Москва

— Снимай, снимай… — протянул майор, прицеливаясь. — Это полезно, потом все посмотрят… Бугаев, держишь?

— Конечно, — ответил капитан с «Печенегом».

— Давай, по моему выстрелу, — скомандовал Соловьёв. Чувствуя, как у меня дрожат руки, и преодолевая желание отбросить к чёртовой матери камеру, а взамен схватить автомат, я навёл видоискатель на морфа, вдавил клавишу «зума», приближая изображение к себе.

— Снимаешь? — спросил Соловьёв.

— Так точно… — пробормотал я.

Морф охотился на нас. Это было несомненно, потому что его глаза смотрели прямо мне в объектив, а измазанные запёкшейся кровью длинные клыки были оскалены. На что это было похоже? На смесь обезьяны, уродливой собаки и оборотня из фильма ужасов, да ещё с кошачьей гибкостью и грацией. Морда с какими-то странно вытянутыми в стороны ушами, которые постоянно шевелились, гибко изогнувшееся длинное туловище. Мускулистые конечности с обратными суставами, заканчивающиеся настоящими пальцами с мощными когтями. И хвост, тонкий, длинный как кнут и по-крысиному лишённый шерсти. На конце хвоста что-то вроде недлинных шипов.

К нашему счастью, тварь пока не решалась нападать. Не от страха — она явно рассчитывала на то, что мы подъедем к мосту, собиралась свалиться на нас сверху. А мы нарушили её планы, остановились. Что это значило? А значило это то, что моя теория находила очередное подтверждение — зомби и морфы начинали соображать, тварь явно охотилась. Именно «охотилась», а не «нападала», что предполагает куда более сложно организованное поведение. Кто же это был раньше? Собака? Шерсть, ещё оставшаяся на ней, цветом напоминала немецкую овчарку. Но овчарка должна быть раза в четыре меньше, на мой взгляд, морф, сидящий на перилах, размерами и льву не уступал.

Точку в этом немом противостоянии поставили выстрелы из автомата. Соловьёву надоело разглядывать монстра, и он без промаха всадил очередь из трёх пуль прямо в лоб существа. Голова оборотня дёрнулась, брызнула чем-то тёмным, и тяжёлая туша, мгновенно потеряв равновесие, с глухим стуком упала на асфальт. Вот так. Бац — и всех делов.

Но, как оказалось, не всех делов. Обязанная быть мёртвой, тварь вдруг изогнулась, перекатилась, вновь встав на четыре конечности, молниеносным рывком метнулась в сторону, налетела на вторую автоматную очередь и струю пуль из «Печенега», снова рванула вперёд, одновременно смещаясь вбок, чтобы уйти из-под огня. Я, чувствуя всю мощь того броска и понимая, что сам схватиться за оружие уже не успеваю, лишь до боли в пальцах сжал видеокамеру, не теряя существо из вида и приноравливаясь быстро провалиться в люк. Но в этот момент морф споткнулся сразу на обе передние конечности, перекувырнулся через голову, прокатился пару оборотов боком и замер.

— Песец, кажись… — выдохнул капитан Бугаев.

Я выпустил камеру, которая закачалась на ремне, судорожно схватил автомат и вскинул его к плечу, наведя на мёртвую тварь. Соловьёв тоже продолжал целиться.

— Я ему три пули в череп всадил, — пробормотал он. — Почему оно не сдохло?

— Мозги без надобности? — спросил Бугаев.

— Может, мозги передвинулись? — предположил я. — Вон у него какой горб на шее сзади, а башка совсем плоская.

— Всё возможно, — философски ответил Соловьёв и скомандовал: — Давай все на броню! Подмога нужна.

Мы с капитаном подвинулись, и нас снова стало наверху пятеро. Все держали на прицеле на этот раз явно мёртвую тушу, из которой на асфальт понемногу вытекала какая-то тёмно-коричневая жидкость, уже совершенно непохожая на кровь.

— Короче, «Сосна»! — вызвал Соловьёв по рации. — Давай сюда третий номер, есть что погрузить! Сразу за «Рамстором» налево, под мост, дальше нас видно.

— Принял, — ответила рация. — Направился к вам.

Я с недоумением посмотрел на Соловьёва, спросил:

— Этого морфа с собой прихватим, что ли?

— Именно, — кивнул командир. — У нас полиэтилен в грузовике, упакуем в лучшем виде.

