Страница 42 из 54
-…Хорошо, но вот другой пункт, где говорится о провианте и квартирах для войск. На сколько, когда и по каким расценкам все это будет предоставляться русским войскам?– Стефан сидел за столом напротив меня, оживленно выпрашивая у фельдмаршала дополнительные разъяснения по поводу пунктов договора.
«Отвлекся я немного, хотя думается ничего полезного, я пока не услышу, так что наоборот размышления мои ничуть не уступают по значимости этой беседе,– усмехаюсь про себя, прислушиваясь к объяснениям фельдмаршала… нет Прохора. Интересно, что он скажет».
-Думается мне, что этот вопрос будет решаться каждый раз заново, дабы не было каких-либо неточностей и обид друг к другу,– улыбнулся Прохор.
-Раз так, то ладно,– успокоился посол.– И последний пункт, по поводу соблюдения законов Русского царства и торговли. Мой господин, князь Кантемир согласен на открытие границ для купцов, однако не понимает, как может случиться так, что ваше величество требует от него соблюдения русских законов на молдавской земле.
-А вот это, господин посол нужно в первую очередь именно вам, всем аристократам и помещикам, ибо защитить я смогу только тех людей, которые следуют букве русского закона, если же твой господин этого не понимает, то мне жаль потраченного времени. Достаточно того, что Молдавия будет иметь статус автономии, хотя видит бог, я не хотел бы этого, но в силу сложившихся обязательств со стороны моего покойного батюшки, готов пойти и на это. Однако отдавать все княжество, не получая от него ничего взамен было бы большой глупостью с моей стороны, ведь получается, что освобождаясь от ярма Турции князь получает всю полноту власти, да к тому же может рассчитывать на русские войска в случае каких-либо волнений или войны. И вместе с этим никаких обязательств княжество не получает, разве что чисто эфемерные, которыми может быть Россия и не воспользуется ни разу. Не кажется ли вам, Стефан это несколько неправильным?– с насмешкой гляжу на притихшего посла, Шереметьев глядит на меня, будто первый раз видит, Прохор же наоборот, словно так и должно быть, Михаил Нарушкин вообще никак не выказал своей реакции – каменный истукан.
-Понимаете, ваше величество…– прохрипел молдавский посол.
-Понимаю, уважаемый посол, я все прекрасно понимаю, так что-либо вы подписываете договор и довольствуетесь той свободой, о которой и не надеялись мечтать или мы будем действовать без вашей помощи. Которой, насколько мне известно, итак не много, но от которой я бы не отказался. Решайте Стефан, от вас сейчас зависит очень многое…– гляжу в глаза Луки, в них только непомерное удивление и какая-то надежда.
-Мой господин подпишет договор,– поклонился посол, после минуты раздумья.
-Что ж, тогда как только конная дивизия князя Меншикова пересечет границу Молдавии, я жду твоего господина у себя в лагере для принесения вечной клятвы верности всего его рода.
-Как будет угодно вашему величеству. Позвольте откланяться, такие важные вести следует передать как можно скорее.
Получив разрешение, посол в сопровождении десятка охранников отбыл из нашего лагеря, не видя, как сотни драгун выстраиваются в походный порядок…
*****
Май 1711 год от Р. Х.
Предместья Фальчи. Княжество Молдавия.
Государь Всея Руси Алексей Второй.
-Нет! Я сказал не бывать этому!– меня трясло от ярости.– Ты хоть представляешь, что мне предлагаешь, митрополит?! Да за такое на дабу отправить не жалко!
-Но, государь, ваш батюшка, да упокоит его душу святой апостол Петр, сам приказал собрать все тайные и явные записи в монастырях и сжечь их, показав сначала ему самому,– митрополит Рязанский, бывший совсем недавно местоблюстителем патриаршего престола спокойно стоял передо мной, пытаясь оправдаться.
-Не верю, Стефан! Не могло этого быть, не таков мой отец!– чуть ли не рыча, перебиваю его.
-Тогда как понимать этот тайный приказ, царь-батюшка? Ну не самому же мне вожжа под хвост попала, и я по глупости сие действо учинить пытаюсь?
