Сквозь время. (Сборник)

Я говорю о биологических открытиях. Но, пожалуй, открытия, ждущие инженеров, окажутся еще значительнее. Как и предполагал Астахов, космический корабль имел гравитационный двигатель. Устройство его пока неясно. Но можно твердо сказать: физикам придется во многом пересмотреть свои представления о природе тяготения. За эпохой атомной техники, по-видимому, наступит эпоха техники гравитационной, когда люди овладеют еще большими энергиями и скоростями.

Оболочка космического корабля, как показал анализ, представляет собой сплав титана и бериллия. В отличие от обычных сплавов вся оболочка — единый кристалл.

Наши металлы — это, так сказать, смесь кристалликов. Каждый кристаллик очень прочен, но соединены между собой они довольно слабо. Металл будущего — единый, очень прочный кристалл. Такой металл будет обладать новыми, совершенно необычными свойствами. Управляя кристаллической решеткой, можно менять его оптические свойства, менять прочность, теплопроводность…

И все-таки самое важное открытие, пока еще, впрочем, зашифрованное, связано с искусственным мозгом космического корабля. Три выведенных из цилиндра провода оказались соединенными через сложное усилительное устройство с мозгом. В течение шести дней чувствительные электроэнцефалографы регистрировали токи биоэлектронного автомата. Эти токи нисколько не походили на биотоки человеческого мозга. Здесь ясно проявилось отличие искусственного мозга от настоящего. Ведь, по существу, мозг космического корабля был лишь электронной машиной, кибернетическим устройством, в котором роль ламп играли живые клетки. При всей своей сложности этот мозг был неизмеримо проще и, если так можно выразиться, “специализирован-нее” человеческого мозга. Поэтому его электрические сигналы скорее напоминали шифр, чем запись биотоков человеческого мозга — сложную, с очень тонкой структурой.

За шесть дней были записаны тысячи метров энцефалограмм. Удастся ли их расшифровать? О чем они расскажут? Быть может, о путешествии сквозь Космос?..

Трудно ответить на эти вопросы. Мы и сейчас продолжаем изучать космический корабль, и каждый день приносит новые и новые открытия.

Пока “многие знают об этом камне многое, каждый что-нибудь, но никто не знает достаточно”. Однако наступит день, и последние тайны небесного камня будут раскрыты.

Тогда уйдут в безбрежные просторы Вселенной земные вестники — корабли с гравитационными двигателями. Их поведут не люди: жизнь человека коротка, а Вселенная безгранична. Межгалактическими кораблями будут управлять биоэлектронные автоматы. После тысячелетних странствий в Космосе, проникнув в отдаленные галактики, корабли вернутся, неся людям неугасимый свет Знания.

ЗВЕЗДНАЯ СОНАТА

Ночь, тайн созданья не тая,

Бессчетных звезд лучи струя,

Гласит, что с нами рядом смежность

Других миров, что там — края,

Где тоже есть любовь и нежность,

И смерть и жизнь, — кто знает, чья?

В.Брюсов

Мир встречал Новый год.

Вместе с полночью Новый год возник где-то в Беринговом проливе и помчался на запад. Он несся над бескрайними просторами Сибири и лёссовыми плато Китая, над снежными вершинами Гималаев и древними храмами Индии, над торосами Ледовитого океана и пустынями Австралии. Люди без сожаления расставались со Старым годом. Одним казалось, что уходят в прошлое неудачи, другие предполагали, что в Новом году их ждет еще большее счастье. И все чему-то радовались, чего-то ожидали, на что-то надеялись.

В эту ночь в Москве стояла на редкость тихая погода. Тучи, еще накануне тяжело нависшие над городом, медленно разошлись в стороны и открыли искрящееся звездами небо. Встречая Новый год, замерли в почетном карауле посеребренные снегом ели. Лишь изредка слабый порыв ветерка сдувал с их ветвей снежинки и бросал вниз, на прохожих. Но люди не замечали красоты этой ночи. Они очень спешили: до Нового года оставалось не больше часа. Людской поток, шумный, взволнованный, со свертками и пакетами, двигался все быстрее и быстрее.

