Страница 49 из 89
— Ваше здоровье, прекрасный танцовщик! — воскликнул он, протягивая Сен-Жермену один из стаканов.
— Ваше здоровье, храбрый вальсор, — не остался в долгу Себастьян и принял стакан из рук карлика.
— Так выпьем же! — предложил Момильон, опустошая свой стакан одним глотком.
— Благодарю вас, я уже достаточно выпил.
— Как, вы отказываетесь выпить за мое здоровье?
Карлик побагровел от гнева.
— Я уступаю свой стакан вам, — ответил Себастьян с самой любезной из своих улыбок, но в голосе его слышался вызов.
Момильон смотрел на графа не отрываясь, и взгляд его полыхал ненавистью.
— А я вам сказал: пейте! — настаивал Момильон.
— Да выпейте же сами из стакана, который вы подали графу, — предложила герцогиня.
— Он отказался выпить за мое здоровье! Он меня оскорбил! — вскричал карлик.
— Вовсе нет, — счел необходимым вмешаться герцог. — Граф поднял свой стакан и предложил его вам.
— Так выпейте же его, Адальбертус Момильон, ведь он не отравлен, — предложил Себастьян.
— С какой стати ему быть отравленным? — нахмурился герцог.
— Судя по реакции герцога Момильона, можно подумать, что дело обстоит именно так, — ответил Себастьян шутливым тоном.
Эта сцена не осталась незамеченной присутствующими, и, несмотря на довольно громкую музыку, многие повернули головы в их сторону.
— Пейте, теперь я вам приказываю, — велел карлику герцог, которого, казалось, одолели сомнения.
После весьма длительного колебания Момильон все-таки поднес стакан к губам и внимательно посмотрел сначала на герцога, затем на Себастьяна. Его лицо, и без того напоминающее безобразную маску, скривилось. Под гневным взглядом хозяина карлик медленно отпил вино, наполнив им рот, явно стараясь не глотать. Но горло сжалось судорогой, уродец подавился и вынужден был проглотить содержимое. Подбежал пастор.
Стакан так и не был выпит до конца. Мгновение спустя карлик злобно плюнул в сторону Себастьяна, ноги его подкосились, и он рухнул навзничь. Он задыхался. Герцогиня пронзительно завизжала. Музыканты перестали играть.
Себастьян склонился над своим врагом. По синюшному оттенку губ он предположил, что в вине была сильная доза сока белладонны. А ведь Момильон выпил только один глоток, а не целый стакан.
— Немедленно унесите! — закричал герцог сбежавшимся слугам, указывая на карлика, хрипевшего возле его ног.
Похоже, смерть своего шута он счел обычной семейной неприятностью, чем-то вроде сломанного стула.
— Этот негодяй становился уже невыносимым, — пробормотал курфюрст. — Ничего, карликов найти нетрудно, достаточно лишь назначить цену. Как вы догадались о его намерениях? — спросил он у Себастьяна.
— Просто интуиция, монсеньор, цвет вина в его стакане был не таким, как в моем.
Продолжая стонать и обмахиваться веером, герцогиня вдыхала нюхательную соль, которую ей поднесла придворная дама.
— Друг мой, друг мой! — не мог прийти в себя курфюрст. — Поверьте, я так огорчен… Мое гостеприимство… Как заслужить прощение…
— Ваше высочество, подобные инциденты случаются при всех королевских дворах.
— Но отчего он вас так ненавидел?
Среди присутствующих, теперь почти протрезвевших, пронесся встревоженный шепоток.
— Я не знаю. Думаю, что это просто недоразумение.
— Отныне и навсегда, граф, вы можете рассчитывать на мою защиту и покровительство! — заявил курфюрст, охваченный воодушевлением и явно находясь под алкогольными парами.
— Покорно благодарю вас, ваше высочество.
Сославшись на то, что происшествие его весьма огорчило, Себастьян откланялся и оставил гостей праздника переводить дух.
Орден тамплиеров «Строгого устава» был спасен. А медведь все танцевал…
27. УВЕРЕННОСТЬ ИСМАЭЛЯ МЕЙАНОТТЕ
Протрезвевшие тамплиеры сохраняли, однако, нездоровую бледность — следы недавнего кутежа. Два дня и две ночи непрерывной попойки и разврата, своего рода изгнание демона унылой повседневности. Ибо герцогство Баденское — по крайней мере, это касалось народа, в том числе преподавателей и студентов университета, — жило размеренно и скромно, как и прочие германские земли. Никакой охоты, никаких увеселений и празднеств, все ложились с курами и вставали с петухами. Развлечения дозволялись лишь три раза в году: на День святого Иоанна, на именины курфюрста и на Рождество.
