Страница 7 из 9
– Маша, я принесла тебе тут кое-что поесть… Будешь?
– У меня кружится голова, но зато появился аппетит… – Она теперь уже повернулась к Анне лицом и даже попробовала улыбнуться. – Ты красивая. У тебя красивые волосы, лицо. Почему этот мужчина не женится на тебе?
– Потому что мне уже сорок лет, понимаешь? А ему нужна женщина, которая родила бы ему кучу детей. Я не способна на такое.
И она вспыхнула. Забыла, что разговаривает с роженицей. Но Маша, казалось, и не заметила ее слов.
– У меня кровь. Я могу испачкать постель…
– Пустяки. Я все устрою…
– Значит, я не беременна, – каким-то просветленным голосом произнесла Маша.
А Анна вспомнила, где слышала фразу, которую произнес Миша: «Извини, я был груб с тобой… Но это оттого, что я соскучился по тебе».
Это же Фассбиндер. Его фильм «Марта». У Марты был муж-садист. Фильм кончался очень печально: Марта сбежала от него, попала под машину и ее парализовало.
Глава 4
Любовник номер два
На следующий день они обе долго спали. Первой проснулась Анна. Да и то не сама, а от звонка. Кто-то пришел. Накинув на себя халат и сунув ноги в домашние туфли, она подошла к двери. Пришел Андрей. Один.
– Привет, как дела?
– Мы спали.
Она рассказала ему, чем кормила Машу, о проблемах, связанных с гинекологией.
– Значит, так, – говорил он полушепотом, сообщая результаты анализов, – она практически здорова. Правда, гемоглобин очень низкий, надо бы ее хорошенько подкормить. Я вот тут привез тебе лекарства, шприцы – будешь колоть ей успокоительное и витамины…
Он разговаривал с ней, как если бы она была матерью Маши. «Он отрабатывает свои деньги, – думала Анна, не желая верить в то, что он искренен в проявлении своей заботы о пациентке. – Он сейчас скажет, что ее следует подвергнуть более сложному обследованию». Так оно и случилось. Андрей настаивал на более полном и глубоком обследовании. Анна усмехнулась про себя: «Я принимаю такое деятельное участие в чужом мне человеке, в то время как сама, возможно, больна куда серьезнее, чем она. Ведь это я, а не она, собралась свести счеты с жизнью».
Пришлось будить Машу, кормить и собирать в диагностический центр. Понятное дело, им нигде не приходилось стоять в очереди. Двери гулких больничных коридоров, мерцающих кафельной плиткой, распахивались словно сами собой, отчего создавалось впечатление, словно их везде ждали. На лицах врачей Анна читала понимание и дежурную любезность. И они отрабатывают свои деньги. Томография головного мозга показала некоторые отклонения от нормы органического происхождения, но Анна так ничего и не поняла. «Ты мне скажи, Андрей, память к ней вернется?» – «Я думаю, что да. Но помяни мое слово: эта девица может симулировать. Будь с ней предельно внимательна и осторожна». Это было для нее неожиданностью. «Почему ты так говоришь? Зачем?» – «Береженого бог бережет», – ответил он, ухмыляясь, и это тоже не понравилось ей. На обратном пути она поймала себя на том, что смотрит на сидящую рядом с ней Машу уже совсем другими глазами. Она теперь не верила ей и даже боялась ее. А что, если она преступница, сбежала из тюрьмы, где родила и бросила ребенка? Но на зэчку она не походила, Анна успела заметить, что у нее красивые и здоровые зубы. В тюрьме не бывает людей с такими зубами. Может, ей сказать, что у нее были роды, и тогда она все вспомнит?
Андрей проводил их из машины домой и уехал, и только после этого, когда они остались одни, Анна набралась решимости и спросила Машу:
– У тебя дети есть?
– Т-т-ты что?! – Она замахала руками, укладываясь на постель. – К-какие дети? Ч-что ты?!
– Ты давно заикаешься?
– Я не з-заикаюсь. П-просто запинаюсь. Словно мне воздуха н-н-не хватает… – Тут она глубоко вздохнула: – Я устала.
– Ложись поспи. Я разбужу тебя, когда обед будет готов.
