Десант в прошлое

— И сам еще не знаю. Известно лишь, что Миронов был в отряде «Красное Знамя», который почти весь погиб в катакомбах.

— И про это мы знаем. А взрыв учинили немцы, они давно до этих ребят добирались. И газами травили, и прямой наводкой из орудий по ходам били. Это все история, Алексеевич.

— А бывает, история вдруг повторяется, прошлое бьет по настоящему. Или мы не вместе с тобой расследовали дело об убийстве радиста Груннерта в Поморске? Вспомни Форлендера и субмарину «Зигфрид-убийца», Иван Сергеевич. — сказал Леденев.

— Ведь я тогда сразу сказал, что это дело ты возьмешь на себя, так оно и вышло. Чует мое сердце, что здесь тот же случай.

Леденев рассмеялся.

— Да, постой! Когда же ты в гости ко мне нагрянешь? Жена покою не дает: «Где Леденев? Подай мне сюда моего поморского земляка!»

— Сегодня вечером приду, — сказал Леденев и вспомнил, что обещал Зое быть на танцах.

«А может, так оно и лучше, — решил он. — И печенка у летчика будет в порядке...»

— Сегодня вечером приду обязательно, — повторил Юрий Алексеевич и, пожав полковнику руку, направился к двери.

— Я пришлю машину в санаторий, — сказал ему Нефедов. — В девятнадцать часов, будь на месте.

— Лады, — сказал Леденев и вышел.

Он пересек площадь, заглянул в операционный зал новехонького почтамта, заполненного многоцветной толпой курортников, взял бланк телеграммы и, пристроившись на низком подоконнике, написал:

«Дорогая Веруша воскл жив здоров отдыхаю лечусь врачи хвалят организм немного скучаю безделья много ем загораю пляже часто думаю о тебе тчк целую твой Леденев».

Когда Юрий Алексеевич выходил из здания городского комитета партии, он заметил на противоположной стороне улицы седого человека, которого видел утром в здании санатория.

Седой стоял у дерева и держал перед собой раскрытую газету так, что она закрывала его лицо. Леденев резко повернулся, отошел к киоску «Союзпечати» и остановился за его стеклянными стенами.

«Что это значит? — подумал Юрий Алексеевич. — Не слишком ли часто Седой, — он уже окрестил его так, — попадается на моем пути?»

Леденев наблюдал еще минут пять. Он увидел, что Седой сложил газету, посмотрел по сторонам, затем взглянул на часы, снова огляделся, на этот раз, как показалось Леденеву, с некоторым беспокойством, опять посмотрел на часы и решительными шагами направился к подъезду горкома.

«Если ты надеешься найти там меня, то напрасно», — почти весело подумал Леденев и осторожно вышел из укрытия, чтобы быстро свернуть за угол и смешаться с уличной толпой.

Мысль о странных встречах с этим человеком не оставляла Юрия Алексеевича до самого дома Мироновых.

«Случайно ли я с ним сталкиваюсь? — думал Леденев. — Главное — он был на Лысой Голове в то время, когда начался обвал и камни едва не отправили меня на тот свет. Хотя это могло быть совпадением. Седой мог не видеть, что внизу кто-то есть, и случайно столкнув ногой камень, вызвать обвал. И тогда в поезде, в ресторане...»

Так думал он, подходя к двухэтажному коттеджу Мироновых, стоявшему в глубине ухоженного сада.

Леденев толкнул калитку и оказался на посыпанной измельченным ракушечником дорожке, которая вела к дому.

Едва он приблизился к ступеням крыльца, из дверей вышла женщина. Это была Елена Федоровна.

— Здравствуйте, — сказала она приветливо.

Она усадила гостя в просторной передней комнате в кресло у столика, где стоял сифон с фруктовым соком и лежали сигареты.

Леденев понимал, что хозяйка, возможно, не узнала его, она видела Леденева мельком да еще в ту минуту, когда страшное горе заслонило от нее белый свет, и Юрий Алексеевич решил, что ему следует представиться и объяснить цель своего визита.

— Вы, конечно, не помните меня, — начал он. — Я ехал в одном купе...

— Нет, отчего же, помню, — спокойно и быстро сказала Елена Федоровна. Леденеву было видно, с каким трудом дается ей это спокойствие. — Помню, конечно. Бы передавали мне Сережины вещи. Я даже не успела тогда поблагодарить за участие. Большое вам спасибо...

