Путешествия на берег Маклая

Предпринимая путешествие, намереваясь посетить несколько местностей и имея выбор остаться долее в одной из них, мне казалось, помимо других причин,[144] вернее и целесообразнее не поддаться на приманку новизны и вернуться сюда, на Берег Маклая, продолжать и дополнять начатое. Пересмотр перед отъездом из Явы (в декабре 1875 г.) сведений, добытых в 1871–1872 гг. о туземцах Берега Маклая, по случаю публикации продолжения моих замечаний о них,[145] весьма сильно повлиял на это решение: откинув то, в верности чего у меня оставалось сомнение, мне ясно представилось большое число пробелов и вопросов, остававшихся без удовлетворительных ответов. Зная язык и пользуясь доверием туземцев, я более чем кто другой был в состоянии дополнить уже добытые сведения об их нравах и обычаях.

Возвращаясь на Берег Маклая, я не имел в виду предпринять дальней экскурсии во внутрь страны. Этот проект, несмотря на всю заманчивость его, я устранил еще при отъезде из программы моей деятельности 1876–1877 гг., полагая, что и без такой экскурсии мне остается много неоконченного и неясного в ближайшей близи; также потому, что запасы и снаряды разного рода, наем необходимого контингента людей потребовали бы значительных расходов, средствами для покрытия которых я не располагал в то время. К тому же эти люди, совершенно необходимые для дальней экспедиции во внутрь страны,[146] были бы мне совершенно не нужны при продолжительном пребывании в Новой Гвинее и составляли бы даже положительную тягость в последнем случае. Не только их пропитание представляло бы затруднение, но даже сомнительно, что они ужились бы мирно с туземцами; во всяком случае, потребовались бы постоянный надзор за ними и разбирательство, вероятно, частых ссор между ними самими и между ними и туземцами. На все это пришлось бы жертвовать время, с которым европеец в этой интересной, но малопригодной для его здоровья стране должен обходиться весьма и весьма экономно.

С другой стороны, ватага слуг, окружающая путешественника, составляющая как бы живой забор, часто мешает непосредственному наблюдению туземцев, влияет нередко значительно на сношении с последними, не говоря уже о том, что, внося при случае посторонний элемент в процесс мышления и во взгляды туземцев, запутывает и искажает сведения об их обычаях и воззрениях, которые при знании языка возможно получать от них.[147]

Взятые мною 3 человека прислуги были достаточны, чтобы освободить меня от докучных забот ежедневной жизни, и мое помещение в Бугарломе[148] было достаточно удобно, чтобы, отдыхая от небольших, несколькодневных, часто предпринимаемых экскурсий в окрестности, заниматься моими сравнительно-анатомическими работами.

Начну перечнем главных работ, которые занимают мое время.

Во-первых, работы по антропологии.[149] Я занимаюсь при случае антропологическими измерениями,[150] которые вследствие недоверия и подозрительности папуасов я не мог предпринять в 1871–1872 гг., но что теперь, при старом знакомстве, они не могут отказывать мне и должны побеждать свое отвращение к подобным непонятным для них манипуляциям над их личностью. Я увеличил также мою коллекцию черепов для будущих исследований дюжиною черепов, которые родственники умерших захотели предоставить мне; но был принужден оставить нетронутыми (иными словами, не украл) несколько, вероятно, полных скелетов, хотя знал, где они находятся, не желая злоупотребить доверием туземцев, а они не захотели понять моих весьма ясных намеков, что я желаю иметь их. Зная, что возможно добыть совершенно полные скелеты в разных госпиталях,[151] я не желаю поколебать легкомысленным шагом нелегко добытое доверие папуасов. Отсутствие фотографической камеры весьма чувствуется; эту работу приходится отложить до 3-го посещения моего Берега!

Во-вторых. Мое внимание было главным образом направлено на вопросы по этнологии, сознавая, что я нахожусь вследствие многих обстоятельств в удобном положении наблюдать несмешанное и изолированное племя.

Кроме нашего знакомства и обоюдного доверия, мое намерение, которое они знают, что если я и оставлю опять на время этот Берег, я снова вернусь сюда, заставляет туземцев мало-помалу менее стесняться моим присутствием и не изменять или не стараться скрывать постоянно свои обычаи и насиловать свою обыкновенную manière d'être [Манера держаться, вести себя (франц.)].[152] Немало помогает моему успеху сохранять и укреплять доверие туземцев то, что я здесь единственный белый, который живет между ними, так как поведение других (в чем я много раз убеждался на других островах) повлияло бы значительно на отношение туземцев к каждому белому в отдельности.

