Страница 44 из 65
И все же Россия — от высших до низших сословий — верила в свое будущее. Беседуя с французским послом в начале 1914 года, Николай Второй говорил, что Россия безусловно разовьет свой громадный потенциал. «Наша торговля будет развиваться вместе с эксплуатацией — благодаря железным дорогам — ресурсов в России и с увеличением нашего населения, которое через тридцать лет превысит триста миллионов человек». Царь не мог представить себе такого оборота событий, из-за которого Россия в ХХ веке потеряет семьдесят миллионов человек, обескровит цвет своего мужского населения и, почти достигнув отметки триста миллионов к концу века, распадется на части.
Накануне грандиозных событий, в июне 1914 года в Кронштадт с визитом прибыла английская эскадра во главе с адмиралом Битти. Обозревая перед англичанами мировой горизонт, царь указал, что распад Австро-Венгерской империи — вопрос лишь времени, и недалек день, когда мир увидит отдельные венгерское и богемское королевства. Южные славяне вероятно отойдут к Сербии, трансильванские румыны — к Румынии, а германские области Австрии присоединятся к Германии. Тогда некому будет вовлекать Германию в войну из-за Балкан, и это, по мнению царя, послужит общему миру.
Император Николай был уверен, что союз России и Запада остановит экспансионизм Берлина. «Германия, — говорил царь, — никогда не осмелится напасть на объединенную Россию, Францию и Британию, иначе как совершенно потеряв рассудок». Ныне практически невозможно оспорить, что Россия и европейский Запад не имели планов нападения на Германию ни в 1914 году, ни в обозримом будущем. Политические интересы России были связаны вовсе не с Центральной Европой. Возможно когда-нибудь в будущем Россия могла начать оказывать давление на Турцию с целью открытия проливов, но она никогда не пошла бы на провокацию войны с европейским экономическим колоссом, связи с которым были столь существенны для ее модернизации. При этом если бы Германия, сохраняя все свои интересы, хотела бы избежать в этом случае войны, она могла просто присоединиться к Британии и Франции в защите Оттоманской империи.
Россия нуждалась в безопасности, в гарантии от эксцессов германского динамизма, но она никак не нуждалась в территориальной экспансии, которая создавала для нее лишь новые проблемы. Парадоксом является то, что территориальное расширение России за счет польских территорий неизбежно ставило в повестку дня вопрос о самоопределении Польши. Расширение Армении в сторону Ливана таило сходную эволюцию, Армения становилась самодовлеющим целым. Нужен ли был России Константинополь как свободные врата в Средиземноморье? Россия нуждалась в свободе своей торговли, своего экономического развития, а не в логически следующем за овладением Босфора вторжении в балканский и средиземноморский клубок противоречий, грозивший отчуждением Британии, делавший Турцию ее покорным сателлитом. Все это эвентуально бросало русские ресурсы на внешние авантюры по всему периметру контактов с Британской империей, а не на внутреннее экономическое развитие. За неделю до мирового конфликта император Николай и президент Франции Пуанкаре приближались на яхте к причалу в Петергофе. «Сквозь великолепный парк, — и бьющие фонтаны воды любимое зрелище Екатерины Второй показывается на верху длинной террасы, с которой величественно ниспадает пенящийся водопад. А по пышности мундиров, по роскоши туалетов, по богатству ливрей, по пышности убранства, общему выражению блеска и могущества, зрелище так великолепно, что ни один двор в мире не мог бы с ним сравниться». Зрелище это уже никогда не повторится. Неосмотрительность, ложный расчет, легковесная уверенность в своих силах закрыли романовское трехсотлетие в русской истории, период самой тесной связи с Западом, самой большой приближенности России к Европе.
Дух, который владел Германией, может быть лучше всего выражен адмиралом Тирпицем, чьи превосходные мемуары дают картину постепенного раскола Европы. Мощь, по Тирпицу, всегда предшествует Праву. Великие народы создаются путем реализации стремления к властвованию. В начале века Германия устремилась по этому пути. Тирпиц полагает, что Германии требовалось более внимательная и уважительная политика в отношении России, тогда Германия была бы непобедимой на суше и догнала бы Британию на морях.