— Ну что вы, Елена Федоровна! — воскликнул Леденев. — Я выполнял долг.

— Я ждала этой встречи, — сказала Миронова. — Надеялась, что вы придете. Ведь вы видели моего Сережу последним, разговаривали с ним.

— Да, все было так спокойно тогда и хорошо.

Из внутренних комнат вышла высокая девушка. В ее лице явно просматривались черты Сергея Николаевича.

— Знакомьтесь. Моя дочь Марфа.

Леденев встал и наклонил голову.

— Мама, я к Лиде должна забежать, — сказала девушка.

— Иди, доченька, иди.

— Тоскуют дети по отцу, — сказала Елена Федоровна. — Особенно Игорь переживает. — Елена Федоровна помолчала. — Должна признаться, что ждала вас.

Леденев удивленно взглянул на нее.

— Мне звонил сегодня полковник Нефедов. Предупредил, что вы зайдете. Вы ведь коллеги с Иваном Сергеевичем?

«Вот, старый хрыч, — подумал Леденев. — Расчищает мне дорогу».

— Да, коллеги, Елена Федоровна.

— Он сказал мне, что вы жертвуете отпуском, чтобы помочь понтийской милиции расследовать это преступление.

— Невелика тут жертва, Елена Федоровна, но Иван Сергеевич сказал правду: мне не дает покоя смерть вашего мужа и как человеку, и как криминалисту.

— Благодарю вас, Юрий Алексеевич, и от себя и от имени детей. Я готова ответить на ваши вопросы.

— Расскажите, Елена Федоровна, с самого начала... Как вы познакомились с Сергеем Николаевичем?

— Это произошло на второй день после освобождения Понтийска. Как военный врач, хирург, я была во втором эшелоне. Нас доставили в отбитый у немцев город на кораблях. Мы тут же развернули временный госпиталь. Город еще горел, а мы уже приступили к обработке раненых.

У Миронова сильная контузия наложилась на осколочные ранения головы и бедра. Он был без сознания. Я распорядилась готовить его к операции.

— Как прошла операция?

— Операция была трудной, особенно встревожила меня рана на голове. Но все обошлось. Правда, когда Сергей пришел в себя, в течение двух недель у него сохранялась стойкая амнезия.

— Потеря памяти?

— Он не мог вспомнить ни имени, ни фамилии, ни тех событий, которые предшествовали его ранению и контузии. Долгими часами я рассказывала ему о Понтийске, приносила фотографии, знакомила с обстоятельствами оккупации и освобождения города.

— Елена Федоровна, а когда к нему вернулась память?

— Память вернулась к нему, когда я рассказала о взрыве, уничтожившем в Лысой Голове партизанский отряд и железнодорожный туннель. При слове «туннель» он тогда страшно вскрикнул и потерял сознание. А когда пришел в себя, то все уже помнил.

— Туннель? — спросил Юрий Алексеевич. — Он вспомнил все при слове «туннель»?

— Да, это я хорошо заметила. Но, простите, зачем это?

— Елена Федоровна, в таком деле интересны и важны все подробности.

— Хорошо. Но я хочу вас спросить... Что думаете вы о его смерти?

— Видите ли, тут либо преступление, либо... самоубийство.

— Самоубийство? Нет! — вскричала Елена Федоровна. — Я знаю Сережу лучше всех! Я не могу в такое поверить!

Леденев пожал плечами.

— Извините, Юрий Алексеевич. Извините... Но подумайте сами: зачем ему было убивать себя?

— Вот именно это я и пытаюсь выяснить. Равным образом исследуется и версия о преступлении. Скажите, Елена Федоровна, в госпитале Сергея Николаевича никто не навещал?

— А кому особенно навещать? Родных у него в Понтийске нет. Деревню на Смоленщине, где жили его старики, спалили фашисты вместе с жителями. Хотя... Когда он вспомнил свое имя, я сообщила об этом в комендатуру. И в этот же день прибыл в госпиталь морской офицер, кажется, капитан второго ранга. При их беседе я, правда, не присутствовала, но потом Сережа говорил, что это был его начальник из Особого отдела флота. Ведь Сережа не просто воевал, он был разведчиком.

Последние слова Елена Федоровна произнесла с гордостью.