Страница 19 из 28
К какой же звезде
Мы с тобой поедем —
К голубой или белой?
Мой друг, ты знаешь эти стихи. Это “Детская песенка” Сэндберга. Однажды (с тех пор прошла вечность) ты читал их мне там, на Земле. Но в голосе Открывателя была недетская грусть.
И я вдруг все поняла.
— Вы… решили? — спросила я.
Открыватель быстро надел очки и обернулся ко мне.
— Выключите экран, — сказал он.
— Вы решили? — повторила я.
Он посмотрел на меня и улыбнулся:
— Да, конечно.
— Но…
Движением руки он остановил меня:
— Доложите капитану — нужно пересчитать курс. Я перейду на “Памир”.
…Неудержимо бежит стрелка часов, а я еще не сказала тебе самого главного.
В эту ночь аварийные автоматы молчали. И только под утро раздались тревожные, воющие сигналы. Через минуту весь экипаж был в рубке. Не помню, кажется, прошло несколько часов, пока мы восстановили магнитную защиту. И, когда капитан отошел от пульта управления, я передала слова Открывателя. Странно, но капитан не удивился. Он сказал:
— Хорошо. Идите. Я сам пересчитаю курс.
Однако никто не вышел из рубки.
— Идите, — повторил капитан. Казалось, никто не слышал приказа.
— Хорошо, — сказал капитан. — Пусть будет так. Идите и подумайте. Если все решат лететь к Аэлле, мы полетим. Но, если хоть один из нас захочет вернуться, мы вернемся на Землю. А Открыватель перейдет на “Памир”.
Он посмотрел на часы и добавил:
— Через пятьдесят минут. Я буду ждать здесь. Идите же…
Мы пошли к трапу, а капитан наклонился к пульту управления. Я заметила: капитан смотрит туда, куда ночью смотрел Открыватель…
Пятьдесят минут — они тянулись бесконечно долго. Я сидела в своей маленькой каюте и думала о других. На “Орленке” одиннадцать человек. Капитан остался у пульта управления. Десять человек разошлись по каютам. “Если хоть один из нас захочет вернуться, мы вернемся на Землю”. Так сказал капитан. А что скажут мои товарищи? За стальной перегородкой — каюта доктора. Старый, добрый доктор! Это был его последний репс… Главный радиоинженер — он оставил на Земле семью… Мои подруги, механики, — их будут ждать на Земле…
Пятьдесят минут — они тянулись бесконечно долго, и лишь в последние секунды время стремительно рванулось вперед. Надо было встать и идти в рубку. Но какая-то сила мешала мне подняться. Быть может, у меня большее, чем у других, право вернуться на Землю? Я дублер радиоинженера. В сущности, я не нужна на корабле. Для меня этот рейс учебный. А там, на Земле… И я вдруг услышала Землю. Среди бесчисленных звуков Земли я вдруг услышала один — шум морского прибоя. Это было так явственно, что я машинально посмотрела на динамик кристаллофона. А шум моря слышался сильнее и сильнее. Шум морских волн, гул прибоя и еще — всплеск покачивающейся на волнах лодки… Странно, безмерно странно, но в этот момент вся Земля воплотилась в пригрезившемся мне голосе моря. Ты слышал, как плещется вода под покачивающейся на волнах лодкой?..
С последним ударом часов я встала и пошла в рубку. Я поднялась по трапу и увидела, что все — все, кроме меня, — уже в рубке. Они пришли сюда давно — я это сразу поняла. Никто, кроме меня, не ждал пятидесяти минут.
— Надо идти к Аэлле, — сказала я и удивилась: настолько чужим показался мне собственный голос.
— Да, — ответил капитан, — Мы рассчитываем курс.
Десять человек стояли вокруг меня. Никто из них не сомневался, что я скажу “да”. Они давно пришли, сюда- и сейчас электронная машина уже пересчитывала курс. Десять человек знали, что я скажу “да”…
Непередаваема красота Земли, но, если меня спросят, что самое красивое на Земле, я, не задумываясь, отвечу: “Люди”.
Мой друг!