Не торопился только один человек. Руки его были глубоко засунуты в карманы пальто, из-под опущенных полей мягкой шляпы поблескивали внимательные глаза, освещая худощавое гладко выбритое лицо. В толпе его многие узнавали. Он свернул в переулок. Здесь не нужно было отвечать на бесчисленные приветствия, не нужно было объяснять знакомым, почему в новогоднюю ночь он предпочитает бродить по улицам. Поэт Константин Алексеевич Русанов и сам не знал, какая сила заставляет его искать одиночества.

В книгах жизнь Русанова умещалась в нескольких скупых строках биографической справки: “…литературную деятельность начал корреспондентом “Огонька” в Испании… В годы Великой Отечественной войны был в ополчении, потом участвовал в боях на Первом Украинском фронте… Ранен, награжден… После войны опубликовал сборники стихов “Мечта”, “Осень”, “Горные реки”. В учебниках о Русанове писали больше. Отмечали мастерство, тонкое понимание природы, редкую красоту его лирических стихов. Но никто не знал, как работает Русанов. Близкие друзья — их было совсем немного — поражались тому, что Русанов не признает черновиков. Казалось, стихи свободно ложатся на бумагу… Но это только казалось. За кованный металл своих стихов он расплачивался огромным трудом, лихорадочным напряжением ума и сердца. Черновиков Русанов действительно не признавал. Их заменяла память, способная хранить множество черновых вариантов.

Стихи обычно возникали на улице. В хаосе впечатлений и мыслей они вспыхивали на короткий миг в каком-то идеальном совершенстве… и исчезали. Потом стихи приходилось отыскивать по частям, подбирать рифмы и менять их, терпеливо оттачивать строфы. И Русанова не покидало ощущение, что все написанное им — это лишь беглый эскиз чего-то очень большого, но пока неуловимого, ускользающего…

В новогоднюю ночь почему-то не хотелось думать о стихах. Может быть, это была усталость. Может быть — грусть, потому что Новый год был для Русанова шестидесятым годом жизни.

Русанов шел, прислушиваясь к тихому поскрипыванию снега. В переулке было темно. Только одинокий фонарь бросал желтый сноп света на узкий тротуар, присыпанный песком.

У фонаря дорогу Русанову преградила снежная крепость. В электрическом свете башни крепости сверкали серебряной россыпью снежинок. “Недостроили”, — подумал Русанов, заметив лежащие рядом деревянные санки и металлическую лопатку. Мелькнула нелепая мысль — закончить крепостную стену. То-то удивятся утром ребятишки…

Русанов нагнулся, чтобы поднять лопатку, но в этот момент его кто-то сильно толкнул. Падая в снег, он услышал сердитый возглас и звук разбивающегося стекла.

— Простите, пожалуйста…

Голос был такой сконфуженный, что Русанов даже не успел рассердиться. Чьи-то руки помогли ему подняться. Перед ним стояла невысокая девушка в зеленом лыжном костюме. Глаза незнакомки, казавшиеся сквозь стекла очков удивительно большими, выражали крайнюю растерянность.

— Извините, пожалуйста, — еще раз тихо сказала девушка.

Она осторожно обошла Русанова и подняла лежащий около столба небольшой газетный сверток. Русанов услышал вздох.

— Так и есть… Разбила, — огорченно сказала незнакомка.

Русанов почувствовал себя виноватым.

— А что случилось? — спросил он.

— Я пластинку несла, — объяснила девушка, — негатив, понимаете? Ну, а когда на вас налетела, выпустила пластинку, и она ударилась о столб.

Девушка развернула сверток. Русанов взял негатив и посмотрел сквозь стекло. Изображение имело странный вид: на черном фоне светлая полоска с темными линиями.

— Что это такое? — удивился Русанов.