Но при всей обширности поля исследования, несмотря на все мое старание не упустить случая, чтобы знакомиться со всеми подробностями папуасской жизни, я должен сознаться, что мои успехи в этом отношении подвигаются крайне медленно.

Кто имел случай поставить себе задачею наблюдение первобытного племени при ограниченном знании языка,[153] знает, как туго идешь вперед, если, критически относясь к каждому так наз. «открытию», отбрасываешь весь хлам неполных, неточных и искаженных посторонним влиянием наблюдений!. Выражение «шаг за шагом» далеко не достаточно, чтобы выразить всю медленность этого движения.

Расспросы туземцев об обычаях мало помогают (вследствие многих причин),[154] приводят к ошибкам или к воображаемому разрешению вопросов. Единственный путь – видеть все собственными глазами, а затем, отдавая себе отчет (при записывании) виденного, надо быть настороже, чтобы не воображение, а действительное наблюдение дало бы полную картину обычая или церемонии. Мне даже кажется полезным идти далее: следует удержаться (чтобы не ввести читателя в лишнее затруднение, а может быть, в ошибку) при этом описании виденного от всякого рода субъективных гипотез, объяснений и т. п. Далее, для каждого обряда, церемонии, обычая требуется соответствующий предлог; но эти предлоги как назло наблюдателю представляются в некоторых случаях очень и очень не часто.[155]

Несмотря на наилучшие отношения наши, я единственно мог рассчитывать на случай; чтобы видеть что-нибудь, я должен был случайно заставать туземцев на месте действия.

Предупреждение, что приду, или приказ призвать меня, когда случится то и то, когда будут делать это или другое, были часто достаточны, чтобы повлиять на всю процедуру Опытом я пришел к результату, что лучший образ действия с моей стороны, чтобы узнать и видеть что-нибудь неискаженное из обычаев туземцев, состоит в том, что я принимаю относительно всего сюда касающегося вид полнейшего равнодушия, и, только притворяясь таким образом, мне удается видеть кое-что из их интимной жизни, не измененное скрытничанием и суеверным страхом…

Несмотря на это утомительное движение, ¼ и ½ шага вперед, иногда целый шаг назад,[156] я продолжаю этот путь, подстерегая ежедневные и экстраординарные эпизоды жизни туземцев под видом полнейшего индифферентизма, иногда даже хитростью добываю частички матерьяла к их этнологии, поставив себе за правило верить единственно своим глазам и не слушать воображение. Я старался тем более накоплять постоянно мои наблюдения в этом направлении, потому что именно эта сторона жизни скорее всего изменяется и исчезает, как только белый человек появляется между первобытными племенами.

144

Причины эти изложены в моем письме князю Ал. Ал. Мещерскому, которого перевод находится в одном из номеров итальянского журнала «Cosmos» за 1877 г.

145

N. von Miklucho-Maclay. Ethnologische Bemerkungen über die Papuas der Maclay-Küste in Neu-Guinea, II//Natuurkundig Tijdschrift… 1876. Я отдал тогда в печать этот 2-й выпуск примечаний, потому что не знал, сколько времени я останусь в Новой Гвинее и даже придется ли мне вернуться.

146

Прислуга при такой экспедиции должна быть набрана главным образом из иг-туземцев этого Берега по многим причинам; из них главные: во-первых, постоянные войны между деревнями, большая раздробленность населения, отсутствие безопасности в чужих деревнях делают туземцев весьма боязливыми вне собственной территории или участка ближайшей дружественной деревни; во-вторых, их припасы (таро, ямс и т. п.) слишком неудобопереносимы (громоздки) и тяжелы при пешеходных экспедициях, а они не хотят заменить свою традиционную пищу другою (например, рисом и т. п.); в-третьих, туземцы моего Берега, не быв в сношении с белыми и не имея в своем общественном устройстве подобного отношения, как отношение слуги к господину, весьма неясно понимают условия такого договора, почему всякая дисциплина, необходимая при дальней экспедиции в страну с незнакомым населением, весьма затруднительна и почти что невозможна; наконец, в-четвертых, здесь семейные связи очень препятствуют набору людей, некоторые даже в последний момент могут поддаться просьбам, уговору, слезам матери, жены, детей и т. п.