-Ты хоть понимаешь, митрополит, что ты мог сделать? Ты понимаешь, что для наших потомков это бесценно?!– в руке у меня аккуратной стопочкой лежали копии древних записей Холопьего монастыря на реке Мологе.
-Не нужно это знание русскому народу, царь, только смуту в умы рабов твоих верных посеешь,– непреклонно сказал Стефан Яворский.
-Что? Да, ты видимо с ума сошел раз считаешь, что гордость за свой народ может помешать этому народу жить и процветать!? Да, ты понимаешь, что в этой летописи* указан (!) город который был задолго до всяких там берлинов и лондонов! Ты хочешь, чтобы мы отбросили три с половиной тысячи лет, нет, даже четыре тысячи просто так?– тихо спрашиваю Яворского, переходя на более мягкий тон.
-Да, царь, именно так. Надо уничтожить это!– чуть громче сказал митрополит, указывая пальцем на копии в моих руках.– А потом и всех монахов убить, сжечь рассадник этой мерзости! Народ должен быть послушным, а не гордым! Как ты сможем управлять гордецами, государь, если они чести своей знать не будут, а только гонор свой выказывать?!
-Это ты, рассадник мерзости, митрополит, ты хуже схизматиков проклятых, и хуже мусульман, они хотя бы в открытый бой идут с именем Аллаха на устах,– грустно улыбаюсь ему.– Ты же… ты намного хуже. Да твои богохульные слова про Богородицу чего только стоят. Думал я, что одумаешься ты, ставленник отца моего, да видит бог, стало только хуже.
-Так надо, царь, так надо! Русский мужик должен виниться и каяться, силы своей настоящей не понимать, чтобы управлять им было сподручнее, дергать за ниточки и смеяться над ним, потому как он холоп и раб!!
-Нет! Не бывать этому! Запалили, вывели под корень целые селища, под проклятых еретиков-схизматиков Мой народ положить хотите?! Так вот что я скажу тебе митрополит: Хрен вам всем! Я лучше вас всех на дыбах развешу и воронью на поживу оставлю, чем допущу таких как ты властвовать, над нашими бессмертными душами,– ярость, успокоившаяся было до времени, заново поднялась из глубин души, требуя выхода.
-Поздно, царь, уже поздно, что либо менять, твой батюшка сам хотел этого и сделал первые шаги к уничтожению прошлого столь непокорного народа!– усмехнулся митрополит.
-Что ж, раз батюшка сделал столь непотребное дело, то мне как его сыну надо его исправить!– встаю с трона, поглаживая подбородок, с недельной щетиной.
Не торопясь, легонько хлопаю в ладоши, так чтобы звук получился едва слышным. Не понимая что я делаю Стефан хмурится, смотря в мои глаза. Между тем из-за портьеры вышло трое лейб-гвардейцев в темно зеленых мундирах войскового покроя с позолоченными портупеями и голубыми аксельбантами. Слева на поясе у каждого висели сабельные ножны, а справа болтался принятый как основное оружие любого офицера – обрез. На головах вместо глупых и никому не нужных треуголок были черные береты, такие же, как у витязей, только кокарда была не с вставшим на задние лапы медведем, а с двуглавым орлом, держащим в своих лапах скипетр и державу.
-Возьмите его ребята, проведите в Митрофану, расспросите хорошенько, кто там такой прыткий выискался, что решил так сильно роды славянские обрубить? А потом ко мне на доклад…
Митрополит, не понимая в чем дело посмотрел на лейб-гвардейцев с недобрыми усмешками подходящему к нему. Приказ и долг превыше всего!
-Что здесь происходит?! Ты не посмеешь! Это ведь я помог тебе возвести твоего вы…– побледнев Стефан Яворский сделал шаг назад, хватаясь за нательный крест обоими руками, будто бы ища спасение в золотом распятии.
Не давая митрополиту отойти от шока, один из лейб-гвардейцев медленно вытащил из-за пояса небольшую дубинку, обшитую льняными полосами, позволяющими «смягчить» удар, при этом гарантировано оглушая и дезориентируя противника. Такого пренебрежения к собственному сану митрополит не выдержал и с тихим всхлипом развернулся, попытавшись броситься к двери, однако сержант лейб-гвардии Протасов без размаха ударил Яворского по затылку, оттягивая навершие чуть-чуть вниз, проводя удар по скользящей…