Особняк

И тут земля под ним провалилась. Мальчик без крика скользнул вниз в яму с дерьмом. Он стоял по пояс в жиже и с ужасом ждал, что какая-нибудь змея, непременно живущая в мерзких глубинах, вцепится в коленку и откусит самую чашечку, и тогда на всю жизнь его нога будет гнуться в обе стороны и он не сможет нормально ходить.

Эта страшная мысль парализовала голосовые связки и блокировала обоняние. Прошла вечность - целых две минуты, прежде чем горло отпустило и он пронзительно завизжал.

Галина Анатольевна вывалилась из гамака прямо на траву. Голос сына, даже искаженный до неузнаваемости, она смогла бы выделить из миллиона детских голосов. К тому же в нем явно звучал животный ужас. Она кинулась к будке и рванула дверь на себя. Внутри никого не было. Крик исходил из черной дыры. Мать склонилась над ней, всматриваясь в полумрак, и сразу различила белую панамку и огромные от переживаемого ужаса глаза Севы.

Она сама заказывала плотникам сузить очко, чтобы ребенок, не дай бог, не провалился, и потому по бокам были набиты две дополнительные планки. Галина сунула внутрь руку и, велев сыну крепко схватиться за нее, потащила наверх. Мальчик в отверстие не проходил, но, почувствовав руку матери, мгновенно затих. Она снова опустила его в жижу и попросила отцепиться. Сева ни за какие коврижки этого сделать не хотел. Он мертвой хваткой вцепился в запястье и не выпускал руки матери. Галине Анатольевне пришлось наорать на сына, использовав весь никогда не произносимый ею вслух запас ругательств. Сева выпустил руку. Галина Анатольевна рванула на себя первую доску, словно перед ней была не дюймовка, прибитая "полторастиками", а трехслойная гнилая фанера. Еще рывок - и вторая доска с легкостью необыкновенной полетела в сторону... Севу извлекли.

- Мама, - только тут расплакался горе-Наполеон.

- Не подходи! Не подходи... Сейчас же снимай с себя все... Сейчас же... Не подходи...

Сева проснулся в горячем поту. Было душно. Он открыл глаза и увидел мать, тихо хлопотавшую около стола. Галина Анатольевна готовила сыну завтрак и, пока готовила, не будила. Сева вдруг заметил, что на ней то же платье из далекого детства на даче только порядком выцветшее и по бокам расставленное. Бог ты мой, как мы обнищали, подумал он, если мать донашивает то, в чем щеголяла когда-то перед дачными соседями. Впрочем, крепдешин теперь в моде, говорят.

-- Севочка, вставай, пора. Ты не забыл, нам сегодня идти в ателье? тихо окликнула его мать. - Я договорилась с Верочкой, нас примут по высшему разряду.

Верочка когда-то была ученицей Галины Анатольевны, когда та работала директором ателье по пошиву женской верхней одежды. Собственно, ателье не имело узкой специализации. Там были и мужские закройщики, а непосредственно строчил один цех и на тех и на других. Только последние пять лет, уже после ухода Галины Анатольевны, коллектив разделился. Не без скандала поделили производственные площади и машины. Образовались два счета и два самостоятельных предприятия категории люкс.

Вот в одно из них и должны были сегодня пойти мать с сыном. Галина Анатольевна справедливо надеялась, что с нее возьмут по минимуму, закройщик будет Яша, фасон они выберут сами, а не примут навязанное.

Галина Анатольевна с помощью сына достала с антресолей чемодан отрезов и извлекла оттуда переложенный антимольными таблетками кусок темно-синего в мелкую искру бостона, посмотрела на свет и удовлетворенно улыбнулась: моль до него не добралась.

Позавтракав, они вышли из подъезда под утреннее, еще ласковое солнышко. На лавочке уже расположились Краузе с Дым Дымычем. Краузе кивнул, Дым Дымыч даже не поднял головы от шахмат. Севе так отчаянно не захотелось куда-либо идти, хоть плачь. Опять, как это бывало уже не раз, он будет скромно стоять в стороне, а мать, взяв инициативу в свои руки, кинется прицениваться, прикидывать, проявлять начальственные замашки, хотя это давно уже не ее подчиненные. Девушки станут делать вид, что внимательно слушают бывшую директрису и соглашаются, но потом все равно сделают все по-своему и окажутся правы, потому что Галина Анатольевна безнадежно отстала от моды и современных приемов пошива. Они будут стрелять глазами в сторону Севы, загадочно улыбаться, а самые смелые при обмере пару раз шутливо ущипнут. Сева покраснеет, расскажет анекдот не к месту, а из пошивочного то и дело начнут приходить по пустякам швеи, чтобы взглянуть на электронщика, холостяка с приличной жилплощадью, начинающего лысеть, но еще вполне ничего.