— И резиновые перчатки тоже имеются? — поинтересовался я.

— Тоже имеются, — подтвердил Соловьёв. — И ты сейчас в этом убедишься лично, потому что будешь эту дрянь грузить.

Через минуту к нам на хорошей скорости подкатил «Покемон», с ходу сбив двух направлявшихся к нам мертвяков. Из него выскочил невысокий худой спецназер, державший в руках рулон пластиковой плёнки. Ещё двое выпрыгнули из кузова. А я уже понял, что к чему. И ещё через минуту, под аккомпанемент раздававшихся с брони выстрелов, я вместе с капитаном Бугаевым и двумя прапорами из кузова, действительно в хозяйственных резиновых перчатках, ворочал по асфальту вонючую тяжеленную тушу морфа, заворачивая её в полиэтилен. Забрасывали в кузов грузовика её уже вшестером. Тварюга явно весила куда больше центнера, к тому же, замотанная в полиэтилен, стала очень скользкой и неухватистой. Судя по всему, где-то нашла целую прорву белка своего вида, вот и откормилась.

Хотя… Если это была собака и она сумела сожрать другую собаку, не дав той воскреснуть, то она стала уже намного сильнее. И дальше на других собак охотилась эффективней. Сожрав ещё одну, выросла и усилилась ещё больше. Интересно, такому прогрессу может быть предел или нет? Страшно подумать, во что может откормиться такой морф, скажем, за год, лишь бы собак в меню хватало. Ладно, может быть, там, в «Пламени», разберутся. Там, как я вчера случайно узнал, дали приют немалой группе учёных, причём затащили их туда целенаправленно, выслав за ними в город мотоманевренные группы и эвакуировав с семьями. И даже завезли с какого-то минздравовского склада целую кучу медицинского и лабораторного оборудования. «Пламя» явно собиралось развивать науку нового, перевернувшегося с ног на голову мира.

Пока мы возились с погрузкой, мертвяков вокруг изрядно прибавилось, в дело даже несколько раз вступали пулемёты бронетранспортёра, хотя боеприпасы к ним предполагалось хранить до рейда в городе. К тому моменту, как мы заскочили внутрь стального корпуса бэтээра, на нас пёрла целая толпа. К счастью, ждать нам больше ничего не надо было, дизели победно взревели, и тяжёлый БТР прошёл сквозь ещё неплотную толпу мертвяков, даже не заметив её. Разве что Соловьёв выругался, предполагая, что от колес будет потом вонять. Это он верно предположил, кроваво-слизистый след тянулся за колёсами машины ещё долго.

Как же всё странно получилось… Насколько люди сильнее этих самых оживших мертвецов и насколько мир людей оказался перед ними беззащитным. То, что могло людей защищать, хранилось в далёких складах, за крепкими воротами, подальше от этих самых людей. И в самый критический момент тех, у кого был доступ к этой технике, к горам оружия, оказалось слишком мало. Что такое несколько полков, если считать тех, кто уцелел после массового дезертирства, на десятимиллионный мегаполис и огромную область? Даже не капля в море, а величина, стремящаяся к нулю. Несколько тысяч военных, которые ещё и свои семьи должны спасать, и самих себя. Наш мир не умер, побеждённый волной восставшей мертвечины, он просто сдал себя ей, без всякого сопротивления. Печально об этом думать сейчас, когда мы на своей бронетехнике играючи справляемся со всеми этими мертвяками. При этом осознавая, что мы побеждены ими. Уже побеждены.

Для меня это второе такое разочарование в жизни. Первое было раньше, когда я был ещё ребёнком. Тогда я всего не понимал, лишь позже осознал, что случилось. Когда сдали мою страну, которая не проиграла войну, не пала жертвой агрессии и даже не стала банкротом. С которой вообще ничего не случилось, казалось бы, живи да радуйся, строй светлое будущее. Её сдали лишь потому, что лень было с ней возиться, зато хотелось денег и почестей, роскоши такой, какая у нас не полагалась, и если можно, то на халяву. Потому что к власти пришли мерзавцы с дураком во главе. А теперь такие же сдали весь мир, и тоже потому, что не хотелось возиться со слишком способным к самообороне народом. И всё. Пришёл вот этот самый полярный зверь с ценным мехом, только, блин, дохлый совсем. И воняет мертвечиной. И кусается, зараза такая.