Мясник

Вита порой раздражала его неимоверно, особенно в самом начале их знакомства, Вита была нахалкой и слишком большой шутницей, и иногда ему хотелось дать ей подзатыльник. Но за три года он, сам того не заметив, успел к ней привязаться, и между ними даже установились некие приятельские отношения. Это было особенно забавно. Приятельские отношения у Венжина с женщинами как-то никогда не получались — либо получалась постель, либо вообще черт знает что — и то, и другое быстро надоедало и действовало на нервы. А тут — поди ж ты — дружбан в юбке! Во что же вы влипли, ребята?! Как это могло случиться — с вашим-то опытом и осторожностью?!

Максим резко встал с дивана. Пошел, проверил, работают ли телефоны, потом достал из буфета бутылку дорогого коньяка, которую ему подарили на Новый год и которую жена велела беречь «для особого случая». Открыл, налил полную рюмку и выпил залпом, тут же налил еще и закурил. Утром он будет никакой и денек завтра предстоит адов. Ну и хрен с ним!

А ночь разматывалась, намокая под холодным дождем.

К тому времени, как к дому Одинцова подлетела милицейская машина, все уже успели разбежаться и разъехаться. Кто-то прочесывал окрестные улицы и дворы, кто-то поехал по нужным адресам.

Схимник немного покрутился вместе со всеми, больше для вида, дал несколько указаний, которые для подчиненных прозвучали грамотно и внушительно, хотя на деле не несли никакой пользы, скорее наоборот. Ему не нужно было, чтобы Виту нашли немедленно и сам он тоже пока не собирался ее искать — он займется этим позже, в нужное время, а в том, что он найдет ее, Схимник не сомневался. Пока необходимо было решить собственные проблемы, кое-что прояснить и припрятать папку, которую он забрал из квартиры. Он вел машину, иногда поглядывал в зеркало, на небольшую ссадину на лбу, и тогда в его глазах мелькали смешинки. «Беги, девочка, беги! Но беги правильно», — думал он. Но временами его глаза загорались холодным огнем и губы странно кривились, и в такие моменты казалось, что Схимник смотрит не перед собой, а куда-то внутрь себя, и то, что видел он, не мог увидеть никто другой — ни Чистова, ни Сканер.

В принципе, катастрофы не произошло, хотя все сложилось и не так хорошо, как он рассчитывал. Только одно обстоятельство было очень паршивым, а с другими он справится.

Чем дольше он думал о том, что произошло в «Пандоре», тем больше приходил к выводу, что Баскаков тут не при чем и что узнав эту новость, Виктор Валентинович сам удивится и разозлится. Баскаков часто давал сопутствующие задания, но еще никогда не давал заданий, совершенно противоречащих друг другу, да еще настолько нелепых. У него были, конечно, свои заскоки, были промахи, но идиотом он не был. Да уж, узнав, он… Схимник усмехнулся сам себе — напрасно тут размышлять в будущем времени — Баскаков уже наверняка все знает. Схимник не видел Яна с той минуты, как, препоручив его заботам полумертвого от ужаса Сканера, помчался к дому Одинцова, но он хорошо знал Яна. Ян своего не упустит. У него было достаточно времени, чтобы отвезти Сканера к хозяину или припрятать где-нибудь, чтоб не мешался, вернуться, узнать о случившемся и поехать на доклад к Баскакову. Интересно, как он повернет ситуацию? Кутузов и Моби, которые были в подъезде, после происшедшего выпали из поля зрения Схимника совсем ненадолго, но за Кутузова он не особо беспокоился, а вот Моби был предан Яну как собака и наверняка успел отзвониться. Если бы Схимник сам расставлял людей, он бы Моби и близко к подъезду не подпустил, но людей расставлял Ян. Что ж, Ян и сам наделал достаточно ошибок, ему это тоже аукнется.

Уже позже, разогнав остальных, Схимник все же успел переговорить и с ними — уж их-то точно нельзя было отправлять вместе со всеми. Это было на пустыре возле одного из недостроенных домов, заложенных еще в восьмидесятых и брошенных примерно в то же время. Баскаков, разумеется, не напрямую, получил этот участок в собственность совсем недавно, и еще никто не знал, что здесь будет.

