Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 38

Я представила себе, как мой отец постепенно усыхает, становится сморщенным и коричневым, как кусок вяленого мяса.

— Он Болотный Человек, — сказала я.

— Глупости, чушь собачья, — ответила Делл, и присущая ей ярость на миг проглянула сквозь поверхностное спокойствие: ее здоровый глаз вспыхнул, губы съежились.

— Роза, этот человек не кикимора болотная! Разве можно говорить такие гадости, такие ужасные вещи!

Она повернулась, задев своей широкой юбкой мои колени, и зашагала прочь, прикрывая лицо на случай внезапного нападения какой-нибудь шальной пчелы. Я смотрела, как она топает вниз по лестнице в своих болотных сапогах. И тут я услышала белку у себя над головой, она прыгала по железному скату крыши. Делл тоже услышала. Стоя на земле, она обернулась и, прикрыв ладонью глаза, стала злобно вглядываться в крышу. Потом она коротко взмахнула руками и плюнула.

— Гадина! — обругала она белку.

А та затрещала и сорвалась с места. Она скачками неслась вверх по крыше, наверное, искала дырку от сучка.

Потом Делл неторопливо подошла к Диккенсу, который уже кончил забрасывать яму грязью и теперь утаптывал ее своими вьетнамками. А я пыталась заставить себя не думать о содержимом нескольких ведер, которое недавно скользнуло в эту яму и теперь лежало там, присыпанное землей. Мне хотелось есть и ни о чем не думать.

Но мой мозг не слушался меня.

«В мире полно дыр, — думала я. — Дыры повсюду, а в них люди и всякая всячина. Белки, кукольные головки и болотные люди. Всякая всячина проваливается в дырки и иногда лежит там по тысяче лет. Некоторые дома тоже похожи на дыры или на могилы».

Я рвала зубами мясо и представляла себе мумию, которую однажды видела по телевизору. Это была египетская мумия. Когда-то она была царем. Несколько человек из тех, кто откапывал его могилу, умерли загадочной смертью. Один задохнулся в собственной блевотине, другого придавило мраморной глыбой. Голос по телевизору говорил, что мумии обладают непонятным могуществом.

Делл и Диккенс добрели до коровьей тропы и скрылись в высокой траве. А я глотала мясо и думала, есть ли такое могущество у моего отца и высохнет ли он за один день.

Глава 17

Словно заходящий на посадку космический корабль, корзина для пикника опустилась рядом с плитой, серебро внутри звякнуло, Делл откинула крышку, вытащила завернутую в фольгу тарелку и, точно предлагая драгоценный дар, сказала:

— Для Розы, дочери дорогого Ноя…

Кролик, тушенный в пиве, пояснила она, с картошкой, луком и морковкой. Термос с яблочным соком. Фунтовый кекс на десерт, один ломтик.

— Совершенно особенное угощение.

Она вернулась после наступления ночи, без колпака и Диккенса, в необычайно приподнятом настроении, с клетчатым пледом и корзинкой в руках.

— У нас еще много дел впереди, — сказала она мне, — так что ешь. Ешь как следует.

На этот раз пикник был в доме, я была почетным гостем и запихивала себе в рот куски кролика, чередуя их с кусками кекса, и, запивая яблочным соком прямо из термоса, смотрела, как Делл заворачивает моего отца в пластик, пеленая его, словно мумию. Потом она закатала его в плед так, что только голова осталась торчать снаружи, подоткнула все уголки и скрепила материю булавками.

— Похоже на бурито, — сказала я.

— Глупости. Не болтай с полным ртом, подавишься.

Когда я покончила с едой, мы расставили по местам мебель в гостиной и, свернув одежду отца, сложили ее аккуратной стопкой в кожаном кресле. Потом Делл спросила, что это за карта на стене.

— Это Ютландия, — ответила я, — или Дания, не помню точно.

— А почему она здесь?

Я пожала плечами:





— Вообще-то мы должны были поехать в Ютландию, а не в Техас. Ему там больше всего хотелось бы жить. Но мы, наверное, заблудились или еще что-нибудь, вот и приехали сюда.

— Роза, я не понимаю, о чем ты говоришь.

Она сдернула карту со стены, прищурила здоровый глаз и начала пристально рассматривать Данию.

— Какой странный секрет, — сказала наконец она, глядя на моего отца и обращаясь к нему. — Нет, неправильно это, нет.

