Страница 44 из 120
- Дата известна?
- Пока нет. Предположительно вторая половина ноября - первая декабря.
Нейбут помолчал, что-то обдумывая, а потом сказал:
- Если переворот произойдет, то это будет началом конца… Конца сибирской контрреволюции.
- …Или началом полного истребления большевистского подполья, - возразил Стрижак-Васильев.
Нейбут упрямо покачал головой.
- Диктатура неизбежно сработает на большевиков. А когда Стрижак-Васильев заговорил об усилении репрессий и подавлении всякой оппозиции, Нейбут сказал
- Колчак набьет бочку порохом. Нам лишь останет-ся поднести к ней зажженный фитиль. Крестьяне уже сейчас недовольны. А ведь это только начало… Что же касается репрессий, то казни - паллиатив. Они не помогли удержаться Николаю II, не помогут и Колчаку. Кто бы из нас ни оказался в тюрьме или в могиле, это не изменит хода событий. Решающий фактор истории - массы, а не единицы…
И сразу же после переворота, когда в приемной «верховного правителя» и «верховного главнокомандующего» томились в ожидании прибывшие с поздравлениями депутации золотопромышленников, маслоделов, зажиточных старожильческих крестьян и земцев, в маленьком домике Карклина, где в это время жил Нейбут, собрались руководители Омской партийной организации. Они обсуждали задачи большевиков в связи с переворотом. Нейбут, кажется, выступал вторым, после Масленникова. Он говорил о новых перспективах революционной борьбы в городе и деревне. Не все были согласны с его оценкой переворота. Некоторые, так же как и Стрижак-Васильев, считали, что репрессии, неизбежные при диктатуре, замедлят темп революционной борьбы. Но Нейбут всегда умел обосновывать свою точку зрения. И он оказался прав. Вскоре после совещания в домике Карклина поступили сведения о крестьянском восстании в Степном Баджее и Пировском, которое, перекинувшись в другие места, уже в декабре 1918 года охватило многие волости Канского уезда. Восстания крестьян в Алтайской губернии, мощная волна рабочих забастовок…
И в информационном докладе подпольного Сибирского партийного центра ЦК РКП (б) указывалось: «В настоящий момент весь рабочий класс Сибири вполне ясно понимает неизбежность и необходимость восстания пролетариата и беднейшего крестьянства за свержение буржуазной диктатуры… Земля от крестьян в Сибири отобрана… Начались взыскания царских недоимок за 1914 - 1918 годы… По деревням рыскают белогвардейские карательные отряды… Дороговизна растет. Эти факты также окончательно рассеяли иллюзии «относительно демократии» приспешников буржуазии среди сибирского крестьянства и резко толкают мелкую буржуазию Сибири к пролетариату, в сторону Советской власти…»
Отрицание отрицания… Призванный сплотить силы контрреволюции и задушить большевизм, Колчак помимо своей воли раздробил эти силы и, гася пламя революции, разжег пожар, в котором сгорели все замыслы реакции. Разве не символично, что в сентябре 1919 года, когда решался исход боев за Тобол, а следовательно, за Омск, в Красную Армию влилось 24 тысячи новых бойцов-крестьян, а Колчак в это же самое время вынужден был бросить 24 тысячи солдат на подавление у себя в тылу крестьянских восстаний?
Нет, не Колчак управлял историей, а история управляла Колчаком. Словно издеваясь над ним, она заставила его служить своим так и не познанным им законам. И то, что это произойдет именно так, а не иначе, первым понял Нейбут, который умел сочетать страстность революционера с объективностью исследователя. Нейбут всегда оказывался прав. Но все же ошибся как-то и он. Это произошло, когда Арнольд закончил свое письмо Свердлову фразой: «Поклон всем вам и до скорого свидания». Скорого свидания не получилось. И вообще они больше никогда не встретились… После неудавшегося самоубийства его поместили в тюремную больницу, вылечили, поставили на ноги и расстреляли… Эта весть облетела все камеры омской тюрьмы. Была объявлена голодовка. В ней участвовали не только большевики, но и члены других партий…
«Решающий фактор истории - массы, а не единицы». Правильно. И все же, потеряв такую «единицу», как Нейбут, революция потеряла многое. Он, Александр Масленников, Михаил Рабинович и другие большевики, погибшие в Омске в начале девятнадцатого года, были теми черточками, из которых складывалось лицо революции - жесткое и одухотворенное, лицо человека, убежденного в своем праве и обязанности изменить мир, сделать его лучше, чище, прекрасней… Бывший либерал, испугавшийся собственного либерализма и ставший в результате испуга офицером контрразведки, Гриничев считал это фанатизмом. Но фанатизм слеп, он основывается только на вере. Большевики же знают, что их борьба - это долг перед народом и историей. Революция закономерна. Зиму сменяет весна. А весну не остановишь ни пулями, ни нагайками, ни тюрьмами.
