Страница 108 из 157
— Как я понял из слов молодой леди, сэр, мистер Чеддер тоже проживает в Стипл-Бампли.
— Да? Ну и тесен же мир, Дживс.
— Да, сэр.
— Прямо не припомню, чтобы я когда-нибудь видел теснее, — сказал я и уже приготовился развить эту тему, но тут призывно затренькал телефон, и Дживс как штык полетел в переднюю. Сквозь неплотно прикрытую дверь я разобрал многократно повторенные «Да, ваше сиятельство» и «Очень хорошо, ваше сиятельство» — верный признак того, что у него на крючке какой-то представитель старинной аристократии.
— Кто это был? — спросил я, когда он просочился обратно.
— Лорд Уорплесдон, сэр.
Сейчас, оглядываясь назад, я просто диву даюсь, что так спокойно отозвался на это сообщение, всего лишь произнеся: «Да?». И только. А ведь должен был бы почувствовать, как в мою жизнь, подобно ползучему туману или миазму, все настойчивее вторгается, если можно так выразиться, зловещий мотив Стипл-Бампли; почувствовать, содрогнуться и спросить себя, что бы это значило? Но факт таков. Я нисколько не затрепетал и отреагировал вполне равнодушно.
— Звонок предназначался мне, сэр. Его сиятельство желает, чтобы я немедленно посетил его в его конторе.
— Он хочет видеть именно вас?
— Да, у меня сложилось такое впечатление, сэр.
— А зачем, он не сказал?
— Нет, сэр. Заметил только, что дело не терпит отлагательства.
Я задумался, жуя рыбку. По-видимому, тут могло быть лишь одно объяснение.
— Знаете, что я думаю, Дживс? Не иначе как он попал в какую-то переделку и нуждается в вашем совете.
— Возможно, что так, сэр.
— Держу пари, что так. Он, конечно, наслышан о ваших выдающихся способностях. Не могло же так быть, чтобы вы оставались в тени вечно. Оказывая всем нуждающимся направо и налево щедрую помощь и поддержку, вы неизбежно должны были приобрести некоторую славу, хотя бы в семейном кругу. Хватайте шляпу и гоните лошадей. Буду с нетерпением ждать вашего отчета. Какая сегодня погода?
— Погода весьма хорошая, сэр.
— Солнышко сияет, и все такое?
— Да, сэр.
— Так я и думал. Потому-то я сегодня и полон бодрости. Пожалуй, выйду прогуляться. Скажите мне, — попросил я, угрызаясь, что вынужден был проявить непреклонность в деле со Стипл-Бампли, и желая вернуть в его жизнь ту светлую радость, в которой ему отказал, лишив его общества местных рыб, — нет ли чего-нибудь такого, что я мог бы для вас сделать в городе?
— Как вы сказали, сэр?
— Может быть, какой-нибудь небольшой подарок?
— Вы чрезвычайно добры, сэр.
— Пустяки, Дживс. Просите что хотите. Не стесняйтесь.
— Недавно вышло новое научно комментированное издание трудов философа Спинозы, сэр, и коль скоро вы так щедры, я был бы рад получить его.
— Вы его получите. Оно будет без промедления доставлено к вашему порогу. Фамилию автора не перепутали? Спиноза — это точно?
— Точно, сэр.
— Странная какая-то фамилия. Но вам, конечно, виднее. Спиноза, значит? Отмечен Книжным клубом как лучшая книга месяца?
— Насколько я знаю, нет, сэр.
— Первый раз слышу про писателя, который не отмечен
Книжным клубом. Ладно. Займусь этим незамедлительно.
И собрав воедино шляпу, перчатки и аккуратно свернутый зонт, я вышел из дома.
По пути к магазину книжной продукции мысли мои, как вы сами понимаете, снова обратились к таинственному звонку старика Уорплесдона. Меня разбирало любопытство. Никак не мог представить себе, что за неприятность могла случиться у такой солидной личности, как он.
Когда полтора года назад до меня из хорошо осведомленных источников дошло известие, что тетя Агата, вдовевшая на протяжении долгого времени, вздумала вторично рискнуть на законный брак, моей первой эмоцией, естественно, была жалость к самоуверенному бедняге, который рискует пойти с ней к алтарю, — ведь это, как вы, конечно, знаете, моя злая тетка, та, что ест бутылочное стекло и в полнолуние приносит человеческие жертвы.