Мой далекий друг, стрелка часов летит по циферблату. Я должна сказать тебе все. Мои слова передадут на “Памир”, а оттуда — на Землю. Сейчас, когда я говорю с тобой, твой корабль летит где-то в черной бездне космоса. Но, пока мои слова достигнут Земли, ты вернешься туда и будешь ждать меня на нашем холме.
Мой друг, мы уходим к Аэлле. Пройдет несколько дней, и “Орленок”, изменив курс, начнет удаляться от Земли. С каждым часом, с каждой секундой будет увеличиваться расстояние между нами. И все-таки мы будем ближе друг к другу, чем раньше. Что значит жалкая арифметика расстояний, если я люблю тебя!
Не знаю, что ждет нас на чужой и злобной планете. Но, как бы ни бушевало и ярилось небо Аэллы, я буду искать в нем твой корабль. Ты не собьешься с пути, ты придешь, потому что я люблю тебя!
В этот первый полет я взглянула в бездонные глаза Вселенной. Да, мой друг, мой далекий и близкий друг, бесконечность сильна. В сравнении с ней наша Земля — ничтожная пылинка. Но есть нечто сильнее черной бесконечности Это — разум и воля людей. Это — право людей стоять плечом к плечу. Это — простые слова, перед которыми отступают пространство и время: я люблю тебя!
АСТРОНАВТ
— Что сделаю я для людей? — сильнее грома крикнул Данко.
И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой.
М.Горький
Мне придется в нескольких словах объяснить, что привело меня в Центральный архив звездоплавания. Иначе будет непонятно то, о чем я хочу рассказать.
Я бортовой врач, участвовала в трех звездных экспедициях. Моя медицинская специальность — психиатрия. Астропсихиатрия, как сейчас говорят. Проблема, которой я занимаюсь, возникла давно, в семидесятых годах XX века. В те времена полет с Земли на Марс длился свыше года, на Меркурий — около двух лет. Двигатели работали только на взлете и при посадке. Астрономические наблюдения с ракет не велись — для этого существовали обсерватории на искусственных спутниках. Что же делал экипаж в течение многих месяцев полета? В первых рейсах — почти ничего. Вынужденное безделье приводило к расстройству нервной системы, вызывало упадок сил, заболевания. Чтение и радиопередачи не могли заменить то, чего не хватало первым астронавтам. Нужен был труд, причем труд творческий, к которому привыкли эти люди. И вот тогда было предложено комплектовать экипаж людьми увлекающимися. Считалось, что, чем именно они увлекаются, безразлично, лишь бы это давало им занятие в полете. Так появились пилоты, которые были страстными математиками. Появились штурманы, занимающиеся изучением древних рукописей. Появились инженеры, отдающие все свободное время поэзии…
В летных книжках астронавтов прибавился еще один — знаменитый двенадцатый — пункт: “Чем увлекаетесь?” Но очень скоро пришло другое решение проблемы. На межпланетных трассах начали летать корабли с атомарно-ионными двигателями. Продолжительность полетов сократилась до нескольких дней. Двенадцатый пункт вычеркнули из летных книжек.
Однако несколько лет спустя эта проблема возникла вновь, в еще более острой форме. Человечество вступило в эпоху межзвездных перелетов. Атомарно-ионные ракеты, достигавшие субсветовых скоростей, тем не менее годами летели к ближайшим звездам. Время в быстро движущейся ракете замедляется, но перелеты продолжались восемь, двенадцать, иногда двадцать лет…
В летных книжках вновь появился двенадцатый пункт. Более того, он стал одним из главных при комплектовании экипажей. Межзвездный перелет, с точки зрения пилотирования, на 99,99 процента состоял из вынужденного безделья. Радиопередачи, прерывались уже через месяц после отлета. Еще через несколько недель нараставшие помехи вынуждали отключать приемники оптической связи. А впереди были годы, годы, годы…
Ракеты тех времен имели всего шесть–восемь человек экипажа, тесные каюты, оранжерею длиной в полсотню метров. Нам, летающим на межзвездных лайнерах, трудно представить, как люди обходились без гимнастического зала, без плавательных бассейнов, без стереотеатра и прогулочных галерей…