Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 125 из 157



— Ой, милый, мы прервали поток вдохновения?

— Ничего, пустяки.

— Мне не терпелось узнать, как прошел обед.

— Конечно, конечно. Сейчас все расскажу. Да, Берти, Дживс привез твои пожитки. Они в комнате для гостей, разумеется, я рад тебя принять. Какая неприятность с этим пожаром.

— С каким пожаром? — спросила Нобби.

— По словам Дживса, Эдвину удалось до тла спалить «Укромный уголок». Это правда, Берти?

— Полнейшая правда. В счет доброго дела за прошлую пятницу.

— Ах, какое несчастье! — воскликнула юная Нобби с глубоким сочувствием, которое так красит женщину.

Боко, наоборот, подошел к вопросу с другой стороны.

— А по-моему, — сказал он, — Берти дешево отделался. Он, кажется, даже не обжегся. Сгоревший дом — безделица. Обычно, когда Эдвин принимается наверстывать отставание по части добрых дел, это связано с опасностью для человеческой жизни. Вспоминаю, как он однажды чинил мне электрическую яйцеварку. Я иногда, уйдя с головой в работу и прилагая все усилия на благо моих читателей, подымаюсь утром пораньше, еще до прихода хозяйки. В этих случаях я имею обыкновение варить себе для поддержки творческих сил яйцо в патентованном приспособлении, которые продаются в магазинах. Ну, вы знаете, о чем я говорю. Такая штуковина, которая утром будит вас звонком будильника, желает вам доброго утра, заливает воду для кофе, поджигает снизу горелку и приступает к варке яйца. Ну и вот, назавтра после того, как Эдвин в ней что-то починил, яйцо, едва очутившись в машинке, вылетело пулей и прямо мне по носу, так что я даже упал. А сколько крови вытекло, страшно вспомнить. Вот почему я утверждаю, что раз у тебя все обошлось только пожаром, считай, тебе сильно повезло.

Нобби высказала надежду, что когда-нибудь найдется человек, который не остановится перед убийством Эдвина, и мы согласились, что, безусловно, к тому идет.

— А теперь, дорогая, — сказал Боко все тем же необъяснимо ликующим тоном, которым я, зная истинное положение дел, не мог не восхититься, — ты, должно быть, хочешь услышать, как прошел наш обед. Так вот. Он прошел очень хорошо.

— Милый!

— Да, прекрасно прошел. По-моему, начало положено замечательное.

— Ты был остроумен?

— Необыкновенно остроумен.

— И раскован?

— Даже более того.

— Ангел! — произнесла Нобби и быстро поцеловала его раз пятнадцать подряд.

— Да, — не остановился на этом Боко. — Мне кажется, на него подействовало. Трудно, конечно, утверждать, когда у человека такая непроницаемая физиономия, скрывающая всякие чувства, но, на мой взгляд, он начал смягчаться. Мы ведь и не ожидали, что он с первого же раза упадет мне на грудь, верно? Обед должен был только подготовить почву.

— А о чем вы разговаривали?

— Так, о том, о сем. Например о пауках, как я припоминаю.

— О пауках?

— Он вроде бы интересуется пауками.

— Вот уж не знала.

— Одна из тех сторон его натуры, которая, по-видимому, была для тебя закрыта. Ну, а после, поговорив о том, о сем, мы еще коснулись того-этого.

— А неловких пауз не было?

— Я не заметил ни одной. Наоборот, он, как говорится, болтал вовсю, особенно под конец.

— Ты сказал ему, какую уйму денег ты зарабатываешь?

— О да, я затронул это.

— Надеюсь, ты объяснил ему, что ты серьезный, целеустремленный молодой человек и доходы твои не могут упасть? Это его больше всего беспокоит. Он опасается, что ты вспыхнешь и прогоришь без следа.

— Как «Укромный уголок»?

— Понимаешь, в молодости, еще только начиная свой пароходный бизнес, дядя Перси вращался в Лондоне в довольно разгульных компаниях и был знаком со многими писателями, которые время от времени получали порядочный куш, но растрачивали все за несколько дней и потом жили в долг. Мой папочка принадлежал к их числу.

