Страница 22 из 105
В комендатуре выяснилось, что о гуляше ничего неизвестно. Правда, сегодня предполагали готовить гуляш для всех проезжающих этот пункт эшелонов, но затем пришел приказ — взамен ужина выдать каждому нижнему чину семьдесят два хеллера; эти деньги должны быть выданы на руки при ближайшей выплате жалованья через полевые казначейства. Что касается хлеба, то люди должны были получить по полубуханке на станции Ватьян.
Начальник питательного пункта, повидимому, ничего не боялся. Он сказал генералу прямо в лицо, что приказы меняются ежечасно. Иной раз, например, у него приготовлено продовольствие для такого-то эшелона. И вдруг приходит санитарный поезд, предъявляет приказ какого-нибудь высшего начальства, и вот — ничего не поделаешь, приходится довольствоваться пустыми котлами!
Генерал в знак согласия кивал головой, но все же сказал, что теперь заметен поворот к лучшему, а в начале войны дело обстояло несравненно хуже. Сразу ведь со всем не справиться. Тут необходим большой практический опыт. Теория, в сущности, только тормозит практику. А чем дольше длится война, тем более все приходит в должный порядок.
— Вот вам пример из моей собственной практики,— сказал он, в восторге, что ему пришел на ум такой блестящий пример. — Два дня тому назад эшелоны, следовавшие через станцию Гатван, не получили хлеба; но вы его там завтра уже получите… Ну, а теперь идемте в буфет.
В буфете генерал снова завел разговор об отхолшх местах и добавил, как неэстетично, когда по всему железнодорожному пути разбросаны человеческие экскременты. Тем временем он преспокойно ел заказанный им бифштекс и при этом казалось, что это нечистоты ворочаются у него во рту. Отхожим местам он придавал такое значение, словно от них зависела победа двуединой монархии[22].
По поводу нового положения в связи с выступлением Италии он заявил, что именно в устройствах отхожих мест нашей армии скажется наше несомненное превосходство в итальянской кампании.
Итак, победа Австрии вытекала из… отхожих мест!
Для этого генерала все было так просто. Путь к воинской славе совершался по рецепту: «В шесть часов солдатам дается гуляш с картофелем, в половине девятого победоносное войско облегчается, а в девять часов люди ложатся спать». Перед такой армией всякий враг должен бежать в паническом страхе.
Генерал задумался, зажег сигару и долго-долго разглядывал потолок. Он думал, что бы еще такое сказать, раз уж он тут, и чем бы еще просветить офицеров маршевого батальона.
— Ядро вашего батальона — крепкое и здоровое,— вдруг сказал он, когда все ожидали, что он так и будет глядеть в потолок и молчать. — Люди у вас, повидимому, вполне сознают свой долг. Рядовой, с которым я беседовал, возбуждает своей искренностью и военной выправкой самое лучшее мнение обо всем составе. Я уверен, что он будет драться до последней капли крови.
Он замолк и, опершись на ручку кресла, снова уставился в потолок, а затем, не меняя положения (при этом только подпоручик Дуб со свойственным ему подхалимством тоже стал глядеть на потолок), продолжал:
— Но ваш батальон нуждается в том, чтобы его деяния не были преданы забвению. Другие батальоны вашей бригады уже создали свою историю, которую вашему батальону придется продолжать. Но вот, у вас нет такого человека, который вел бы точные записи и на основании их писал бы историю батальона, В нем должны сходиться все нити этой истории. Ему должно быть известно все, что делает каждая рота его батальона. Это должен быть интеллигентный человек, не какая-нибудь серая скотина, быдло... Словом, господин капитан, вы должны назначить кого-нибудь историографом вашего батальона.
Затем он взглянул на стенные часы, стрелки которых напоминали полусонной компании, что пора, наконец, расходиться.
Инспекторский поезд генерала стоял на самом вокзале, и генерал пригласил господ офицеров к себе салон-вагон.
