Страница 102 из 112
— Тебе надо проверить голову, — сказал он, далеко не первый раз. Это было лейтмотивом их бесед в последние годы. — Тоже мне способ проводить летние дни! Не понимаю, чем тебя привлекло это пятно на лондонском пейзаже? Что в нем может нравиться?
— Огромное обаяние…
— Да что ты!
— Он невероятно хорош собой.
— Тьфу!
— И голос красивый.
— Меня тошнит от твоих слов.
— И все в нем — лучше некуда, если бы не самая нижняя оконечность. Ты когда-нибудь обращал внимание на его ноги?
— Я человек занятый, мне некогда разглядывать его ноги. С ними что-то не так?
— Они из глины. Я обнаружила это совсем недавно и, обнаружив, решила не выходить за него замуж.
Во второй раз за этот вечер Алджи, подавившись, утратил дар речи, тем самым подтвердив, что нельзя на вдохе давать выход сильному чувству. В первый раз причиной был смех, сейчас — изумление. Отдышавшись, он ошалело вылупился на сестру.
— Ты не выйдешь за него замуж?
— Не выйду.
— Точно?
— Да. Колокола отменяются. Свадебный пирог не прозвенит. Тебе больше не из-за чего тревожиться.
Не часто Алджи целовал сестру — такие вещи кружат девушкам голову и заставляют их задирать нос — но на этот раз поцеловал, и вполне искренно. Она этого заслужила.
— Воистину радостная весть.
— Я рада, что ты доволен.
— Но откуда такой запоздалый проблеск рассудка?
— Неважно.
— Да, неважно, почему туман рассеялся, и ты увидела Л.П. Грина в его подлинном обличье. Главное, что увидела. Это должно было рано или поздно случиться, и хорошо, что случилось не на выходе с венчания. То-то Билл обрадуется.
— Билл?
— Он будет порхать по «Жуку и Клену», распевая, как херувимы и серафимы.
— Почему?
— Почему, ты спрашиваешь? Потому что он любит тебя, дитя мое, любит с такой страстью, что, того гляди, повредится в рассудке. Он…
— Алджи!
— А?
— Ты повредился в рассудке?
— Никогда не был разумнее.
— Тогда почему ты несешь околесицу?
— Околесицу?
— Всю эту чушь, будто Билл меня любит.
— Чушь? Ты думаешь, это чушь? Тогда позволь сказать, что я получил информацию из первых уст.
Глаза у Джейн, как всегда, когда перед ней открывалось нечто совершенно новое, стали большие и круглые.
— Да мы встречались всего раза два.
— Хватило и одного. Лишь раз он на тебя взглянул, и сердце замерло в груди. По-моему, так часто бывает. Странно, что ты не заметила. Я думал, девушкам положено сразу видеть, когда в них влюбляются. Да, Билл втюрился в тебя по уши с первого взгляда, и каково же ему было услышать, что ты обручена с Л.П. Грином! Ты бы видела его сегодня после возвращения. Ни дать ни взять утопленник, который пробыл под водой несколько дней. Не мог говорить, не мог улыбаться, просто пошел наверх принимать ванну. Не удивлюсь, если в ванне ему пришла мысль сунуть голову под воду и разом покончить с мучениями. Да, вот оно как с Биллом. Подумай о нем хорошенько и не упускай из виду, что я от всей души одобрил бы этот союз. Не забывай, что человек, за которого ты выйдешь замуж, станет моим шурином, а я в этом вопросе разборчив, даже привередлив. Билл меня вполне устраивает. Хватайся за него, такой случай может не повториться. Ах, — сказал Алджи, когда такси с лязгом остановилось у парадной двери, — вот и старая хижина, где ждет меня Стикни! Давайте его сюда. Я собран, уверен в себе. Чутье подсказывает, что это мой звездный час.
Дальше в программе произошла небольшая заминка. Джейн, отряженная на поиски Келли, чтобы та представила Стикни нового камердинера, вернулась с вестью, что означенный господин ушел в деревню покупать шоколад — роскошь, которую, как горько заметила Джейн, он в силах себе позволить, потому что все время крадет пресс-папье, а не покупает за свои деньги.
Алджи сказал, что, на его взгляд, это звучит обнадеживающе. Придает Стикни некую человечность, показывает его с приятной стороны.