Это было для меня новостью. Я и представить себе не мог, что дядя Перси когда-то в молодости вращался в разгульных компаниях. Я вообще не представлял себе, что он когда-то был молодым. Обычное дело: если у старикана усы щеточкой, солидный, доходный бизнес и повадка медведя, поднятого в разгар зимней спячки, никто не интересуется его прошлым и не задается вопросом, может, и он когда-то кутил на всю катушку?



— Этот вопрос мы затронули одним из первых, — ответил Боко. — Я подчеркнул, что современный писатель — это упорный и неутомимый труженик. Его прежде всего интересуют деньги, и добывая, он их откладывает.

— Ну, это должно было ему понравиться.

— Еще бы.

— Так, значит, все хорошо?

— Замечательно.

— Теперь дело за Берти.

— Да, будущее зависит от него.

— Он уговорит дядю, и…

— Нет, я не совсем то имел в виду. Боюсь, тут ты немного отстала от стремнин и водоворотов последних событий. Берти едва ли стоит заступаться за нас перед дядей. Его имя смешано с грязью.

— Смешано с грязью?

— Да. Я верно выражаюсь, Берти?

Я вынужден был признать, что он выразился более или менее верно.

— Дядя Перси почему-то возомнил, — принялся объяснять я, — что я был помощником и вдохновителем Эдвина в его поджигательской деятельности. И это сильно уменьшило мой вес как заступника. Теперь он так легко моему влиянию не поддастся.

— Что же с нами будет? — спросила Нобби дрогнувшим голосом.

Боко, подбадривая, похлопал ее по плечу.

— С нами все будет хорошо. Не беспокойся понапрасну. — Но ведь если Берти не может замолвит за нас слово…

— Ты упускаешь из виду, какая у него многогранная натура. Он без труда может пролезть в окно буфетной. Этим он нам и поможет. Я много думал, и мне пришла в голову великолепная мысль. Что, если, сказал я себе, я спасу дом твоего дяди от ночного грабителя? Тогда почтенный родич убедится, что я человек достойный. И вымолвит: «Клянусь душой, отличный малый этот Фитлуорт!» Правильно я говорю?

— Пожалуй.

— У тебя какой-то неуверенный голос.

— Просто я подумала, что едва ли это когда-нибудь случится. В Стипл-Бампли уже лет двести не было грабежей. Сыр на днях на это жаловался. Для молодого честолюбивого полисмена, он говорил, тут не открывается никаких перспектив.

— Ну, это можно будет устроить.

— То есть как это?

— Организовать грабеж со взломом. Он произойдет в «Бампли-Холле» сегодня же ночью. Об этом позаботится Берти.

Тут возможно было лишь одно замечание, и я его сделал.

— Минуточку! — воскликнул я.

— Не перебивай, Берти, — укоризненно произнес Боко. — От помех разбегаются мысли. Сейчас объясню в двух словах, какой план я разработал. На рассвете мы с Берти пробираемся в усадьбу. Останавливаемся под окном буфетной. Он разбивает стекло. Я поднимаю тревогу. Он исчезает…

Это был в его плане первый пункт, который, на мой взгляд, заслуживал одобрения. Я сказал:

— А-а.

— … а я остаюсь и принимаю восторги и рукоплескания присутствующих. По-моему, дело беспроигрышное. Солидный домовладелец уорплесдоновского типа очень не любит, чтобы в дом, которым он владеет, вламывались посторонние, человеку, который пресечет в зародыше такую попытку, он обязательно распахнет объятия. И еще до начала дня, по моим расчетам, я получу от него обещание, что он будет танцевать на нашей свадьбе.

— Дорогой! Как чудесно!

Это воскликнула Нобби, а не я. Я же стоял, закусив губу, в нескрываемой тревоге. Мне следовало помнить, говорил я себе, что пьеса, которую написал Боко, принадлежит к криминально-приключенческому жанру, естественно, что и план, родившийся в его отравленном сознании, будет в том же духе.

Ведь если постоянно думаешь про то, как раздаются вопли в ночи, и гаснет свет, и человеческие руки высовываются прямо из стены, и все бегают по дому, крича: «Призрак приближается!», — само собой, в минуту опасности ничто другое и в голову не придет. Я тут же, не сходя с места, решил, что отвечу решительным «нет». То есть Бертрам Вустер всегда рад оказать дружескую поддержку грезам юной любви, однако всему есть границы, и притом очень четко прочерченные.