Страница 115 из 157
— Да, но Боко без пяти минут знаменитость. В «Сплетнике» была опубликована его фотография.
— Верно, но дядя Перси считает, что писательский успех сегодня есть, а завтра улетучился без следа. Может быть, сегодня у Боко дела и в порядке, но дядя считает, что в любой момент его заработки могут прекратиться. И представляет себе, как через год или два ему придется вытаскивать Боко из очереди за бесплатным супом для безработных, да еще потом всю жизнь содержать его и меня и полдюжины маленьких Фитлуортиков. Ну, и потом он вообще с самого начала был предубежден против Боко.
— Из-за брюк?
— Отчасти, может быть, и из-за брюк.
— Глупости. Боко — писатель. Дядя Перси должен бы знать, что писателям позволяется многое из того, что запрещается другим. И кроме того, хотя я и не хотел бы, чтобы это слышал Дживс, но брюки — это еще не все.
— Но настоящая причина в том, что он считает Боко мотыльком.
Я окончательно перестал ее понимать. Она меня совершенно запутала. В жизни своей не встречал человека так мало похожего на мотылька как старина Боко.
— Как это — мотыльком?
— Ну да, которые порхают с цветка на цветок и лакомятся сладким нектаром.
— А дядя Перси не любит мотыльков?
— Тех, что порхают и лакомятся, — нет.
— Откуда ему могло взбрести в голову, что Боко из тех, что порхают и лакомятся?
— Понимаешь, когда он только появился в Стипл-Бам-пли, он был обручен с Флоренс.
— Что-о?
— Это она настояла на том, чтобы он там поселился. Вот что я имела в виду, когда сказала, что он не мог, как ты говоришь, по-настоящему, с полным размахом ухаживать за мной с самого начала. Помолвка с Флоренс немного связывала ему руки.
Я был изумлен. Я чуть было не переехал курицу от волнения.
— Помолвка с Флоренс? Он мне об этом не рассказывал.
— Вы ведь довольно давно не виделись.
— Да, это верно. Ну, знаешь ли! А ты слышала, что я тоже был одно время помолвлен с Флоренс?
— Конечно.
— А теперь она помолвлена с Сыром.
— Да.
— Надо же, какие чудеса. Необъяснимо, вроде великого переселения народов, о котором пишут в учебниках.
— Наверное, это из-за ее профиля. У нее красивый профиль.
— Если смотреть слева.
— И справа тоже.
— Д-да, пожалуй, справа до некоторой степени тоже. Но исчерпывающее ли это объяснение? По-моему, в наш занятой век невозможно постоянно виться вокруг женщины так, чтобы всегда смотреть на нее сбоку. Я все же нахожу загадочным это стремление половины человечества обручаться с Флоренс. Значит, вот почему дядя Перси холоден к Боко?
— Ледовит.
— Ясно. Его точку зрения можно понять. Ему не нравится такое перескакивание. Вчера Флоренс, сегодня ты. Он считает, что ты — просто еще один цветок, на который Боко перепорхнул с целью полакомиться нектаром.
— Наверное.
— И вдобавок он еще сомневается в его финансовых возможностях.
— Да.
Я задумался. Если дядя Перси в самом деле считает Боко мотыльком, способным в любой миг пойти по миру, — это для юных грез любви крупная неприятность. Я хочу сказать, и в богатом-то мотыльке нет ничего хорошего. Но он по крайней мере сам платит за квартиру. С каким же отвращением должен относиться человек старой консервативной закалки к тому, от кого вполне можно ожидать, что он всю жизнь будет являться к нему за подачками.
Но тут со свойственным Бустерам умением видеть светлую сторону я сообразил, что еще не все потеряно.
— С какого возраста ты имеешь право выйти замуж без дядиной резолюции?
— С двадцати одного года.
— А сейчас тебе сколько?
— Двадцать.
— Ну, вот! Я знал, если вглядеться попристальнее, то увидишь, что солнце по-прежнему сияет. Надо подождать всего год — и нет проблем.
— Да. Но Боко через месяц уезжает в Голливуд. Не знаю, какого мнения ты об избраннике моего сердца, но на мой любящий, внимательный взгляд, у него не такой характер, чтобы его можно было выпустить в Голливуд без жены, которая могла бы отвлекать его внимание от местной фауны.
Эти слова неприятно поразили меня, и в ответ я запустил в нее беспощадный крученый мяч:
— Без полного доверия не бывает взаимной любви.
