Страница 79 из 130
Наму – папуас из деревни Марагум-Мана. Его волосы облеплены глиной и выкрашены
Рис. Н. Н. Миклухо-Маклая
12-го экскурсия на пик Константин.
23-го отправился на о. Били-Били, где туземцы построили мне хижину, темную, но прохладную, на месте, называемом Айру, и куда я думаю приезжать от времени до времени. Вернувшись в Бонгу, я посетил деревни Энглам-Мана, Сегуана-Мана и Самбуль-Мана. Все эти деревни не отличаются значительно друг от друга ни характером построек, ни типом и внешним видом жителей. Собрал при этой экскурсии значительное число черепов, а также разузнал довольно много интересных данных по этнологии горных жителей.
Сентябрь. Экскурсия в Бан-Мана, Сандингби-Мана, Бурам-Мана, Манигба-Мана и Колику-Мана. Результатом этих экскурсий было прибавление материалов по этнологии, черепов папуасских для коллекций и несколько дней лихорадки.
20 сентября. Был в Гарагаси, где все очень заросло. Из посаженных кокосовых пальм только 6 принялись. На большом кенгаре еще крепко держится оставленная клипером «Изумруд» медная доска, хотя красное дерево съедено отчасти муравьями. Я укрепил ее, вбив несколько гвоздей. Все сваи моей хижины были до того изъедены муравьями, что легкого толчка ногою было достаточно, чтобы повалить их. В Гарагаси гораздо больше птиц, чем около моего нового дома близ Бонгу, и знакомые крики их живо напомнили мне мою жизнь в этой местности в 1871–1872 гг. Распорядился, чтобы Möbly, мой слуга из Пелау, и несколько жителей Горенду расчистили бы площадку на месте моей бывшей хижины и около растущих там кокосовых пальм.
Остров Били-Били
Рис. Н. Н. Миклухо-Маклая. Август 1876 г.
Октябрь. Благодаря моему теперешнему помещению, гораздо более удобному, чем в Гарагаси, я могу заниматься сравнительно-анатомическими работами. Вообще комфорт (лучшее помещение и трое слуг) благоприятно действует на здоровье. В конце сентября и в начале октября был снят первый сбор кукурузы, которую я посеял в июле месяце. Затем я посеял ее снова и множество семян разнообразных полезных растений, привезенных в этот раз. Вокруг моей хижины я посадил 22 кокосовые пальмы, которые все принялись.
Небольшие ранки на ногах, вследствие ушибов о пни, камни, трения обуви и т. п., превращаются здесь при небрежности обращения с ними, а главное, от действия на них морской воды, от которой нельзя уберечься, мало-помалу в значительные, хотя и поверхностные раны, которые долго не заживают и часто очень болят. Они не раз удерживали меня от экскурсий и заставляют частенько сидеть дома.
Кроме письменной работы, я нахожу возможным заниматься антропологическими измерениями. В Гарагаси это было немыслимо, теперь же туземцы достаточно привыкли ко мне и не видят ничего опасного для себя при этих манипуляциях над их личностями. Не нахожу, однако ж, удобным мерить женщин; мужчины здесь ревнивы, а я не желаю с моей стороны подать повод к недоразумениям, к тому же измерения женщин сопряжены с слишком большой возней: уговариваниями, глупыми возражениями и т. д. Одним словом: в этом случае le jeu ne vaut pas la chandelle [игра не стоит свеч (франц.)].
В Бонгу был большой «ай», в котором принимали участие и женщины (что я увидал в первый раз); процессия возвращения «ая» в деревню представляла очень характерное зрелище, которое стоило бы нарисовать.
Узнал подробности операции «у-ровар», или «мулум» (обрезание). Почти все «улео-тамо» следуют этому обычаю (за исключением некоторых из островов Архипелага Довольных людей), но почти что все горные жители не признают его.
Ноябрь. Часто хворал лихорадкой, и раны на ногах плохо заживают. Когда было возможно, занимался сравнительно-анатомическими работами, а то читал. Боль от ран бывает по ночам так значительна, что приходится принимать хлорал, чтобы спать.
Когда температура по утрам спускается до 21°, то я ощущаю положительно холод, совершенно, как и туземцы, которые дрожат при этом всем телом.
5 декабря. После многодневных приготовлений сегодня начался «мун» в Бонгу, самый значительный, который мне пришлось до сих пор видеть, почему я постараюсь описать его.
Декабрь. Состояние моих ног заставляет сидеть дома.
22 декабря. Курьезная сцена произошла сегодня в Бонгу. Как я уже не раз говорил, днем по деревням людей в обыкновенное время не бывает: мужчины или в других деревнях, на охоте, на рыбной ловле, в лесу или на плантации; женщины с детьми, большими и малыми, также на плантациях. Возвращаются они перед заходом солнца. Зная это, а также и то, что мун уже кончился несколько дней назад, мы были удивлены, услышав несколько громких поспешных ударов в барум, который сзывал людей с плантации в деревню. Я отправился также туда и был там один из первых.
Подоспевший ко мне Буа рассказал мне следующее, а в это время из хижины Лако неслись крики его жены. Дело было вот в чем: Лако, вернувшись раньше обыкновенного в деревню, застал затворенной в своей хижине жену, но не одну, а в обществе Калеу, молодого неженатого человека лет 22. Туземцы вообще ходят так тихо, что виновные были застигнуты совершенно врасплох. Калеу, побитый или нет, не знаю, выбрался из хижины Лако, который начал тузить жену. Он на минуту оставил ее, чтобы созвать с помощью барума своих друзей. Когда я пришел, Калеу стоял, потупившись, около своей хижины, а Лако продолжал чинить расправу в своей. Наконец, он выскочил, вооруженный луком и стрелами, и, оглядев кругом присутствующих, которых уже набралась целая толпа, увидел Калеу; тогда он остановился и стал выбирать стрелу для расправы. В то же время один туземец подал и Калеу лук и несколько стрел.
Смотря на Лако и на крайнее его возбуждение, я не думал, что он в состоянии попасть в противника, и действительно стрела пролетела далеко от Калеу, который стоял, не шевелясь, ожидая экзекуции. И другая стрела не попала в цель, так как Калеу вовремя отскочил в сторону, после чего Калеу не стал ждать третьей и быстро скрылся. Стрелял ли он в Лако или нет, я сам не заметил, я следил за первым. Мне, однако ж, сказали, что он выстрелил раз и не попал. По уходе Калеу ярость Лако обратилась на хижину последнего. Он стал рвать крышу и ломать стены ее; здесь туземцы нашли подходящим вмешаться и постарались отвести его в сторону.
На другой же день я застал противников дружелюбно сидящих у берега моря и курящих одну и ту же сигару. Увидя меня, оба захохотали: «А ты вчера видел?» – спросил меня Лако. «Видел», – отвечал я. «А что ж сегодня Калеу – хороший или дурной человек?» – захотел я знать. «О, хороший, хороший», – заявил Лако, между тем как Калеу говорил то же о своем сопернике.
На тропинке в Бонгу я встретил Унделя и указал ему на сидящих Лако и Калеу. Ундель сказал мне, что Лако прогнал свою жену, которая живет теперь в хижине Калеу, причем он прибавил известную пантомиму и громко рассмеялся.
Однако ж такие случайности происходят очень не часто; это всего третья, о которой я узнал.