Страница 106 из 157
— Совершенная правда, — ответил он. — И пожалуйста, больше никаких обсуждений и пререканий по этому поводу. Я поступил, как счел правильным, и вопрос исчерпан. Молчите, тетя Дафна. Тоном ниже, тетя Эммелина. Тихо, тетя Шарлотта. Воздержитесь, тетя Гарриет. Тетя Мертл, возьмите носок и употребите его как кляп. Расшумелись, ей-богу, никто не поверит, что я тут хозяин дома и глава семьи, и что мое слово — закон. Вам, может быть, неизвестно, а вот в Турции за такое нарушение субординации, всякие там попытки приказывать хозяину дома и главе семьи, вас давно бы уже задушили тетивой и вышвырнули в воды Босфора. Тетя Дафна, я вас предупредил. Еще раз вякнете, тетя Мертл, и я лишу вас карманных денег. Так, — сказал Эсмонд Хаддок, добившись наконец тишины. — Теперь вот что. Я поддержал матримониальные намерения Гертруды потому, что тот, кого она полюбила, — прекрасный человек. Мне это известно непосредственно от его сестры Коры-Тараторы, которая отзывается о нем самым наилучшим образом. Да, и кстати сказать, пока я не забыл, его сестра Таратора и я, мы тоже собираемся пожениться. Правильно я говорю?
— До мельчайших подробностей, — подтвердила Таратора, глядя на него сияющими глазами. Казалось, ей бы сейчас столик и фотографию в рамочке, и она бы запела знаменитый романс «Мой герой».
— Ну, будет, успокоились, — миролюбиво произнес Эсмонд, когда замерли вопли присутствующих. — Нет никаких причин расстраиваться. Вашу жизнь, мои старушки, это нисколько не затронет. Вы как жили здесь, так и будете жить, если, по-вашему, это можно назвать жизнью. Единственно только, в вашем распоряжении станет одним Хаддоком меньше. Я намерен сопровождать мою жену в Голливуд. Ну, а когда она отработает там свой контракт, мы поставим себе избушку где-нибудь в деревенской местности и будем растить свиней, коров и так далее. Кажется, я все предусмотрел?
Тараторка ответила, что да, все.
— Отлично, — сказал Эсмонд. — В таком случае, как насчет небольшой прогулки ночью при луне?
И он повел Тараторку через распахнутую дверь в сад, обнимая ее и целуя по ходу движения, а я бочком, бочком вышел в холл и поднялся по лестнице к себе в комнату. Можно было, конечно, при желании еще остаться поболтать с тетями, но мне почему-то не хотелось.
ГЛАВА 27
Первое, что я сделал, очутившись в уединении, это взял карандаш с бумагой и подвел общий баланс, а именно:
Разлученные сердца:
1. Эсмонд
2. Тараторка
3. Гасси
4. Мадлен
5. Полицейский Доббс
6. Куини
7. Китекэт
8. Гертруда
Воссоединенные сердца:
1. Эсмонд
2. Тараторка
3. Гасси
4. Мадлен
5. Полицейский Доббс
6. Куини
7. Китекэт
8. Гертруда
Все сошлось одно к одному, без сучка и задоринки. Никаких повисших концов, никаких остатков. Скупо, по-мужски вздохнув, — ибо ничто так не трогает душу порядочного мужчины, как соединение разлученных любящих сердец, особенно весенней порой, — я отложил письменные принадлежности и уже было улегся в постель, как вдруг, мерцая и вея, явился Дживс.
— А-а, Дживс, привет, привет, — сердечно встретил я его. — Я как раз подумал, не заглянете ли вы. Знаменательная ночь, а?
— Чрезвычайно, сэр.
Я показал ему подведенный баланс.
— Как по-вашему, тут все точно?
— Все, сэр.
— Приятно сознавать, а?
— В высшей степени, сэр.
— И это все опять благодаря вашим неутомимым стараниям.
— Спасибо на добром слове, сэр.
— Ну, что вы, Дживс. Заносим на доску ваш очередной триумф. Признаюсь, была минута, когда вы засвидетельствовали алиби Гасси, я уж было усомнился, правильно ли вы поступаете, мне показалось, будто вы подставляете Китекэта. Но потом, по здравом размышлении, я понял, в чем ваш замысел. Вы решили, что если Китекэту будет угрожать тюремное заключение, Гертруда Винкворт забудет обиды и сплотится вокруг него, ее нежное сердце растает от его страданий. Я прав?
— Совершенно, сэр. Поэт Вальтер Скотт…
— Отложите на минуту поэта Вальтера Скотта, иначе я потеряю нить рассуждений.
