Страница 3 из 16
Сигнал пробежал по проводам и зазвенел в телефонном аппарате на другом конце.
— Волер, — откликнулся звучный голос в трубке.
— Это Мёллер. У нас…
— Секунду, Бьярне. Сейчас закончу тут один разговор.
Бьярне Мёллер ждал, барабанил по столешнице пальцами и думал, что Том Волер мог бы стать самым молодым начальником отдела за всю его историю. Хотя иногда Мёллер чувствовал беспокойство, оттого что вся ответственность ляжет именно на Тома. Может, из-за его возраста? Или все-таки из-за тех двух эпизодов со стрельбой? Два раза при задержании инспектор прибегал к оружию, а так как он был одним из лучших стрелков в полиции, оба случая имели летальный исход. Однако Мёллер понимал: как бы парадоксально это ни звучало, истории со стрельбой в конечном счете лишь добавляли Тому шансов на успех. Оружие он применял для самообороны — сотрудники ОСО,[3] проводившие расследование, не только не нашли доказательств обратного, но и сделали заключение, что оба раза Том Волер проявил отличную сноровку и умение принимать решения в критических ситуациях. Разве можно дать лучшую рекомендацию кандидату на должность начальника?
— Извини, Мёллер. Мобильный. Чем я могу помочь?
— У нас появилось дело.
— Наконец-то!
Дальнейший разговор длился десять секунд. Оставалось найти еще одного человека.
Мёллер подумал было о следователе Халворсене, но тот значился в отпуске — укатил в родной Стейнкьер.
Указательный палец спускался все ниже: отпуск, отпуск, больничный…
Начальник тяжело вздохнул: он дошел до имени, видеть которое не хотел.
Харри Холе.
Одиночка. Пьяница. Enfant terrible всего отдела. Но — как и Том Волер — «козырь» шестого этажа. Если бы не это и не развившееся с годами странное пристрастие Мёллера рисковать головой (и начальственным креслом!) ради этого алкоголика, Харри Холе уже давно вылетел бы из полиции. В другой раз Мёллер, может, в первую очередь позвонил бы именно ему, однако сейчас дела обстояли скверно.
Вернее, скверней обычного.
Неприятности начались четыре недели назад. Дело в том, что зимой Харри снова взялся за старое дело об убийстве Эллен Йельтен, своей коллеги и близкого друга, погибшей на берегу Акерсельвы. Ко всем остальным расследованиям он сразу потерял интерес. А ведь дело Эллен давно уже раскрыли. Но у Харри интерес к нему мало-помалу перерастал в манию, и Мёллер, признаться, уже начал беспокоиться за его душевное здоровье. Серьезные неприятности начались месяц назад, когда Харри явился к нему со своими жуткими версиями о заговорах и интригах, но не смог привести ни доказательств, ни сколько-нибудь весомых аргументов в пользу своих фантастических обвинений против Тома Волера.
А потом Харри просто исчез. Через несколько дней Мёллер позвонил в ресторан «Скрёдер». То, чего он опасался, все-таки случилось: Харри снова ушел в запой. Чтобы как-то прикрыть его отсутствие, Мёллер проставил ему неделю отпуска. Потом еще раз. Обычно Харри подавал признаки жизни уже через неделю. А теперь их прошло четыре. Отпуск закончился.
Мёллер посмотрел на телефонную трубку, встал и отошел к окну. Было полшестого, но в парке перед Главным управлением по-прежнему почти никого не было, если не считать одного-двух доморощенных солнцепоклонников, которым жара была нипочем. На Грёнланнслейр под навесами сидело несколько лавочников-зеленщиков. Даже машины на улицах двигались медленнее, хотя пробок, разумеется, никаких не было. Мёллер провел рукой по волосам — старинная привычка, от которой, по словам жены, ему следовало избавиться, поскольку некоторым могло показаться, что он все время прихорашивается. Неужели, кроме Харри, никаких вариантов? Мёллер проводил взглядом пешехода, проследовавшего, покачиваясь, к Грёнланнслейр. Подумал, что наверняка тот попробует зайти в «Равней» и наверняка его туда не пустят. Тогда он пойдет и напьется в «Боксере», где произошел поворот в деле об Эллен и, возможно, в полицейской карьере Харри Холе. Мёллер чувствовал, время поджимает, надо уже решать, что делать с проблемой по имени Харри. Но это все-таки в будущем, сейчас есть более срочное дело.
Мёллер поднял трубку и подумал, что из-за этого чертова сезона отпусков приходится делать Харри и Тома Волера напарниками. Электрический сигнал покинул телье-торп-осеновский памятник порядку и через некоторое время проклюнулся телефонным звонком в царстве полного хаоса — в квартире на Софиес-гате.