Комендант станции вздохнул. Генерал и не подумал заплатить за бифштекс и бутылку вина, и коменданту опять приходилось платить за них из своего кармана. Такие визиты делались по нескольку раз в день. Чтобь оплатить их, комендант загнал уже два вагона прессованного сена, которые он приказал перевести на за пасный путь и продал фирме «Левенштейн и К°, военные поставщики». Потом казна снова купила эти два вагона от «Левенштейн и К°», но комендант оставил их стоять на том же запасном пути. Почем знать, может быть, их еще раз придется продать той же фирме! Зато все военные инспектора, посещавшие эту главную станцию в Пеште, в один голос уверяли, что там у коменданта… хорошо едят и пьют!
Утром эшелон все еще стоял на станции. Протрубили зорю, и солдаты вышли со своими бачками умываться. Генерал еще не уехал и лично осматривал отхожие места, куда, согласно суточному приказу по батальону, людей водили по отделениям под командой отдельных начальников, чтобы доставить удовольствие господину генерал-майору.
А чтобы доставить удовольствие и подпоручику Дубу, капитан Сагнер назначил его на этот день дежурным.
Итак, подпоручик Дуб нес дежурство возле отхожих мест.
Низенькая, но обширная мужская уборная у воинской платформы, с двумя рядами ровиков, могла вместить одновременно два отделения.
Солдаты садились на корточки над вырытыми ровиками, один возле другого, словно ласточки на телеграфных проводах перед осенним отлетом в жаркие страны.
У всех выглядывали голые ляжки из спущенных брюк, и у всех болтались на шее ремни, словно каждый собирался вот-вот повеситься и ждал только соответствующей команды. В этом, действительно, чувствовалась железная воинская дисциплина и организованность.
На левом фланге сидел Швейк, попавший сюда совершенно случайно; он с интересом читал обрывок страницы бог знает какими судьбами занесенного сюда романа Ружены Ясенской[23].
Оторвав глаза от бумаги, он невольно взглянул в сторону выхода из уборной и обомлел от удивления: там стоял в полной парадной форме вчерашний генерал-майор со своим адъютантом, а рядом с ним подпоручик Дуб, что-то усердно ему объяснявший.
Швейк оглянулся кругом. Все преспокойно остались сидеть, и только отделенные замерли, так сказать, без движения.
Швейк проникся серьезностью момента.
Он вскочил, как был, со спущенными, штанами и с ремнем вокруг шеи, успев использовать в последнюю минуту свой обрывок бумаги, и гаркнул: — Отставь! Стройся! Смирно! Глаза напраа-во!
И взял под козырек.
Два отделения со спущенными штанами и с ремнями вокруг шеи поднялись над ровиками.
Генерал-майор приветливо улыбнулся и скомандовал:
— Вольно! Продолжай!
Унтер-офицер Малек подал своему отделению хороший пример и тотчас же принял прежнее положение. Только Швейк стоял и продолжал держать под козырек, так как с одной стороны к нему приближался грозный подпоручик Дуб. а с другой — приветливо улыбавшийся генерал-майор.
— Я видел вас сегодня ночью, — промолвил генерал, заметив комическое положение Швейка.
— Виноват, господин генерал-майор, — обратился к генералу взволнованный подпоручик Дуб, — разрешите доложить, что этот человек — слабоумный и известен как идиот, как заведомый дурак.
— Что вы за чушь несете, господин подпоручик! — накинулся вдруг на него генерал и нарочито громко заявил: — Как раз наоборот! Нижний чин, который знает, что надо делать при виде начальника, и унтер-офицер, который его как будто не замечает и даже игнорирует! Совсем, как это бывает во время боя — простой рядовой в минуту опасности принимает на себя командование! А ведь как раз господину подпоручику Дубу самому следовало бы скомандовать то, что скомандовал этот простой солдат: «Отставь! Стройся! Смирно! Глаза напраа-во!»
— А ты уже облегчился?.. — спросил Швейка генерал-майор.
— Так точно, господин генерал-майор, все в порядке.
— Значит, ты того… кончил?
— Так точно, господин генерал-майор, кончил.
22
Австро-Венгрия, состоявшая из двух государств: Австрии и Венгрии.
23
Чешская писательница.