Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 32

– Скажите, товарищ оперуполномоченный, какую главу изучаете?

– Третью, товарищ помощник начальника политотдела.

– А вы, товарищ старший оперуполномоченный, какую главу?

– Дошел до третьей, товарищ начальник.

– Ну а у вас и спрашивать нечего, – обратился он к рядовому. – А как вы, товарищ начальник отделения?

– Не могу разобраться с четвертой главой.

– Да? Ну, вам теперь поможет товарищ Бражнев, отличник по всем дисциплинам. Четвертая глава, конечно, очень трудная. Писал ее лично товарищ Сталин.

На этом совещание было закрыто. Ко всей агентурно-осведомительной галиматье прибавилась галиматья партийная – все – на мою голову.

ДОЛЖНОСТЬ И НАГРУЗКА

Итак, мне предстояло «проявить себя» в работе по двум направлениям. Я, конечно, рассматривал свои обязанности партийного организатора как нагрузку, т. е. общественно-политическую деятельность по предписанию. Как же могло быть иначе, если моя подготовка была сугубо чекистской и в должности младшего оперуполномоченного нужно было эту подготовку реализовать? Но моя «нагрузка» была, однако, слишком конкретной, определялась точными обязанностями и потому получилось так, что у меня было, собственно, две должности – оплачиваемая и неоплачиваемая.

Возня с «Кратким курсом истории ВКП(б)» не увлекала меня ничуть, но приняться за его проработку следовало немедленно. Уже на второй день я созвал кандидатов партии, чтобы начать занятия. За час до занятий появился начальник.

– Как дела, товарищ Бражнев?

– Ничего, товарищ начальник, продвигаются. Еще день-два и все будет налажено. А у вас как? Я вижу, вы все с учебником…

– Да вот насчет этого с вами поговорить хочу.

Мы сели. Я взял книжку, положенную начальником на стол. Новенькая, неперелистанная, разгибается с характерным для нечитаной книги скрипом. Я глянул в лицо моему «ученику», он заметил это. Перелистываю дальше. Дошел до четвертой, «философской», главы.

– Есть трудности, товарищ начальник?

– Признаться сказать… – начальник смутился. – Я, видите ли, товарищ Бражнев, еще не брался за книжку. Времени нет – ни дня, ни ночи. Политотдел не хочет понимать: учи, знай, «Краткий курс» и никаких… Не очень хорошо, конечно, с моей стороны, но…

Некий бес ткнул меня в бок – захотелось подчеркнуть, что начальство мое в чем-то от меня все-таки зависит. Я сказал:

– Ничего! Знаете нашу чекистскую поговорку «Признание смягчает наказание»?.. Смягчим и вашу вину.

Начальник косо посмотрел на меня, и я понял – было бы у него право сейчас же арестовать меня, он это сделал бы.

Пришлось замять.

– Я думаю, что справимся, будете знать «на отлично».

Начальник понял обещание, скрытое в этой фразе, и повеселел.

Сходились прочие слушатели. Через несколько минут занятия начались. Я спросил, кто какую главу знает. Молчание было мне ответом. На самом деле – кого мог заинтересовать этот «труд» товарища Сталина, если и сам по себе «Курс» скучен донельзя, и факты изложены в нем заведомо неверно, фальсифицирована вся история партии?..

Так открыл я занятия по «Краткому курсу». Вел их формально, ни шатко, ни валко, лишь бы «выполнить» план.

Основную свою работу я начал со знакомств: мне нужно было знать, каких осведомителей подобрал мой предшественник, старший оперуполномоченный. Как только закончил я приведение в порядок делопроизводства, составил план и получил одобрение начальника, я сразу и принялся за осведомителей.

Агентурно-осведомительная сеть включала самый разнообразный элемент: чернорабочие, квалифицированные рабочие, служащие, управляющие домами и коменданты, домохозяйки, персонал райсовета, райвоенкомата, даже преступные лица (осужденные в прошлом и потом возвращенные).

Первая моя встреча была с рабочим завода имени Шевченко – Валентином Змеем. Он был когда-то судим, и это заинтересовало меня. В разговоре с ним узнаю, что он состоит осведомителем около года, получает, по работе на заводе, всего 200 рублей в месяц, холост, родители сосланы в Караганду в порядке раскулачивания.

– Как же вы попали в Харьков?

– Да в тридцать втором справку купил в сельсовете, что бедняк. Ну и прописали тут, так вот и живу.