Но затем стали поступать свежие подробности, и оказалось, что сей горький жребий достался не кому-нибудь, а лорду Уорплесдону, пароходному магнату, и тут мое сострадание сильно пошло на убыль. Я понял, что положение складывается неоднозначное. Даже если в конце концов он у нее и научится прыгать через обруч, победа достанется тете Агате отнюдь не без боя.
Ибо он и сам был малый не промах, этот лорд Уорплесдон. Я знал его, можно сказать, всю свою сознательную жизнь. Это он в пятнадцать лет, — то есть это мне было пятнадцать лет, понятное дело, — застав меня на конюшенном дворе курящим его самые дорогие сигары, гнал меня с хлыстом в руке целую милю по пересеченной местности. И хотя с годами отношения наши, естественно, стали более сдержанными, стоило мне вспомнить о нем, и у меня обязательно бежали мурашки по коже. Окажись я перед выбором между ним и гиппогрифом в качестве спутника в пешем походе, я бы, ни минуты не колеблясь, избрал гиппогрифа.
Трудно было представить, чтобы такой железный человек вынужден был слать Дживсу сигналы бедствия, и я уже воображал компрометирующие письма в руках у алчной блондинки, когда достиг цели своего путешествия и принялся выполнять взятое на себя обязательство.
— Доброе утро, — проговорил я. — Мне нужна книга.
Надо бы мне, конечно, сообразить, как это глупо — говорить, что тебе нужна книга, если явился в книжный магазин. Этим только озадачишь и напугаешь местное население. И действительно, занюханный старикашка, который вышел из угла, чтобы обслужить меня, прямо вздрогнул.
— Книга, сэр? — переспросил он с плохо скрываемым удивлением.
— Спиноза, — уточнил я. Он отшатнулся.
— Вы сказали, Спиноза, сэр?
— Вот именно. Спиноза.
По-видимому, он решил, что, если мы потолкуем с ним об этом как мужчина с мужчиной, можно будет в конце концов прийти к обоюдоприемлемому варианту.
— Вы не имели в виду «Спинки и свинки», сэр?
— Нет.
— А не может это быть «Отравленная булавка»?
— Нет, не может.
— Или «С ружьем и фотоаппаратом по дикому Борнео»? — набавил он слов.
— Спиноза, — твердо сказал я, держась своей линии. Он горько вздохнул, понимая, что ситуация вышла из-под его контроля.
— Пойду взгляну, есть ли у нас экземпляры, сэр. А вы пока посмотрите, может быть, все-таки вы имели в виду вот это? Говорят, очень возвышенное сочинение.
И потопал, озадаченно твердя себе под нос: «Спиноза, Спиноза», а меня оставив с какой-то книженцией в руке.
Я взглянул: сразу видно, гадость. Называется — «Сплин и роза». На обложке какая-то дамочка с зеленым лицом, нюхающая фиолетовую лилию. Я уже собрался отшвырнуть ее и пойти на розыски упомянутой «Отравленной булавки», как вдруг слышу, кто-то у меня за спиной произносит: «Бог мой! Берти!». Оборачиваюсь и вижу, что этот звериный вопль испустила высокая молодая особа властной наружности, незаметно подкравшаяся ко мне сзади.
— Господи ты Боже мой! Берти! Ты ли это?
Я всхрапнул и попятился, как испуганный мустанг. Передо мной была дочь старика Уорплесдона Флоренс Крэй.
А почему я так всхрапнул и попятился при виде ее, сейчас объясню. Я решительно не признаю таких историй, где люди топчутся туда-сюда, хватаются за голову и что-то сильно переживают, а в чем дело, не поймешь, и так до самой последней главы, когда объяснение дает следователь.
Коротко говоря, появление этой барышни так подействовало на меня по той причине, что когда-то давно мы были с ней помолвлены, и даже не так уж и давно. И хотя все тогда кончилось благополучно, дело расстроилось, и в последнюю минуту я все же был спасен от эшафота, но это было, можно сказать, совершенно чудесное спасение, и память до сих пор осталась свежа. Одно упоминание ее имени приводило меня в такую дрожь, что требовалось немедленно пропустить стаканчик или два. Словом, вы легко поймете, каково мне было вот так, нос к носу, столкнуться с нею во плоти.
Я покачнулся, как ива на ветру, тщетно ища подходящую реплику для начала разговора.