Неодобрительное выражение промелькнуло на ее лице, пока она складывала карту в компактный прямоугольник и заглаживала сгибы. Потом Дания исчезла в кармане ее домашнего платья. Дважды хлопнув себя по карману, она поглядела на меня.

— Хватит болтать чепуху, — сказала она. –Твой дом пора привести в порядок. Здесь наверняка все заросло грязью. Так что нам еще мыть, мыть и мыть.

Этим мы и занялись.

В одном из шерстяных мешков на крыльце обнаружилась пернатая кисточка для пыли, не содержащее воска средство для полировки, пластиковые пакеты для мусора и губка. У бабушки на кухне стояла метла и совок для мусора. Так что мне было велено мести. Делл вытирала пыль. Мы начали снизу, с гостиной, и двигались наверх, соскребая глубоко въевшуюся грязь и оставляя за собой лохматые кучки серой пыли. Делл весело насвистывала какую-то песенку, а щетка в ее руках так и плясала по подоконникам, крышке обеденного стола и дубовому буфету. Я слушала ее песенку и сама напевала, подметая дохлых июньских жуков и катышки пыли, собирая в совок крошки от крекеров и трупики муравьев. Скоро воздух вокруг нас наполнился мелкими летучими частицами. Защекотало в носу, и мы с Делл время от времени чихали.

— Если плесень попадет в голову, заболеешь.

Мы были на кухне. Делл побросала оставшиеся ломти чудо-хлеба в мусорный мешок.

— Крекеры засохли, никуда не годятся, да к тому же еще и мыши их погрызли.

В мешок.

— Но нуждаться в еде ты не будешь,— сказала она. — Диккенс принесет тебе ужин.

Затем она протерла стол и раковину. Вымыла остатки арахисового масла из банки, выплеснула воду из галлонных бутылей.

— Застоявшаяся вода — отрава.

— А что же я буду пить?

Она поставила бутылки на пол.

— Дома я налью в них свежей воды и велю Диккенсу принести их тебе завтра утром. Понимаешь, Роза, теперь мы будем о тебе заботиться, ясно? У нас теперь общий Ной. Он наш, а ты его. Я думаю, что это ты привела его ко мне. Ты ведь понимаешь, правда? Ты теперь член семьи, и здесь твой дом, ясно? И мы, разумеется, не можем пускать сюда чужаков. Если они здесь появятся, то отберут твоего отца и у тебя, и у нас. Все очень просто: чужие всегда создают беспорядок, а беспорядок означает проблемы. Но я все устраиваю как надо, детка. Я не даю смерти продолжать свое черное дело и держу чужих на безопасном расстоянии, в этом мое призвание. Как бы мне так объяснить, чтобы ты поняла? То, что нам дорого, детка, не должно умирать и уходить в землю. Когда что-нибудь любишь, можно ведь все оставить почти так, как оно есть, верно? Тогда мне не придется быть одной, и тебе тоже. Я ясно говорю? Вот этим я и занимаюсь: удерживаю смерть и чужаков на расстоянии, чтобы ничего не менялось — ни мама, ни Ной, ни твой дом, ни мой, ни даже Диккенс или мы с тобой. Я усмиряю проблемы, когда поднимаю руку и отгоняю смерть прочь, как будто надоедливую муху, — вот чем занимается попечитель одиноких душ. Я все понятно объяснила?

— По-моему, да, — сказала я. — Вы не хотите, чтобы он был в Дании.

— Чушь, — ответила она. — Знать не знаю, о чем ты болтаешь. И при чем тут вообще Дания?! Не будь такой глупой, глупая девочка. Ты ни слова не слышала из того, что я говорила. В следующий раз будь внимательнее.

Я не знала, что сказать, и потому просто стояла, сжимая в руках пластиковую ручку бутылки, и смотрела в темную линзу Делл.

— Хватит глазеть, — сказала она. — Нечего зря время терять. У нас еще много дел, их всегда много.

Второй этаж — подметаем, вытираем пыль, драим туалет и ванную, смахиваем паутину с потолка. В отцовской спальне складываем нестираную одежду в рюкзак и застегиваем молнию, а бутылку из-под персикового шнапса и рваный полиэтиленовый пакет бросаем в мешок для мусора.

— Что происходит? — удивилась Стильная Девчонка, когда я подобрала ее с ковра и положила на ночной столик.