Глава 3
Пятница. Пробуждение
Она снова вскрикнула, и Харри Холе открыл глаза.
Между лениво шелестящих занавесок сверкало солнце, с улицы донесся скрежет тормозящего на Пилестред трамвая, и снова наступила тишина. Харри соображал, где находится. На полу. В своей спальне. Одетый. Пускай и не с иголочки. Живой. Ну, по крайней мере, не мертвый.
Лицо было покрыто густым гримом пота, сердце стучало легко и часто, как шарик для настольного тенниса на бетонном полу. С головой дело обстояло хуже.
Харри на секунду задумался, размышляя, стоит дышать дальше или нет. Потолок и стены кружились перед глазами — в квартире не было ни картин, ни верхней лампы, чтобы зацепиться взглядом. Где-то на периферии зрения раскачивались резная книжная полка, спинка стула и обеденный стол, купленный в «Элеваторе». Спасибо, хоть сон закончился.
Это был все тот же детский кошмар. Не в силах пошевелиться, словно пригвожденный, Харри старался закрыть глаза, чтобы не видеть ее искаженного лица и губ в неслышном крике. Огромные, пустые глаза в немом упреке. Когда он был маленьким, то видел в этом кошмаре младшую сестру — Сестрёныша, как он ее звал. А теперь вот — Эллен Йельтен. И Харри не знал, что хуже. Ее безгласные крики теперь озвучивали жалобно лязгавшие трамвайные рельсы.
Он лежал и молча смотрел на подрагивающее меж занавесок солнце, повисшее над улицами и домами района Бишлет. Только трамвай нарушал летнюю тишину. Харри, не моргая, смотрел на солнце, пока оно не превратилось в желтое сердце, бьющееся о тонкую голубую сердечную сумку, с каждым ударом выбрасывающее жару. Когда он был маленьким, мама говорила, что дети, которые долго смотрят на солнце, выжигают себе глазки и не видят в жизни больше ничего, кроме солнечного света. Этого он сейчас и добивался. Чтобы солнечный свет выжег все остальное. Чтобы он больше не видел, как Эллен лежит с разбитой головой на берегу Акерсельвы, а над ее телом склоняется чья-то тень. Тень, которую он три года подряд пытался поймать. И не поймал. Хотя цель была так близка, он не смог довести работу до конца. Как всегда — ничего не смог.
Ракель…
Харри осторожно поднял голову и посмотрел на мертвый черный глаз автоответчика. Он не оживал вот уже несколько недель — с тех пор, как они с Мёллером и начальником криминальной полиции встретились (начкрим, как они называли его для краткости) в «Боксере». Наверное, и этот глаз выжгло солнце.
Черт, как же тут жарко!
Ракель…
Теперь он вспомнил. В какой-то момент лицо во сне стало лицом Ракели. Сестрёныш, Эллен, мама, Ракель. Женские лица. Они сменяли друг друга в пульсирующем ритме сердца и снова сливались в одно.
Харри со стоном уронил голову на паркет. Заметил над собой на краю стола бутылку «Jim Beam from Clermont, Kentucky». Бутылка была пуста. Виски испарилось, улетучилось. Ракель. Он закрыл глаза. Ничего не вернуть.
Он понятия не имел, сколько времени. Догадывался только, что уже слишком поздно. Или слишком рано. В общем, самое неподходящее время, чтобы проснуться. Вернее, чтобы спать. В это время нужно заниматься совсем другим делом. Нужно пить.
В кармане брюк завибрировал мобильник. Он понял: от этого он и проснулся. Как будто ночная бабочка отчаянно бьет крыльями об освещенное окно. Харри выудил из кармана телефон.
Харри Холе медленно шагал к Санктхансхёуген. Головная боль давила изнутри на глазные яблоки. До указанного Мёллером адреса было рукой подать, и Харри, рассудив, что прогулка прочищает мозги, побрызгал лицо водой, отыскал в бельевом шкафу несколько бутылок, в одной из которых даже нашелся глоток виски, и оправился пешком. Прошел мимо бара «Андеруотер». С четырех до трех. По понедельникам — с четырех до часу. Воскресенье — выходной. Здесь он не был завсегдатаем — любимый «Скрёдер» находился на соседней улице, — но в голове у Харри (как и у большинства алкоголиков) была особая картотека, куда автоматически заносился каждый кабак и график его работы.
3
«Особые следственные органы» (SEFO) — служба по расследованию должностных преступлений.