Страница 100 из 122
Нисандер с горечью покачал головой:
— Нет. Он уже лег, когда я приехал. Действительно, было поздно, и я не опасался, что он сбежит. Так что я… — Оборвав фразу, он протянул Микаму пергамент. — Думаю, когда я заглядывал, он как раз писал вот это. Прочти всем, пожалуйста.
Последнее короткое послание Бариена было таким же деловым, как и тысячи документов государственной важности, составленные им на протяжении долгой карьеры. Почерк был тверд, ровные строчки бежали по листу без помарок, без клякс; писавший это не колебался.
«Моя царица, — прочел Микам, — знай, что я. Бариен-и-Жал Камерис Витуллиен, в последние годы моей тебе службы совершил гнусное предательство. Мои действия были намеренными, осознанными и непростительными. Я не пытаюсь оправдаться, лишь молю тебя поверить: умер я, будучи верен своей царице. Бариен, предатель».
— Клянусь глазами Иллиора, как я мог быть таким глупцом? — простонал Нисандер, закрывая лицо руками.
— Но это же ничего не доказывает! — огорченно воскликнул Серегил. — Ни подробностей, ни имен — вообще ничего определенного!
— Идрилейн ведь знает о нашем расследовании. Думаю, она поняла, что значит это письмо, — ответил маг.
— Что ж, прекрасно, — резко сказал Серегил, поднимаясь и начиная шагать из угла в угол, — если только она вдруг не задумается о том, почему он умер сразу же после того, как началось расследование. А что, если она начнет сомневаться: не предан ли ты больше мне, чем ей? Ведь мое тело все еще в Красной башне, знаешь ли, и я хотел бы получить его обратно в целости и сохранности.
Микам снова посмотрел на записку Бариена:
— А не может ли это быть подделкой? Клянусь пламенем Сакора, мы наступили на хвост банде самых ловких мошенников в Римини.
— И что насчет Теукроса? — вступил в разговор Алек. — Мы же только от его жены знаем — да и то Кассария говорит обратное. — что он вообще собирался посетить замок. Вместо этого он мог отправиться к Бариену. Ему легко было бы проникнуть в дом — он же родня. А потом он убивает дядюшку, оставляет записку и скрывается. Я ведь говорил вам: Бариен за что-то очень на него гневался.
Нисандер покачал головой:
— Ни на теле Бариена, ни в комнате нет следов насилия, да и колдовства тоже.
— А на дверях? — поинтересовался Серегил.
— Все были заперты изнутри. Что же касается исчезновения Теукроса, если такой человек, как Бариен, счел бы, что племянник опозорил семью, то он вполне мог и сам позаботиться об устранении молодого человека — последнем долге перед семьей. Таких примеров среди аристократии сколько угодно. Но факт остается фактом: о чем бы они ни спорили накануне вечером, это наверняка сыграло роль в смерти Бариена.
— Что слышно про Форию? — спросил Микам. — Похоже, она одна из последних видела Бариена живым и к тому же посещала его по его приглашению. С ней кто-нибудь говорил об этом?
— Как объявлено, наследная принцесса в глубоком трауре и ни с кем не желает видеться, — ответил Нисандер.
— Это звучит довольно расплывчато, — задумчиво произнес Серегил. — Как ты думаешь, она замешана в заговоре?
Волшебник, не поднимая глаз, тяжело вздохнул:
— Я так не считал — пока не умер Бариен. Теперь же, боюсь, мы должны допустить такую возможность. И если окажется, что так оно и есть, то заниматься этим будем уж никак не мы с тобой.
Серегил продолжал беспокойно шагать по комнате.
— Так что мы остаемся все перед той же загадкой: один человек мертв, а другой исчез. Скажи, Нисандер, их дома обыскали?
Волшебник кивнул:
— На вилле Теукроса был найден тайник с немногочисленными поддельными судовыми документами. Там же оказались копии печатей некоторых придворных — включая твою и печати благородного Вардаруса, Бирутуса-и-Толомона, госпожи Ройян-а— Жирини.
— Моя и Вардаруса — это понятно, — пробормотал Серегил, рассеянно беря со стола секстант. — А кто такие остальные? Я никогда о них не слышал.