Анна как во сне прокручивала на мясорубке мясо, месила фарш в глубокой миске и думала о том, что ничего в этой жизни все же не зависит непосредственно от нее. Кто-то руководит ее чувствами и толкает на вполне конкретные действия, и этот кто-то безжалостен к ней и обращается с ней, как она вот с этим фаршем. Месит кулаками, бьет. Ей вдруг представилось, что в этом красном густом и пахнувшем сырым мясом, то есть самой смертью, месиве погибает и она, Анна Винклер.
А ведь еще не поздно выставить эту девицу за дверь, и тогда я буду в безопасности. Я снова обрету душевный покой, ко мне будет по вечерам приходить Миша, целовать меня, а перед уходом укроет меня одеялом, как маленькую, и сам запрет двери, чтобы только не тревожить меня. Я буду спокойно жить, вязать свитера, ходить в кино и, если Гриша подкинет денег, может, поеду за границу.
Ее позвали. Анна вошла в спальню и увидела Машу, сидящую на постели и тихонько поскуливающую. Молоко у нее пропало неожиданно; как сказал Андрей, в результате перенесенного шока. И это известие не могло не повлиять на Анну, собирающуюся рассказать Маше о родах. Раз нет молочных пятен на майке, стало быть, надо повременить с этим разговором. Хотя так хотелось раскрыть ей глаза и выслушать ее версию о случившемся с нею на дороге.
– Ты чего плачешь?
– Мне в больнице стало так страшно, так страшно… Эти стены, коридоры, этот запах. Мне плохо, когда я вижу и чувствую все это. Больница – это ад.
Анна присела к ней и обняла ее. Прижала к себе. Жалость поднялась волной и захлестнула ее.
– Не бойся, Машенька. Мы туда больше не поедем. Просто надо было обследовать тебя. Выяснить, насколько серьезны твои травмы…
– У меня ничего не болит. Просто слабость, немного тошнит и кружится голова.
– Это сотрясение мозга. А ты не можешь вспомнить, кто тебя бил? Ты хотя бы что-нибудь вообще помнишь о себе? Как тебя зовут? Где ты живешь?
– В голове туман, – пожаловалась она и зарылась лицом в кофту Анны. – Мне кажется, что я сейчас что-то вспомню, я даже вижу неясные образы, но ничего, кроме вспышки и щелканья фотоаппарата, вспомнить не могу.
– Может, ты была фотомоделью? У тебя неплохая фигура. Ты красива, наконец.
– Он сказал, что я безобразна, – вдруг сказала Маша и словно сама подивилась тому, что произнесла вслух.
– Кто сказал?
– Не знаю.
– Тебя кто-нибудь называл стервой или сволочью?
– Не помню.
– А где тебе покрасили волосы? Ведь ты же огненно-рыжая. Ты сможешь вспомнить тон краски?
– «Эксэланс-крем номер шесть», – без запинки произнесла она.
– Ну вот, отлично. Я думаю, что тебе не стоит волноваться и тем более чего-то бояться. Ведь твоя память утеряна лишь частично. Видишь, ты вспомнила тон краски, а это уже немало. Еще немного, и вспомнишь, как звали того мужчину, с которым ты ехала на машине. Кажется, это «БМВ».
– Не знаю… – пожала плечами Маша. – Правда, не помню никакой машины, никакого мужчину в машине.
– Ты бы хотела увидеть другого мужчину?
– Какого? – Она подняла голову и внимательно посмотрела на Анну. – Был еще какой-нибудь мужчина?
Она была так трогательно слаба и хороша в эту минуту, что Анна подумала о том, что у нее, у такой красивой девушки, возможно, был и не один и не два мужчины. Скорее всего она жила с кем-то, может, с тем, от которого родила ребенка, или, наоборот, жила с одним, а родила от другого, и на этой почве и разыгралась трагедия, в результате которой Маша чуть не погибла и каким-то образом потеряла ребенка.
– Тебе лучше знать. Но я не стану тебя пытать и задавать тебе вопросы. Я понимаю, что должно пройти время, прежде чем ты что-то вспомнишь. Давай договоримся с тобой знаешь о чем?
– О чем?
– Я дам тебе тетрадь, куда ты будешь записывать все, что вспомнишь. Пусть это будут обрывки мыслей, картинки из твоего прошлого. А потом мы сложим эту мозаику, и ты узнаешь и как тебя зовут, и адрес, и метро…
– Я живу на Маяковке.
Услышав такое заявление, Анна, чтобы не прерывать ее мысли и не спугнуть, тихо вышла из спальни и вернулась уже с тетрадкой и ручкой. Положила на одеяло рядом с Машей: