом есть что-то бесчестное.

– Ничего бесчестного здесь нет, – возразил Милиус. – Это просто трезвое рассуждение о том, как славно, будучи приором, ты смог бы послужить Богу и как плохо правил бы Ремигиус.

Филип покачал головой.

– Я не буду притворяться ангелом. Хорошо, я уеду – так или иначе мне нужно вернуться в лес. Но мы обязаны быть откровенными с братьями. Они должны знать, что выбирают обыкновенного человека, которому свойственно ошибаться и которому нужны будут их помощь и их молитвы.

– Вот это им и скажи! Прекрасно! Им это понравится.

«Его не переспоришь», – подумал Филип и решил поменять тему разговора.

– А каково твое мнение о колеблющихся братьях, которые еще не определились?

– Консерваторы, – не мешкая, ответил Милиус. – Они видят в Ремигиусе пожилого человека, который едва ли будет осуществлять какие-либо перемены, вполне предсказуемого и в настоящее время имеющего реальную власть.

Филип согласно кивнул.

– И они смотрят на меня с беспокойством, как на чужую собаку, которая может укусить.

Зазвонили к молитве. Милиус допил остатки своего пива.

– Сейчас ты подвергнешься нападкам. Не могу предсказать, в какой форме это будет происходить, но они постараются выставить тебя молодым, неопытным, упрямым и не заслуживающим доверия человеком. Сохраняй спокойствие, осмотрительность и благоразумие, а нам с Катбертом предоставь защищать тебя.

Филип почувствовал тревогу. Теперь ему предстояло научиться мыслить по-новому: взвешивать каждый свой шаг, постоянно думая о том, как он будет истолкован другими.

– Обычно, – в его голосе зазвучала нотка протеста, – меня заботит только то, как Бог оценивает мои поступки.

– Знаю, знаю, – нетерпеливо сказал Милиус. – Но не грех помочь и людям увидеть твои действия в правильном свете.

Филип нахмурил брови. Переспорить Милиуса было невозможно.

Они покинули кухню и, миновав трапезную, прошли к часовне. Филип ужасно волновался. Нападки? Что это значит – нападки? Если кто-то пытался его оболгать, он приходил в ярость. Может быть, на этот раз стоит подавить свои чувства ради того, чтобы сохранить спокойствие и солидность? Но в таком случае не поверят ли братья всей этой лжи? Он решил быть самим собой, ну разве что чуть-чуть более рассудительным и возвышенным.

Часовня представляла собой небольшую круглую постройку, примыкающую к восточному входу в собор, обстановку ее составляли расставленные концентрическими кругами скамьи. Огня в помещении не было, и после кухни там казалось холодно. Свет проникал через высокие оконца, расположенные выше уровня глаз, так что монахам оставалось только смотреть друг на друга.

Именно этим Филип и занялся. Собрался почти весь монастырь: братья в возрасте от семнадцати до семидесяти, высокие и низкие, темноволосые и блондины – все в грубых домотканых шерстяных одеждах и кожаных сандалиях. Вот стоит смотритель дома для приезжих – живот надул, красный нос свидетельствует о его пороке, который мог бы быть простительным, если бы он хоть когда-нибудь принимал гостей. А вот постельничий, заставлявший монахов менять одежды и бриться на Рождество и Троицу (мытье же рекомендовалось, но было не обязательно). Прислонившись к дальней стене, стоит старейший брат – худой, задумчивый и невозмутимый старик с посеребренными сединой волосами, который говорил редко, но всегда по делу и который, не будь он таким застенчивым, вполне мог бы стать приором. Тут же и брат Симон с бегающими глазками и беспокойными руками, человек, так часто каявшийся в своих непристойных поступках, что (как шепнул Милиус Филипу) казалось, ему доставляет удовольствие не столько грех, сколько само покаяние. Уильям Бови на этот раз серьезен; брат Поль еле передвигает ноги; Белобрысый Катберт выглядит спокойным. Здесь же и Джон Малыш – тщедушный человечек, хранитель монастырской казны; и надзиратель Пьер, что вчера отказал Филипу в обеде. Оглядевшись вокруг, Филип заметил, что все они смотрели на него, и, смущенный, он опустил глаза.

Вошедшие Ремигиус и ризничий Эндрю сели подле Джона и Пьера. Было ясно, что они не собираются скрывать свои намерения.

Служба началась чтением жития Симеона Пустынника, ибо в тот день отмечался праздник этого святого. Большую часть жизни сей отшельник провел на вершине столпа, и если можно было не сомневаться относительно его способности к самоотречению, то, что касается истинной ценности его подвига, на этот счет у Филипа было сложное чувство. Толпы людей стекались, чтобы посмотреть на него, но действительно ли они приходили, дабы возвыситься духовно, или лишь ради того, чтобы поглазеть на чудака?