В послевоенных тяжелых размышлениях дипломаты Германии видели истоки ее поражения прежде всего в том, что они вызвали неисправимый антагонизм Запада, Британии в первую голову. «Если сказать по правде, мы росли слишком быстро. Мы должны были быть «младшими партнерами». Если бы мы шли по их пути, у нас бы не перегрелись моторы нашего индустриального развития. Мы не превзошли бы Англию так быстро, и мы избежали бы смертельной опасности, вызвав всеобщую враждебность». Так писал посол Германии в США граф Бернсторф. Он считал, что Германия, если бы она не бросила вызов Британии на морях, получила бы ее помощь в борьбе с Россией. В любом случае, при индустриальном росте Германии ей нужно было мирно пройти «опасную зону», а через несколько лет с германским могуществом в Европе никто бы не рискнул состязаться.
Но в будущем, полагал Бернсторф, Германии все же пришлось бы выбирать между континентальным колоссом Россией и морским титаном Британией. Германия сделала для себя худшее — оттолкнула обеих, да еще и стимулировала их союз.
В марте 1914 г. начальник германского генерального штаба фон Мольтке-младший послал министру иностранных дел доклад о военных приготовлениях России, основанный на данных германского военного атташе в Петербурге фон Эгелинга. Главной идеей сообщений Эгелинга было то, что после поражения 1905 года Россия восприняла урок и резко укрепила свою военную мощь. Эгелинг полагал, что ближайшей датой готовности России к войне будет 1916 год. Одновременно прусское министерство финансов представило правительству свои выводы о том, что Россия становится все более мощной в финансовом отношении. Материалы, шедшие к кайзеру и канцлеру из генштаба и военного министерства, подчеркивали одно: Россия становится мощнее и ради безопасности своей империи Берлин должен будет в будущем предпринять необходимые меры.
Идеи эти нашли сильнейшую поддержку со стороны проправительственной «Кельнише цайтунг» (номер от 2 марта 1914 г.): «Политическая оценка Россией своей военной мощи будет иной через три или четыре года. Восстановление ее финансов, увеличение кредита со стороны Франции, которая всегда готова предоставить деньги на антинемецкие военные цели, поставили Россию на путь, который она достигнет осенью 1917 года.» Писавший для «Кельнише цайтунг» из Петербурга доктор Ульрих так определил цели России: захват Швеции, который сделает Россию хозяином Балтийского моря, захват Дарданелл, овладение Персией и Турцией.
Чтобы оторвать Запад от России германские газеты постарались представить Германию защитницей Запада от варварской России. «Берлинер Тагеблат» (за 1 марта 1914 года) задалась риторическим вопросом, на чьей стороне время, на стороне «цивилизованной Европы, представленной в данном случае Германией и Австро-Венгрией, или на стороне России?» Ситуация рисовалась устрашающей: «Быстро растущее население Российской империи на фоне падения рождаемости на Западе, экономическая консолидация русских, строительство железных дорог и фортификаций, неистощимый поток денег из Франции, продолжающаяся дезинтеграция габсбургской монархии — все это серьезные факторы».
Советник канцлера Бетман-Гольвега профессор Лампрехт так оценил ситуацию: «В Европе усиливаются разногласия между германскими, славянскими и латинскими народами и здесь снова Германия и Россия превращаются в лидеров своих рас».
Х. Сетон-Томсон считает, что даже если бы некий великий политик в Берлине удержал Германию от рокового союза с австрийским империализмом, это не сохранило бы надолго русско-германскую дружбу. Если бы даже Германия не поддержала Австрию против славян, то внутренние конфликты все равно взорвали бы Австро-Венгерскую империю и неизбежно встал бы вопрос о дунайском наследстве. Но здесь повтор раздела Польши, столь скрепивший дружбу России и Германии, был уже невозможен. Россия, возможно, отдала бы Германии не только Австрию, но и Чехию. Германия, со своей стороны, видимо, достаточно легко согласилась бы на предоставление России Галиции, а также, возможно, Румынии и Трансильвании. «Но германское правительство, чьи границы простирались бы до Юлианских Альп, едва ли позволило бы России доминировать на восточном побережье Адриатики. И венгры не позволили бы никакой державе решать за себя свою судьбу. Раздел Австрии вызвал бы жестокие конфликты, которые вскоре же привели бы Германию и Россию к противоречиям. Партнерство Германии с Россией за счет Австрии было столь же невозможно, как и партнерство России с Австрией за счет Германии — на чем настаивали неославянофилы. Оставалась лишь третья комбинация — Германия и Австрия в роли защитников Германии от России».