— Кто это тебе сказал?
— Не знаю, наверное, Дживс. Изречение в его духе.
— Так вот, Дживс ошибается. Очень даже бывает взаимная любовь без полного доверия, имей это в виду. Я люблю Боко до безумия, но от одной мысли, что он уедет в Голливуд, а я останусь, меня просто оторопь берет. Сознательно он, конечно, меня не предаст. У него это как бы само получится. В одно прекрасное утро я получу покаянную телеграмму с известием, что накануне вечером он каким-то непонятным образом случайно женился, и как я думаю, что теперь делать? Такая уж у него, у моего хорошего, импульсивная натура. Ответить «нет» он просто не способен. Так он, должно быть, и с Флоренс тогда обручился.
Я задумался, нахмурив брови. Действительно, после ее разъяснений положение уже не казалось мне таким простым.
— Как же быть, по-твоему?
— Не знаю.
Я нахмурился вторично.
— Надо что-то предпринять.
— Но что?
Тут мне пришла в голову ценная мысль. У нас, Вустеров, часто так бывает. Кажется, попал в беспросветный тупик, а потом вдруг — раз! — и осенило.
Я сказал:
— Предоставь все мне.
Я просто-напросто сообразил, что, поселяясь ради дядюшки Перси в «Укромном уголке», я оказываю ему крупную услугу, и если только он не совсем уж неблагодарное чудовище, ему придется отплатить мне добром за добро. Я без труда представил себе, как он жмет мне руку и говорит, что благодаря мне контракт удалось заключить и теперь я могу просить у него чего угодно, он ни в чем мне не откажет.
— Тут, — сказал я, — потребуется тактичное вмешательство безупречно светского человека, сладкоречивого оратора, который, отозвав дядю Перси в сторону, замолвит за вас словечко, смягчит его сердце и уговорит его взглянуть на вещи шире и разумнее. Это я беру на себя.
— Ты?
— Я самый. Все будет сделано в ближайший день-два.
— О, Берти!
— Мне приятно оказать тебе помощь. Можно ожидать положительных результатов. Надеюсь, что он будет в моих руках подобен этому, как его, струнному инструменту.
Нобби выказала горячий девичий восторг.
— Берти, ты душка!
— Возможно. В какой-то мере.
— Ты чудесно придумал. Ведь ты так давно знаешь Боко.
— Практически с рождения.
— И ты столько хорошего можешь про него рассказать. Бывало в детстве, что он спасал тебе жизнь?
— Что-то не припомню.
— Можно ведь сказать, что бывало.
— Думаю, не стоит. Дядя Перси относился ко мне в этом возрасте без особой нежности. Ему бы, наверное, приятнее было услышать, что Боко в детстве неоднократно пытался меня укокошить. Ладно, все равно, предоставь это мне. Я найду подходящие слова.
Все это время, естественно, мой спортивный автомобиль знай себе катил по направлению к Стипл-Бампли, держа стрелку спидометра на шестидесяти или около. И вот теперь Нобби известила меня, что мы приближаемся к цели.
— Вон те высокие трубы за деревьями — это «Бампли-Холл». А видишь, просека отходит влево? Тут свернуть, и скоро будет домик Боко. А твой на полмили дальше, там будет еще поворот. Ты вправду поговоришь с дядей Перси?
— Не сомневайся.
— Не струсишь?
— Никогда.
— Хотя не исключено, что твое вмешательство не понадобится. Понимаешь, я подумала, что дяде Перси и Боко надо поближе познакомиться, тогда, может быть, дядя Перси его полюбит. И хотя это было непросто, я устроила так, чтобы сегодня дядя пришел к Боко обедать. Очень надеюсь, что обед прошел благополучно. Все зависит от того, как Боко себя вел. До сих пор, встречаясь с дядей, он всегда держался ужасно скованно. Я со слезами на глазах умоляла его дать себе волю, быть остроумным и непринужденным, и он обещал, что постарается. Так что я надеюсь на лучшее.
— Я тоже, — сказал я и, если память мне не изменяет, похлопал ее по руке. Затем, подъехав к «Бампли-Холлу», выгрузил ее и еще раз заверил, что даже если у Боко за обедом выйдет осечка с обаянием, я позабочусь о том, чтобы дело кончилось благополучно. После чего, жизнерадостно махнув рукой на прощание, дал задний ход, развернулся и поехал по указанной ею просеке.