Моби и Кутузов стояли возле бежевого «москвича», когда Схимник вылез из своей машины, и, судя по их лицам, не ожидали от разговора ничего хорошего. Когда он подошел к ним вплотную, то чуть не расхохотался: нос Моби основательно распух, распухло и ухо Кутузова, на котором виднелись четкие следы человеческих зубов, а лицо одноглазого было густо покрыто широкими малиновыми царапинами.

— Ну, что, — сказал Схимник почти весело, — ассасины хреновы?!

«Ассасины» потупились, чувствуя вину. Он закурил, рассматривая их.

— Ну, и зачем ты в хату полез? Разве Ян тебе это говорил делать?

Моби сердито сплюнул.

— Нет, но там же…

— Он говорил тебе брать ее вне квартиры! Мало нам проблем?! Вам, уродам, лишь бы вломиться куда-нибудь! Своих мозгов нет, так доверяйте чужим, за это бабки и имеете!

Моби резко вздернул голову.

— Между прочим, ты тоже…

— Молчать! — резко изменившийся голос Схимника хлестнул его, словно плетью, и Моби съежился. — Спринтер, блин! Девку поймать не мог, пару лестниц пробежать! Мало вас Сергеев гоняет, что ли?! Жрете водку с утра до вечера… Кто стрелял?!

На несколько минут воцарилось молчание, потом Моби пробурчал:

— Я уже давно ствола не ношу.

— Сука! — процедил Лебанидзе, зло глянув на него. — Слушай, ну сорвался! Она же мне все лицо раскурочила, блядь мелкая! Я же ее не… я в ногу метил…

Лицо Схимника неожиданно стало сонным и скучным.

— Светанулись по полной, да.

— Да никто нас не видел! — вышел из себя Моби. — А кошелка старая… что она там расскажет… ее и грохнуть можно! Чо это ты нас е…шь — над нами Лях, — употребил он одно из прозвищ Яна, — не ты!..

Выказывая всем своим видом полное равнодушие, он повернулся чтобы открыть машину, и в этот момент полуопущенные веки Схимника вдруг вздернулись, словно он увидел что-то очень интересное. Он легко качнулся вперед и чуть в сторону, и в следующее мгновение Моби сунулся головой в окно, пробив стекло, ссыпавшееся внутрь с сухим стуком. Лебанидзе отскочил, его рука устремилась за пазуху, но недостаточно быстро…

Убивать он их не стал, хотя очень хотелось, но в его нынешнем положении и при данных обстоятельствах это было небезопасно, поэтому он заставил себя вовремя остановится и уйти, вытерев руки о свитер Лебанидзе и оставив обоих лежать возле «москвича» бесформенной стонущей и матерящейся кучей. А так славно было бы довести дело до конца, выдавить из них жизнь по каплям, растянуть агонию и боль, чтобы они успели сполна ощутить — каково это умирать. Он сделает это потом, в другой раз — если не повезет и все сорвется и будет окончательно ясно, что другого пути для него нет. Что ж, во всяком случае получил хоть какое-то удовольствие.

Положив широкие ладони на руль и поглядывая на летящий мимо ночной Волжанск, Схимник постепенно успокаивался — заставлял себя успокаиваться, и вскоре его лицо, отражавшееся в зеркале, снова стало невозмутимым, только глаза еще долго оставались темными, почти черными, и в них пробегали голодные всполохи. Снова и снова спрашивал он себя — не бессмысленно ли все это и не стремится ли он все-таки к мифу? А если нет и он получит свое — так ли уж ему это нужно? До сих пор справляться со всем, быть устроенным и вдруг разом пустить все под откос — ради чего? Остановиться? Нет. Слишком многое произошло, чтобы можно было остановиться. И не в его характере было останавливаться. Если он что-то решал для себя, то решал окончательно и сразу.

Убедившись, что за ним никто не следит, он избавился от папки и некоторое время просто ездил по городу, не прячась, с беспечностью невиновного. Несколько раз вызывал своих, узнавал результаты, чтобы, если вдруг все же произойдет осечка, вовремя перехватить. Но результатов не было. На этот раз она не подвела, успела схорониться. Схимник поглядывал на телефон — с минуты на минуту его должны были вызвать — и поглядывал на дорогу, потому что вызвать могли и не по телефону.

Они выбрали второй вариант, и когда появились две машины — одна пристроилась в хвост, а другая обогнала «паджеро» и загородила дорогу — Схимник тихо засмеялся, притормаживая. Ян, конечно же, сцена в его духе. Не решился приехать в гордом одиночестве.