Сам Себастьян оказался не без греха. Тем памятным трагическим вечером, когда он в сопровождении Франца возвращался в университет, его остановила какая-то девица с нетвердой походкой. Лет шестнадцати-семнадцати, довольно миловидна, взгляд игривый и любопытный. Она была совсем не похожа на обычную бродяжку; конечно, не принцесса, но, по крайней мере, дочка торговца, в которую этим праздничным вечером, похоже, вселился бес. Обратилась девица к нему, конечно же, не по-французски:
— Вы так же одиноки, как и я, красавчик?
Себастьян хотел было как можно любезнее предложить ей идти своей дорогой, но, будучи по природе весьма учтив, все же остановился выслушать ее.
— Неужели жених оставил вас? — спросил у девушки граф.
Она рассмеялась. Это был смущенный смех девчонки, уличенной в чем-то неприличном.
— Он валяется в ручье, красавчик. Крысы отгрызут ему стручок, впрочем, толку от него, как от телячьего хвостика.
Услышав эти непристойности, Франц разразился смехом.
— Я и не собираюсь его оплакивать, — продолжала девица. — Я решила прогуляться и получить удовольствие, потому что если не грешить, то и живешь, как унылая монашка.
Пиво, а может, и бокал рейнского вина не свалили ее с ног, а просто привели в игривое настроение.
— А чем могу я помочь в вашем несчастье? — поинтересовался Себастьян.
— Я должна вам объяснять, красавчик? — жеманно спросила нахалка и расстегнула корсаж, демонстрируя крепкие маленькие груди.
Каждый из молочно-белых холмиков венчала алая клубничка.
Смерть Момильона подстегнула в Себастьяне его животные инстинкты. Но куда же отвести эту очаровательную колдунью? Уж конечно, не в университет.
— Прямо и не знаю, где мне вам помочь, милая барышня, — ответил он.
— Я вижу, вы нездешний, — заметила девица. — В это время самое милое место — кладбище.
Заниматься любовью на кладбище? В конце концов, почему бы и нет? Если призраки их потревожат, покойникам будет что вспомнить. Себастьян попросил Франца следовать за ним, потому что никогда нельзя знать, откуда последует удар.
Девица прекрасно знала кратчайший путь к потаенным местам — видать, не в первый раз. Минут через пять быстрой ходьбы Себастьян вошел в трухлявые ворота, а еще через мгновение оказался в сумрачной нише, образованной густыми деревьями. Но место оказалось отнюдь не пустым. Фантомы не стали дожидаться каприза графа де Сен-Жермена, чтобы развеяться. Настойчивые прикосновения под сенью самшитовых ветвей, нетерпеливые поцелуи и первая волна возбуждения, бархат юного тела, шелковистая кожа груди, островок волос под животом… Затем энергичный натиск, атака в ворота осажденной крепости, заминка, опять неистовый штурм, испарина, покрывшая все тело, прерывистое дыхание, приглушенные возгласы, судороги, вцепившиеся в плечо пальцы, последние ласки, изнеможение. Короткий смешок. Внезапный крик совы. Громкий смех.
— Ну что, красавчик, похоже, вам было не особенно противно, — заметила бесстыдница.
В темноте она не видела, как улыбается Себастьян. Поправив одежду, граф собирался уже было вернуться назад и вывести девицу из зарослей. Но она, растянувшись на траве, нежилась, как будто лежала на солнце.
— Вы собираетесь здесь спать? — поинтересовался Себастьян.
— Вовсе нет, сударь. Жду вашего приятеля. Я не привыкла скупиться, когда запасаюсь провизией.
Себастьян с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Он отправился предупредить Франца о том, как ему повезло. Теперь настала очередь графа стоять на страже.
Ему пришлось нести караул дольше, чем он рассчитывал. Но наконец Себастьян увидел, как молодой человек выбирается из зарослей при лунном свете, и, хорошенько всмотревшись, можно было заметить, что выглядел он как-то особенно беспечно и беззаботно. За ним следовала девица, с видом довольным и несколько утомленным.