«Вам вынес приговор военный суд, а вашим руководителям его вынесет история…»
Очередная ошибка, господин адмирал. Вы часто ошибались. То, что произошло, не случайность. Вы просто не хотите смотреть правде в глаза. Случайность - смерть Нейбута, мой побег, ваш арест, но не крушение контрреволюции. Оно было неизбежно, с самого начала, потому что старое никогда не возвращается, а народ, который осознал свою силу и свою правду, не сломишь. Подумайте над этим. Постарайтесь быть до конца честным хотя бы с собой. Вы можете лгать следственной комиссии, своей любовнице, но стоит ли скрывать истину от самого себя? Ведь это обычная трусость, господин адмирал…
Папироса давно погасла. Стрижак-Васильев бросил окурок в снег. Сдвинул на затылок ушанку, вытер рукавом полушубка мокрый и горячий от пота лоб. Не достаточно ли «элегий»? Все-таки утомительно всегда и везде тащить за собой воз воспоминаний, который с каждым годом становится тяжелей. Но без воспоминаний тоже нельзя. Воспоминания так же тренируют мышление, как гири мускулы. Они дают упругость, силу. Но во всем следует соблюдать меру. Во всем…
Ногу, словно долотом, упорно долбила боль. По-прежнему шел снег, густой, липкий. Сквозь снежную пелену угадывались очертания «белого дома». Изящные и невесомые тянулись к молочному сибирскому небу колонны коринфского ордера. Построенный в XVIII веке, «белый дом» был достопримечательностью Иркутска. Когда 16 лет назад по пути в Порт-Артур Стрижак-Васильев проезжал через Иркутск, его товарищ по выпуску, иркутянин мичман Гришин, знаток архитектуры и патриот города, битый час продержал его возле «белого дома». За это время Стрижак-Васильев успел не только промерзнуть до костей, но и узнать всю историю «белого дома», а заодно и легенду о первой коринфской капители, которая была создана в Коринфе золотых дел мастером Каллимахом, творцом знаменитой золотой лампы, освещавшей святилище бессмертной Минервы.
Эллада, Древний Рим и заснеженная столица Восточной Сибири - Иркутск…
Впрочем, «белый дом» не столько напоминал о древней цивилизации, сколько о декабрьских событиях 1917 года. Тогда здесь помещались Центросибирь и Военно-революционный комитет. И все шесть колонн дома, подвергшиеся пулеметному обстрелу восставших офицеров и юнкеров, хранили памятные отметины декабрьских боев. Особенно пострадала тогда крайняя колонна слева: рядом с ней разорвалось несколько лимонок…
Золотых дел мастер Каллимах, создавая свое хрупкое детище, разумеется, не мог предугадать будущее. Он не знал, что ветер веков забросит когда-либо чеканные листья аканфа с теплых берегов Эгейского моря в холодную таежную Сибирь. Еще меньше ему могло прийти р голову, что прочность коринфской капители будет здесь испытываться дьявольским изобретением цивилизованного человечества - огнестрельным оружием…
Стрижак-Васильев обогнул «белый дом», прошел до конца улицы, где вытянулось потемневшее от времени двухэтажное деревянное строение. Остановился. На дощатой стене, справа от крыльца, отсвечивал под фонарем квадратный лист жести. На нем крупными буквами, напоминающими своими очертаниями готические, было написано: «ШТАБ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОГО КОММУНИСТИЧЕСКОГО БАТАЛЬОНА ИМЕНИ АРНОЛЬДА НЕЙБУТА».
Стрижак-Васильев подошел, протер рукавом полушубка присыпанную снегом надпись. Отступил на шаг, снял шапку, наклонил голову.