— Хорошо, сэр.
— Но я догадался, на что вы хотели сослаться: «О женщина, когда нам хорошо…» Угадал?
— Именно так, сэр. «Изменчива, капризна, прихотлива. Но чуть…»
— «Но чуть беда обрушится на нас — на помощь ангелом стремится к нам тотчас».[102] И так далее. На Вальтере Скотте меня не подловите. Эту вещь я тоже декламировал в юности. Сначала «Наступление легкой кавалерии», или «Бена Воина», а потом под гром оваций на бис — из Вальтера Скотта. Да, о чем же я говорил?.. Ну, вот, теперь я не могу вспомнить, о чем говорил. Я вас предупреждал, чем кончится, если вы повернете разговор на поэта Вальтера Скотта.
— Вы говорили о примирении между мисс Винкворт и мистером Перебрайтом, сэр.
— А-а, ну да, конечно. Я понял, что вы, изучив психологию индивидуума, предугадали такое развитие событий. И знали, что серьезная опасность Китекэту так и так не угрожает. Не будет же Эсмонд Хаддок бросать за решетку родного брата своей возлюбленной.
— Вот именно, сэр.
— Нельзя же одной рукой помолвиться с девушкой, а другой — упечь на тридцать суток ее брата.
— Разумеется, нет, сэр.
— И вы своим тонким умом предвидели, что это даст повод Эсмонду Хаддоку бросить вызов теткам. Он был так бесстрашен и тверд, просто заглядение, верно?
— Бесспорно, сэр.
— Приятно сознавать, что теперь дни с Тараторкой пойдут к алтарю, а? — Я замолчал и с подозрением взглянул на Дживса. — Вы вздохнули?
— Да, сэр.
— Почему?
— Я подумал о мастере Томасе, сэр. Объявление о помолвке мисс Перебрайт было для него жестоким ударом.
Но это пустячное побочное обстоятельство не могло омрачить мое настроение.
— Не сострадайте ему понапрасну, Дживс. У юного Тоса неунывающая натура, он скоро оправится. Даже если Таратору он потерял, все равно остались еще Бетти Грейбл, Дороти Ламур и Дженнифер Джонс.
— Как я понимаю, они замужние дамы, сэр.
— Тосу от этого ни горячо, ни холодно. Он все равно будет добывать у них автографы. Я вижу перед ним светлое будущее. Или, вернее, — уточнил я, — сравнительно светлое. Потому что сначала ему предстоит объяснение с мамашей.
— Оно уже состоялось, сэр. Я выпучил на Дживса глаза.
— То есть как это?
— Первоначальной целью моего прихода сюда в столь поздний час, сэр, было уведомить вас, что ее милость находится внизу.
Я вздрогнул всем существом от бриллиантина на волосах до ваксы на ботинках.
— Кто? Тетя Агата?
— Да, сэр.
— Здесь, внизу?
— Да, сэр. В гостиной. Ее милость приехала несколько минут назад. Оказывается, мастер Томас, чтобы мать не волновалась, отправил ей письмо с сообщением, что он жив и здоров, но, к несчастью, почтовый штемпель «Кингс-Деверил» на конверте…
— О, проклятье! И она примчалась сюда?
— Да, сэр.
— И..?
— Произошла довольно неприятная сцена между матерью и сыном, в ходе которой мастер Томас имел неосторожность…
— Назвать мое имя?
— Да, сэр.
— Проболтался?
— Да, сэр. И я подумал, не сочтете ли вы уместным в данных обстоятельствах незамедлительное бегство вниз по водосточной трубе? В два пятьдесят четыре есть удобный «молочный» поезд. Ее милость выражала желание увидеться с вами, сэр.
Не буду обманывать читателей и утверждать, будто в первую минуту я не струсил. Струсил, как миленький, и сразу же. Но потом в меня словно бы влились свежие силы.
— Дживс, — проговорил я, — это дурная весть, но она пришла в тот миг, когда я готов ее услышать. Я только что был свидетелем того, как Эсмонд Хаддок дал по мозгам пятерым теткам сразу, и после такого зрелища не подобает Вустеру задрать лапки кверху перед всего лишь какой-то одной теткой. Я чувствую себя сильным и решительным, Дживс. Сейчас спущусь и натравлю на тетю Агату Эсмонда Хаддока. А если дела примут слишком крутой оборот, я всегда могу позаимствовать вашу дубинку-свинчатку, ведь так?
102
Из поэмы В. Скотта «Мармион» (1808). Песнь 6, ст. 30.