— Оба — не особенно знатные мелкие чиновники. Госпожа Ройян — начальница порта Кадумир на Внутреннем море, недалеко от Кротовой Норы. Эта должность — наследственная в ее семье. Молодой Бирутус недавно назначен интендантом — насколько я понимаю, по поставкам мяса в армию.
— Не похоже, чтобы это были такие персоны, чтобы из-за них пало правительство, — озадаченно сказал Микам.
— И где же эти подделки были найдены? — спросил Серегил, останавливаясь около стола.
— Довольно любопытный момент, — ответил Нисандер. — Тайник обнаружили под доской пола в спальне Теукроса.
— Под доской пола! — с отвращением воскликнул Серегил. — Клянусь шкурой Билайри, даже самого зеленого воришку этим не проведешь. С тем же успехом можно пришпилить документы к входной двери! Тут какая-то неувязка! Бариен имел, конечно, доступ к государственной печати, но чтобы он доверил ее такому идиоту? Чушь!
— Ты же сам говорил, что он обожал своего племянника, — напомнил Алек.
Серегил ткнул пальцем в пергамент:
— Человек, способный столь хладнокровно написать предсмертную записку, никогда не оказался бы таким простофилей. Попомните мои слова: за этим скрывается много больше, чем видно невооруженным глазом.
Все пятеро, находившиеся в комнате, погрузились в молчание, обдумывая противоречивые факты.
— А как насчет тех слуг, за которыми мы следили? — наконец спросил Алек.
— Да что они могут знать, — буркнул Серегил, все еще не отрывая взгляда от записки.
— Ну, насчет девушки не знаю, а тот слуга Теукроса, похоже, знал, куда нужно доставлять подделки. Он ведь предложил их отнести, помнишь? Теукрос еще сказал ему, что отвезет их сам.
Остальные вытаращили на него глаза, потом обменялись огорченными взглядами.
— Клянусь Светоносным, как мы могли прозевать такую очевидную вещь! — воскликнул Нисандер. — Слуг из обеих резиденций держат пока под стражей. Они должны быть в Красной башне. Пойдемте туда все!
— Да будет благословен день, когда я вытащил тебя из той переделки в замке Асенгаи, — засмеялся Серегил, обнимая Алека за плечи и увлекая к двери.
Приказ царицы поручал Нисандеру допрос заключенных, и, поскольку Серегил все еще пребывал в теле Теро, никому и в голову не пришло усомниться в его праве сопровождать учителя. Оставив их заниматься этой работой, Алек и Микам отправились узнавать, как дела у настоящего Теро.
Случаю было угодно, чтобы на дежурстве оказался тот самый тюремщик, который сопровождал Алека при первом его посещении башни.
— Бедняга! — покачал головой сердобольный стражник. — Плохо ему в тюрьме, благородный Алек! В первый день он был еще веселый, настоящий аристократ. А потом вроде как скис. Последние два дня он все больше помалкивает, а уж если и открывает рот, то такого наслушаешься…
Доведя посетителей до камеры, тюремщик занял свой пост в конце коридора.
— Правила те же, молодой господин. Передавать ничего нельзя.
Алек заглянул в окошечко:
— Серегил!
— Это ты, Алек?
— Да, и со мной Микам.
К прутьям решетки прижалось бледное лицо, и Алек ощутил знакомое противоречивое чувство: черты и голос принадлежали Серегилу, интонации были не его; общее впечатление оказалось сходным с тем, какое Серегил производил в роли Арена Виндовера.
— Как ты тут? — спросил Микам, стоя спиной к тюремщику.
— Очень необычные ощущения, — мрачно ответил Теро. — К счастью, меня по большей части оставляют в покое, да и Нисандер прислал несколько книг.
— Ты слышал насчет Бариена? — прошептал Алек.
— Да. Если честно, то я не уверен…
— Хорошие новости! Хорошие новости, благородный Серегил! — перебил его стражник, провожая к двери камеры появившегося пристава.
Теро снова прижал лицо к решетке.
— Меня освобождают?
— Да, да, господин! — Тюремщик поспешно отпер камеру.
Встав рядом с дверью, пристав развернул свиток и торжественно прочел: «Благородный Серегил-и-Корит Солун Мерингил Боктерса, проживающий в Римини, с тебя снимается обвинение в измене. Имя твое чисто от подозрений. Милостью царицы, выходи на свободу».