Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 77

Конечный абзац был густо замазан черной пастой. Наташа тускло посмотрела на него, даже не пытаясь разобрать, что там было написано раньше, и перевернула страницу.

17 июля.

Кошмар!!! Уже третий день я сижу без сигарет и без денег! И достать их нет сейчас никакой возможности. На работе о зарплате ничего не слышно — наверняка опять потратили наши деньги на какую-нибудь трижды никому не нужную комиссию или очередную пьянку, что, в принципе, одно и тоже. Козлы!

У предков просить не буду, не дождетесь!

Надоело все! Еще и 10 % премии сняли. С чего сняли — с нуля?!

Эта дорога запала мне в голову. Что-то тут не так. Стоит заняться ею серьезно. Схожу в городской архив.

20 июля.

1801 год — основание…

1890 год — 4 человека.

— год — 3 человека

— год — 6 человек.

— год — 2 человека

Столбик дат и числа людей занимал около двух страниц, года шли вплоть до 2000 — очевидно, это была та самая статистика, о которой говорила Надя — статистика несчастных случаев со смертельным исходом на дороге. Вначале Наташа хотела просто пролистать эти страницы, но потом, приглядевшись, провела по датам пальцам и остановилась на одной из них.

1975 год — 0 человек.!!!

Линии и восклицательные знаки были сделаны пастой другого цвета, словно Надя немного позже узнала или подумала о чем-то. Почему-то эта дата была важна. 1975 год… Из-за того, что в этом году никто не погиб? Что случилось в 1975 году?

Наташа внимательно просмотрела даты и нашла еще несколько:

1976 год — 1 человек

1977–1979 — 3 человека (1979 — несчастный случай с ребенком — ребенок не пострадал)

1985–1995 — 0 человек.

Середина 1995 — 7 человек.

Середина 1996 года — 6 человек.

2000 год — 0 человек.

Наташин палец застыл на последней дате, и ноготь вдавился в бумагу, впечатывая в нее полукруглую ложбинку. Надя подчеркнула эти даты. Почему? Годы затишья. Почему? А 1995 год — словно дорога почувствовала, что опасность миновала и принялась за работу с удвоенной силой. Почему же тогда в 2000 году снова нет жертв?

В начале нет. Они появились, когда…

…все началось, когда ты вышла на дорогу…

Наташа качнула головой и снова начала читать.

… очень интересен тот факт, что за 100 лет (официально зарегистрированных) «дорога смерти», как я ее назвала (ха-ха, какие мрачные шифровки!), словно растет в длину. Если вначале район несчастных случаев занимал место примерно размером с половину длины обычного пятиэтажного дома (это место где-то там, где дом N 24), то к 1999 году «дорога смерти» равна длине самой дороги — несчастные случаи происходят на всем ее протяжении. Занятно. Я проверила все еще раз. Нет, все правильно. «Дорога смерти» выросла. Будет ли она расти дальше?





Глупости, почему я говорю о ней, как о живом существе? Живом и очень злом… Меня заносит в мистику, а этого допускать нельзя. В нашей чертовой жизни зла и так предостаточно! Иногда сил никаких нет! Шеф вечно трындит: пишите с улыбкой, с душой, бодренько… Какие улыбки, шеф?! А с душой… с душами у нас, шеф, очень плохо в последнее время. Крошатся души в зубах реальности грубой и грязной, воняющей смертью, перегаром и безысходностью… Бодренько, да, шеф?

Скучно и одиноко.

Хочется выпить.

Я много пью. А что толку?

Я по-прежнему одна.

21 июля.

Сегодня Паша заикнулся о том, что хочет вернуться в лоно семьи — видите ли совестно ему. Нет, друг мой, этого я не допущу. А он ведь и не сделает ничего… стоит на него только посмотреть, как он…

Зашла в Наташкин район и прогулялась по дороге от начала и до конца. Она длинная — под конец у меня устали ноги. Ничего не поняла. Но идти по ней жутковато — все равно, что по кладбищу — кругом цветы. Движение даже в середине дня здесь тихое, дорога прямая, выбоины не такие уж большие, никаких коварных поворотов — даже при большом желании здесь очень сложно попасть в аварию или просто под машину, если, конечно, ты не самоубийца.

Проверить, если получится: а) в какое время дня происходили аварии и несчастные случаи. б) в какую погоду в) пол, возраст жертв

Вряд ли удастся достать информацию больше, чем лет за двадцать.

Конечно не хочется, но придется использовать папины связи.

23 июля.

Мои догадки оказались ошибочны. Происшествия на дороге не зависят ни от погоды, ни от времени дня, и гибнут с равной интенсивностью и мужчины, и женщины, и дети. Думайте, девушка, думайте. В чем причина? Должна быть причина. У всего всегда есть причины.

У меня возникла одна мысль, но как ее проверить, не знаю. Были ли на дороге случаи естественной смерти? Не знаю, что мне это даст, но, на всякий случай узнаю.

Господи, на работу сегодня приперлась какая-то львовская делегация. Как они водку жрут — это что-то уникальное. Сидят сейчас у шефа, в серпентарии, и мощно выводят песни — все принципиально украинские.

27 июля.

Иногда мне становится страшно. Я не понимаю своей жизни. Есть ли в ней какой-то смысл. Наташка считает все разговоры о смысле жизни «детскими заморочками». Возможно, она и права. Нет, я не собираюсь ударяться в поиски ответа на вопрос о смысле жизни — это вопрос риторический. Но может кто-нибудь все-таки подскажет, для чего это все нужно. Или что — как трава, как кролики? Родился, вырос, родил, умер?

Иногда я боюсь себя. Я бываю очень жестока, даже по отношению к тем, кого люблю. Хотя, я сомневаюсь, что вообще способна любить. Я тянусь к людям, когда мне от этого хорошо, а на остальное мне наплевать, и, наверное, и на них в том числе. А это не любовь. Это эгоизм. Я — микрокосм. Бедный, бедный Славка — он хороший парень, я так бы хотела полюбить его, но нет. Нет любви, ее не существует для таких, как я, живущих в другой плоскости, не умеющих любить. Вот почему я всегда оставалась одна, всегда сбегала и от Славки я тоже сбегу. И Наташку я тоже не люблю — разве можно назвать любовью то, что я с ней делаю? Да, вряд ли я смогу научиться. Уже пора перестать надеяться на что-то… Есть у возраста и разочарований одно качество — наждачное качество — они обдирают с тебя все сказки, все иллюзии. И теперь, когда я осталась голая посреди всей этой реальности, мне страшно. Иногда хочется сбежать к черту из этой жизни. Но я не сбегу. Я никогда не сдамся. Я выживу! Я сделаю что-то достойное, что-то нужное, что-то не для себя. Вот в чем смысл.

Очень важно понять, что происходит с дорогой. Она для меня словно заноза, которую я никак не могу вытащить. Я узнаю, чего бы мне это не стоило.

Если уж встал на дорогу, нужно пройти ее до конца.

Кстати, по тем сведениям, которые мне удалось узнать, случаев естественной смерти на дороге не было, только…

Дальше страницы снова были вырваны. Наташа потерла затекшую шею и легла на бок, положив книжку перед собой.

…того случая со столбом стала какая-то немного странная. Конечно, если ты совсем недавно чуть не погиб в результате дурацкого несчастного случая, поневоле будешь странным… Но это не та странность. Кажется, будто Наташка приоткрыла какую-то неведомую ей раньше дверь и теперь стоит на пороге, не решаясь войти; будто прислушивается к чему-то, и это совершенно сбивает ее с толку. Даже внешне в ней что-то изменилось — она словно стала… нет, «взрослее» — это неправильное слово, скорее «одухотворенней», а из глаз исчезает это рутинное выражение, и они иногда становятся какими-то пронзительными, словно рентген. То смотрит, как обычно, а то вдруг так взглянет, словно хочет увидеть, что у меня внутри. А вдруг увидит?! В один из таких моментов мне вдруг стало ужасно страшно и стыдно, что я так ее обманываю, и я чуть было не проговорилась ей про Пашку. Слава богу, хватило ума вовремя замолчать.

Самое удивительное и радостное то, что она снова начала рисовать, но… Что-то она мне не договаривает. Я не знаю, перед какой дверью стоит Наташка, но отчего-то мне хочется не пустить ее в эту дверь.

У меня тоже была своя дверь. Жаль, что никто вовремя не закрыл ее передо мной.