– Сколько вам лет было тогда?

– Пятнадцать.

– Чем вы жили сначала в Харькове?

– Чем? На конном базаре воровал, извините, товарищ начальник.





– А жили где?

– У кореша одного. Вместе воровали. Тем только и мать его содержали, а то задрала бы котелки.

Блатной (воровской) душок еще чувствовался в этом парне. Любопытный тип!

– А потом?

– Потом поймали, дали пять лет по семидесятке[11]. В Темняковские лагеря из Харькова сослали.

– Как там?

– Ой, плохо, товарищ начальник!.. Как мухи дохли от голода. Белоручки хуже всех, интеллигенты разные. А со временем группу я организовал. Новичков привезут, из белоручек-то, чуть который отвернется, сидора[12] и нет. Раздевали их тоже. Обступим: «Делись одеждой, видишь, у меня штаны никуда». Делились, а не делился кто, так смертным боем лупили.

– А на работу гоняли?

– Дураков и без нас хватало. Начальство всегда за нас. Я вылез через оперуполномоченного.

– Осведомителем стали?

– Ну да. Помогал, конечно, контру дошибать. Раз попробовал, даже оперуполномоченному понравилось – еще велел.

– Расскажите поподробней, что за люди были, на которых вы доносили?

– Анжинеры. Один, Понюшкин по фамилии, про лагерь говорил, что, мол, хуже капиталистического. Будто их кашу есть привезли туда! Контра. Начальника лагеря зверем называли.

– А когда вас освободили?

– Два года работал с оперуполномоченным, справку мне дал хорошую.

– Вы, значит, в Харьков?.. И сразу устроились с пропиской?

– Как сказать… В первый раз начальник паспортного отдела только на месяц разрешил и на работу в микояновский колхоз устроил. Потом мы с ним работали, он меня на завод Шевченко перебросил. Сварщиком на кузнице работаю.

Парень, кажется, гордился своей «работой» в качестве доносчика, охотно рассказывал, как и что.

– За бригадиром приказали мне следить. Однако он помалкивал, хоть и тяжело приходилось. Пришлось провокацию пустить – для пользы. Я говорю: «Бьем, бьем, а шамать нечего, в лагере и то лучше было…» Он ничего не сказал, а в другой уж раз устали очень, он подошел ко мне и говорит: «Ты, малыш, прав. Это не система, а каторга». Я сообщил оперуполномоченному. Вскорости бригадир еще проговорился. Из конторы вернулся, там он заработок проверял, и говорит: «Мы – работать, а орденоносцы – деньги загребать. Сталинские помогалы!..» Обругался, конечно. Ну, после того крышка ему была, по моему, то есть сообщению.

Я отпустил Змея без инструктажа.

Я обходил свои точки – завод им. Шевченко, цементный завод, текстильную фабрику, управления домов и т. д. Намечал часы и места встреч. Меня заинтересовали донесения, бывшие в делах и подписанные «Волк». Вот два из них, в почти дословном изложении:

Оперуполномоченному НКВД

Октябрьского района города Харькова

От осведомителя Волк

ДОНЕСЕНИЕ

Сего числа ко мне подошел рабочий электросварщик М. (фамилии полностью не привожу) в сильном волнении и в повышенном тоне начал мне рассказывать о том, что он работал много часов сверхурочно, но ему не заплатили. Кроме того, он тут же начал ругать советскую власть. Я ему порекомендовал обжаловать завкому, а в отношении того, что вы ругаете советскую власть, то она здесь непричем. Безобразия есть, но это все делают низы, может быть, и враги орудуют, а товарищ Сталин обо всем знать не может. Он говорит, что ему наплевать на всю власть и что ему нужны деньги. У меня, мол, дети и жена голодные дома, а денег ни копья. Я ему ответил как член завкома, что разбирать мы сейчас не будем, а советскую власть прошу не ругать. Он плюнул и сказал, что вас не только ругать, а перевешать до самой верхушки, вы нам всю душу переели. И пошел. Я утверждаю, что М. для нас опасен и на производстве быть не может. Это вылазка классового врага. А то, что он говорит повешать до верхушки, то это по адресу товарища Сталина. Прошу вас немедленно изолировать.

О чем и доношу.

Осведомитель Волк.

11

 Статья 70 Уголовного кодекса СССР – кража. (Примеч. авт.)

12

 Мешок, сумка с вещами. (Примеч. авт.)