— Даже лучше, чем твои слова о том, что он мирный. Если он ест шоколад, значит, он точно не будет жевать стекло, глотать гвозди и тиранить слуг. Молочный шоколад?
— Я покупала ему молочный.
— Значит, он будет пропитан молочным шоколадом незлобливости.[116] Ладно, что нам теперь делать?
— Ждать, наверное. По крайней мере, тебе. Я пойду на озеро, искупаюсь.
— Хотел бы я пойти с тобой, но вряд ли это сейчас уместно. Нельзя выходить из роли. Где, по-твоему, может быть Генри в настоящий момент? Мне не терпится его увидеть.
— Тоже, наверное, купается, в такую жару-то.
— Моется и прихорашивается для гостей? Хвалю, — сказал Алджи. — Коли так, погуляю по лужайке. Наверняка мы здесь и встретимся.
— Хотела бы я это видеть!
— Ты обо всем услышишь во благовремении.
Джейн не ошиблась. У самого озера она встретила Генри, который возвращался домой. Они обменялись несколькими словами, после чего он двинулся к дому, распевая песню, которую пел на каждом вечернем и утреннем спектакле, когда еще играл в мюзиклах. Мысль о Келли и грядущей продаже дома наполняла его ликованием. Ласточка не могла бы заливаться беспечнее, и он, без сомнения, заливался бы еще долго, если бы некое зрелище не заставило его умолкнуть посреди арии. По лужайке гулял с сигаретой высокий молодой человек, как две капли воды похожий на его племянника Алджи.
Со второго и более пристального взгляда Генри уяснил причину этого сходства, а именно, что по лужайке действительно разгуливает его племянник, и в праведном гневе устремился вперед с видом дядюшки, который намерен потребовать объяснений.
— Алджи! Какого черта ты здесь делаешь?
Алджи обернулся с радушной улыбкой. Он любил главу семейства и сожалел, что практически лишен удовольствия его видеть.
— Ах, Генри, я все гадал, когда ты выйдешь из-за левой кулисы, или как там это называлось в твои театральные дни. Ты прекрасно выглядишь.
— Плевать, как я выгляжу.
— Мне — не плевать, — с мягкой укоризной отвечал Алджи. — Я день и ночь тревожусь о твоем здоровье. Я только что говорил себе: «Интересно, как там Генри. Надеюсь, здоров. Ни головокружений, ни потливости, ни икоты или тошноты». Рад видеть, что ты цветешь. У меня камень с души свалился.
— Сколько раз я говорил, чтобы ты не смел сюда соваться?
— Прости, не помню, Однако, боюсь, тебе придется меня пустить — по крайней мере, на то время, пока здесь гостит мистер Стикни.
— Что?!
— Как только он вернется с шоколадом, он возьмет меня к себе камердинером.
— Что?!
— Ты всегда твердил, чтобы я шел работать, вот я и пошел. Однако на самом деле все глубже. Ты видел Джейн?
— Минуту назад.
— Она тебе объяснила?
— Что?
— Наши планы, как тебе помочь. Она пришла ко мне в гостиницу и рассказала про пресс-папье.
— Что?!
— Ты все время говоришь «что». Искренне советую тебе избавиться от этой привычки. Да, насчет Стикни и украденного пресс-папье. Я выкраду его обратно, мне, как камердинеру, это раз плюнуть. Наверняка он спрятал его где-то в комнате, я буду постоянно туда заходить. Думаю вернуть Твое пресс-папье в рекордное время. Учти, для кого попало я бы это делать не стал, потому что всегда есть шанс, роясь в вещах, обнаружить его за спиной, а это, согласись, более чем неприятно, но, несмотря на твою странную привычку бегать от меня и не пускать меня в дом, я всегда был к тебе расположен и готов рискнуть.
— О, Господи! — сказал Генри. Он напряженно думал.
Меньше всего он хотел делиться тайнами с Алджи, чьей сдержанности не очень-то доверял, однако порой обстоятельства бывают сильнее нас, и сейчас был именно такой случай.
Уэнделл Стикни решительно отказывается нести пресс-папье на почту и не доверяет эту задачу Генри. Однако он наверняка согласится, чтобы посылку отнес камердинер. Лучшего выхода не придумать.
Решать надо было быстро, и Генри больше не колебался.
116
Пропитан молочным шоколадом (в оригинале —молоком) незлобливости — см. «Макбет», 1,5.