Ветер

Ни злости в нем, ни огня, одна смертельная усталость.

Рыжий зверь медленно умирал А я, охотник из города, приехавший потешить страсть и случайно ранивший лису, почувствовал что-то щемящее, неотвязно горькое.

Словно нечаянно разжеванный стебелек полыни.

Еще явилась во мне та родственность, с какой я всегда гляжу на любого хищника — кота, собаку, волка, тигра в клетке.

Но что это я? Нужно кончать.

Я подул на пальцы, прицелился, нажал спуск. Сухо, резко, словно гвоздь вбило, ударил выстрел бездымного пороха. Ударом дроби лису опрокинуло на бок.

Круто выгибаясь, лиса поглядела мертвыми глазами и уткнулась мордой в снег… Затихла.

Я стоял над нею, перезаряжая ружье, и мне было тяжело и неловко. Вот если бы она упала там, в логу, я бы радовался, а сейчас?… Я попытался понять, зачем я убил.

Зачем я убил лису? Стрелять зайцев — это еще понятно, их отдаю я на кухню. Но лиса…

Мех мне не нужен. Чучело?… Горько видеть мертвых зверей, пылящихся по углам комнат. Стоят, битые молью, таращат стеклянные глаза. Потом их выбрасывают.

Сделать лису чучелом? Нет и нет!

Тогда зачем же? Я вдруг стал непонятен себе. И тотчас же навалилась тяжелая усталость. Мне захотелось сесть под стог, закрыть глаза и ничего не видеть — ни убитой лисы, ни кровавых пятен на снегу.

Но я охотился, убил, и нужно все доделать до конца.

Я вынул из кармана крепкую бечевку, припасенную для зайца (обычная добыча городских охотников). Крепко связав тонкие, еще послушные лапы, сделал из остатков бечевки лямку.

Закинул лису за спину — она тяжело ударила меня но шине.

Я потоптался, пошевелил плечами — удобно! Тогда нашел варежки, всунул нога в петли лыжных ремней, взял ружье.

И… еще постоял, оглядывая все, что останется здесь, когда я уйду, — стог, даль, снег…

Снова подул, изменив направление, ветер. Теперь он дул сухо, холодно, жестко. В разрыве туч проглянуло мимолетно солнце, и снег блеснул и угас.

Ветер упорно дул с северо-востока. Ух и жгуч!..

Я отвернул лицо, а он жег холодом, торопил, подталкивая меня в спину.

Он выпроваживал меня прочь отсюда, этот ветер!..

Я ушел. От тяжести лисы и ружья ломило плечи, в рифленые резины лыж набился снег и прикипел льдистыми комками.

Идти тяжело, неудобно. И было нужно остановиться, поправить ружье, сколоть, ударяя концом другой лыжи, эти мешающие комки.

Но я шел, шел — и был противен сам себе…