В ателье перед ними распластали цветные журналы, но Галина Анатольевна решительно отодвинула их в сторону и заявила, что им нужна только классика, чтобы не на один день и подходила бы для выхода в театр, на юбилей, для выступления на телевидении и участия в презентациях. Мать могла бы перечислить еще десяток мероприятий, на которые ее сына никогда прежде не звали и никогда не позовут: ей была важна марка, а ради марки и удивленно-уважительно расширившихся глаз девочек из пошивочного она готова была на все. Что поделаешь, любила уважение.

- А вам самому-то что нравится? - спросила помощница Яши, курносая девица лет тридцати, изумительно пропорционально скроенная, в меру испачканная косметикой и хорошо пахнущая туалетной водой.

Сева уперся взглядом в ее гладкие коленки.

- "Омса"? - неожиданно даже для себя спросил Сева про колготки.

Девица дважды хлопнула ресницами и догадалась о чем думает Сева. Сева тоже понял, что догадалась, и оторвал взгляд от коленок.

--Нет. Наши, отечественные.

Потом наклонилась ближе к уху:

-- Зато дальше все импортное.

Мать, спорившая с Яшей относительно двойного шва и оверлока, внутренним чутьем уловила сексуальное движение умов в закутке, где находился сын, стрельнула туда на всякий случай шрапнелью взгляда. Еще один бризант был отправлен вслед незамедлительно, так как Севина визави расстегнула как бы невзначай верхнюю пуговку блузки.

- Сева, здесь так жарко, сил нет, можешь выйти на улицу погулять, разрешила Галина Анатольевна.

- Нет, мне ничего, здесь вентилятор, - не поддался сын.

Галина Анатольевна прервала спор с Яковом, предпочтя проиграть мелкую стычку с закройщиком, зато выиграть главное сражение за сына в будущем, и сразу согласилась на названную сумму.

- Не беспокойтесь, Галина Анатольевна, - сказала Верочка, ныне Вера Константиновна, на прощанье. - Материал хороший. Такого нынче днем с огнем. А мастера у нас хорошие. Ваша школа. Правда, Яша?

- Само собой, - невозмутимо согласился закройщик.

Когда заказчики ушли, между Яшиной помощницей и Верой Константиновной произошел краткий разговор.

- Ну что глаза вылупила? Не про вашу честь, - буркнула Верочка.

- А мужичок ничего себе. Чистенький. Правда, какой-то потертый, загадочно улыбнулась девица.

- Сева, может быть, и неплох, да вот такой свекрови я бы тебе и в страшном сне не пожелала. Ладно... Нечего прохлаждаться, нам не за это платят. Марш на место, - приказала она грозно, но никто не испугался, а девица подумала про себя, что уж если бывшая ученица, почти подруга, говорит такое о Галине Анатольевне, то стоит прислушаться, хотя, будь ее воля, она бы эту Галину Анатольевну в бараний рог.

Между тем сын с матерью отправились в обратный путь.

- Мама, ну зачем ты так? Я не маленький. Далась тебе эта девушка. Ничего особенного. Ну коленки красивые, но я же вижу, чего они все хотят...

- Видишь, а сидишь. Я же ими пятнадцать лет руководила, а еще раньше вместе в цехе работали. Все разговоры, все мысли, все желания - все знаю. Да будь она моей снохой, в два месяца в бараний рог скрутила бы меня, - убежденно сказала Галина Анатольевна, реально оценивая свои шансы в борьбе с молодостью и сексом.

- Ну да?.. - не поверил своим ушам сын.

- Вот тебе и "ну да". Что ты о них знаешь? Девяносто процентов приезжие. Они в Москву зубами вцепляются и треплют, как волки овцу, пока кишки в разные стороны не полетят, а когда полетят - набросятся и пожирают, пожирают... Нет. Есть и среди них порядочные девочки, но для моего сына одной порядочности мало.