Страница 3 из 14
Она представила себе, как пытается остановить машину, как все-таки останавливает какой-нибудь старенький «москвичонок», просит ее подвезти… А что дальше? Кто согласится подвозить девицу в замызганном свитере, с всклокоченными волосами, безумными глазами и губами, перепачканными смородиной?.. Ее могут изнасиловать. С презервативом, конечно. «Скоты!» Она так отчетливо представила себе своих будущих насильников, что желание останавливать какое бы то ни было транспортное средство у нее отпало напрочь. И она пошла пешком.
Голод напомнил о себе часа через два, когда она находилась уже в черте города и брела дворами по направлению к трамвайной остановке, на которую возлагала большие надежды. Пусть даже к ней подойдут десятки кондукторов, она все равно не выйдет из трамвая. Двенадцать остановок, несколько кварталов пешком – и она будет дома. Поднимется к себе, позвонит соседке и попросит у нее запасной комплект ключей. Так было уже много раз.
А дома она смоет с себя всю грязь, наденет чистую пижаму и примется обзванивать своих знакомых, которые сначала удивятся ее звонку, а потом все в один голос будут говорить ей что-то о Максе.
Она проглотила слезы. Она обманывала себя. Она не верила в то, что его уже нет. Она и домой-то рвалась лишь потому, что надеялась увидеть его ТАМ. Или, позвонив к нему на работу, услышать его голос.
Размазывая кулаками слезы, она и не заметила, как вошла во второй вагон трамвая и села к окну.
– Оплатите проезд, – услышала она над самым ухом и вздрогнула.
– У меня нет денег, – сказала она толстой тетке в синей шерстяной кофте, от которой почему-то пахло козой. Или овцой. Словом, как пахнет у вольера с шерстяными животными в зооцирке в пасмурную погоду.
– Тогда выходи, чего расселась? – Голос у тетки был командирский.
– Мне срочно надо домой. Я нездорова. У меня нет денег. – Зу-Зу чувствовала, что еще немного, и вагон станет наполняться людьми, и тогда она уже ничего не сможет сделать. Но пока в вагоне они были одни, она, набрав в легкие побольше воздуха, вдруг с силой схватила тетку за руку и, притянув к себе, прошептала ей в самое ухо:
– Если бы тебе, старая корова, сказали, что у тебя СПИД, ты бы по-прежнему платила за проезд, зная, что ты не сегодня-завтра умрешь?
Кондукторша в считанные секунды покинула вагон и не появлялась в нем все то время, пока Зу-Зу была там.
«Холодно. Боже, как же холодно…»
Она шла под проливным дождем, перепрыгивая через лужи, и удивлялась чистоте и изяществу женщин, которые попадались ей навстречу под прозрачными стильными зонтами и в туфельках на тонких каблучках. Это были люди. А на кого была теперь похожа Изабелла? Но оставалось пройти всего несколько метров до поворота, за которым она увидит СВОЙ дом. Четырехэтажный особняк на четыре квартиры. Она считала шаги: «Раз, два, три…» Свернула за угол и замерла, встала, чувствуя, что силы оставляют ее…
Дом-то стоял, но та часть его, где находилась ИХ квартира, была черной от копоти. Окна с выбитыми стеклами напоминали черные дыры, под ними на тротуаре валялись какие-то книги, обгоревший рыжий абажур, ножка от испанской кровати… Дыма уже не было, очевидно, здесь хорошо поработали пожарные, но запах копоти оставался. Не могла же она принести его со свалки?
«Где же я теперь приму ванну?»
Она твердила эту фразу, петляя по улицам города и всматриваясь в чужие окна. Она не могла допустить явиться в таком непотребном виде к Вере Фишер или Лоре Парсамян. Хотя у них прекрасные ванны и всегда есть горячая вода.
Она остановила мальчика лет десяти и спросила у него пятьсот рублей или телефонный жетон. Мальчик, испугавшийся, очевидно, ее взгляда, тотчас достал жетон и отдал ей.
Зу-Зу зашла в кабинку и набрала номер Веры Фишер.
– Вера? Это Лора… – Она нарочно заговорила низким голосом, подражая Лоре и с трудом соображая, что она вообще делает. – Вера, что там слышно про Изабеллу?
– Лора, ты снова напилась? Ну ты вообще сбрендила… – красивым и мелодичным голосом пропела Вера. – Лерманам не повезло… Максим с Изабеллой приказали нам долго жить.
– Это ты про взрыв, я поняла… Но ведь ее тела, кажется, не нашли…
– Нашли два тела: мужское и женское. Я же тебе сегодня утром все рассказала…
– Какой ужас… Вера, а кто же хоронить их будет?
– Да ты, я вижу, совсем плоха стала… Наши же мужья и похоронят. Фишер мой с самого утра занимается всем этим… Ты хотя бы помнишь, что у них сгорели квартира и дача? Вот так-то быть адвокатом…
Зу-Зу повесила трубку. Вера трезва как стеклышко, она вообще не пьет, а Лора напилась. Напилась, наверно, когда узнала о ЕЕ, Изабеллы, смерти. А Вера как будто бы даже рада…
Она вспомнила банкет, который устраивала Вера Фишер вчера вечером… Стоп. Вчера ли?
Она подошла к киоску и спросила у продавщицы, торгующей газетами, какое сегодня число. «Семнадцатое». – «Значит, я пробыла на постели Наполеона с ночи пятнадцатого по утро семнадцатого».
Итак, Вера Фишер пятнадцатого праздновала свой день рождения в ресторане «Европа». Маленький банкетный зал для избранных. Было много гостей, в числе которых и Макс с Изабеллой. Был прекрасный стол, но Изабелла почти ничего не ела. Они с Максом договорились не переедать, как можно скорее сбежать оттуда и, вернувшись домой, побыть немного вдвоем. Но потом пришли еще какие-то гости, пошел разговор о выборах, Макс увлекся, и Зу-Зу пришлось дернуть его за рукав, чтобы напомнить о данном им обещании уйти пораньше:
– Выхожу через пять минут, а ты выйдешь следом. Я буду ждать тебя в машине. – Так сказал он.
Она снова проглотила слезы и прислонилась к стене какого-то холодного и чужого ей дома. «Макс…»
Что было потом?
А потом ее позвала Лора Парсамян, она пожаловалась, что ее подташнивает, и попросила проводить ее до туалета. И Зу-Зу проводила. Но когда вернулась, услышала, как Вера Фишер говорит своему мужу очень странные слова. Она говорила приблизительно так: «Марк, у Максима большие неприятности, я только что видела, как к нему подходил какой-то господин и разговаривал с ним в довольно резкой форме. Он говорил о том, что Максим-де не выполнил своего обещания, я так думаю, Марк, что он не поговорил с судьей… Ты ведь знаешь, как это бывает… Макс взял деньги, а судье отвез коньяк. Он всегда так делает…» Зу-Зу вдруг почувствовала, что ей стало жарко. Макс не мог так поступить. Да и Марк прикрикнул на Веру, чтобы она замолчала. Причем он сказал ей это в довольно грубой форме. Он всегда уважал Макса. Но Вера не замолчала, она продолжала развивать эту мысль. И говорила достаточно громко, так что Изабелле даже не пришлось напрягаться, чтобы выслушать все ее перлы в адрес мужа до конца.
Вера Фишер. Она красива. Она любила Макса, и Зу-Зу знала об этом. В этом же ресторане «Европа», как-то выпив лишнего, Вера плеснула Изабелле вином в лицо, заявив ей при этом, что «таким вот молоденьким самочкам вроде тебя не место возле Макса…». И еще она сказала тогда, что только после тридцати можно по-настоящему полюбить мужчину и что она, Изабелла, польстилась на деньги Макса. Изабелла ей ответила: «Да, вы правы (тогда они еще были на «вы»), я действительно вышла замуж за Макса не по любви, а потому что он богат». Она знала, что эта фраза выбьет почву из-под ног Веры. Так оно и случилось. Знай Вера о любви Изабеллы к Максу, она бы просто приревновала, но, когда она услышала, что Изабелла не любит Макса, она была оскорблена до глубины души.
Когда Изабелла спросила Макса, известно ли ему о чувствах Веры, он пожал плечами и совершенно спокойно проронил: «Это ведь ЕЕ чувства, а не мои». – «А как же быть с моими чувствами, – спросила тогда Зу-Зу, – разве они не волнуют тебя?» – «Твои чувства – мои чувства. И давай не будем о Вере». Из чего Изабелла сделала вывод, что у Веры с Максом до нее был роман.
Но теперь все это уже не имело никакого значения. Ни Макса, ни самой Изабеллы больше не существовало. Кто-то, очевидно, сильно захотел их смерти. Их сожгли вместе с машиной. Потом подожгли квартиру и дачу. Все. Лерманы кончились. Родители Макса на Украине. У Изабеллы только тетка в Москве, которой, конечно же, никто никогда не позвонит и не напишет о том, что случилось с ее дорогой племянницей. Жизнь закончена. Занавес.